Проект «Феникс»
Шрифт:
— Разрешите познакомить вас с ГАТАЦА, — сказал в этот момент Лемуан. — Такое имя мы пока, на время, дали патогенному биологическому агенту, который обнаружен в тканях организма Феликса Ламбера. Речь идет о древнем атавистическом ретровирусе, который слегка мутировал, — именно после мутации он и стал таким, каким вы видели его на бумаге. Основываясь на том, какие изменения были обнаружены при аутопсии Феликса Ламбера, можно сделать вывод о том, что ГАТАЦА постепенно, очень медленно и безболезненно, наводняет клетки человеческого тела (главным образом — клетки мозга). Процесс это весьма длительный, он занимает долгие-долгие годы, примерно как в случае с ВИЧ. И только тогда, когда человек, невольно оказавшийся владельцем ретровируса, достигнет зрелости, скажем, лет двадцати, патогенный
У Шарко пересохло в горле, он, покривившись, допил кофе и спросил:
— А что, это заразно?
— Этот вирус не передается ни воздушно-капельным путем, ни при непосредственном контакте с владельцем. Передается ли он половым путем? Пока мы об этом ничего не знаем. Одинаково или по-разному он ведет себя в организме мужчины и в организме женщины? Тоже не знаем. Мы не знаем даже того, когда и каким образом ГАТАЦА проник в организм Феликса Ламбера. Подцепил он его во время полового акта? А может быть, ему ввели этот ретровирус? Когда? Где? И — кто создатель ГАТАЦА? Если верить книге Тернэ, носителем этого вируса был Грегори Царно, оттуда же известно, что им поражены еще пять человек. При этом неизвестно, кто это, и непонятно, почему именно они. Понадобятся недели, если не месяцы, чтобы найти ответ на все эти вопросы. Но только представьте, какой ущерб человечеству может нанести этот ретровирус, если он передается от человека к человеку при каждом половом акте! Число зараженных в таком случае может расти по экспоненте. — Лемуан отдал Шарко листки распечаток. — Ваши открытия тут основные, самые важные. Та форма последовательности, которой вы нас снабдили, выглядит как изначальная, еще не мутировавшая. Возможно, она еще опаснее, возможно, она еще более жестока, возможно, она еще быстрее распространяется… Сегодня люди умеют создавать вирусы, культивировать их. И вот теперь, когда мы своими глазами видим, на что способен ГАТАЦА, представьте себе, каким чудовищным оружием он может стать в руках человека, который владеет, так сказать, методом эксплуатации такого доисторического вируса, способом его встраивания в генетический код.
— Так, чтобы люди даже и не знали, что им привнесли?
— Ну да. И распространяли ретровирус дальше при сексуальных контактах или эндогенно.
— Вы имеете в виду — от родителей к детям?
— И дальше, и с огромной скоростью, так что через несколько поколений могут оказаться заражены все. Люди станут умирать в двадцать-тридцать лет, опьяненные собственной жестокостью. Комиссар, расскажите нам все, что знаете, мы свяжемся с министром здравоохранения, мы начнем в срочном порядке новые исследовательские программы. Я кожей чувствую, что надо действовать максимально быстро. Чем больше проходит времени, тем сильнее мы рискуем, ведь кто-то же контролирует распространение этого вируса!
— Расскажи все, что знаешь, — повторил за ученым Белланже. — Тебе все объяснили, теперь твоя очередь — ответь нам тем же.
Шарко размышлял, он никак не мог прийти в себя. Ему надо быть предельно осторожным. Ни Белланже, ни Лемуан, ни остальные полицейские ничего не знают о расследовании, которое ведет Люси. Они ничего не знают о краже мумии кроманьонца, о кассете, о «Фениксе», об амазонском племени, о глубоком зондировании прошлого Тернэ, о матерях, которые умерли в родах. Сколько он может рассказать обо всем об этом, не рискуя причинить вред Люси? А с другой стороны, разве он имеет право держать это все при себе? В опасности люди — и одному Богу ведомо, сколько таких людей!
Он быстро окинул взглядом три стопки распечаток. Слева — кроманьонец с оригинальной версией вируса, пока чистой. Посередине Ламбер
Стало быть, тут представлены три разные эпохи. Но как это возможно, если учесть, что Ламберу не исполнилось и двадцати пяти?
Цепь времен,пришло ему внезапно на ум. Цепь времен из трех звеньев: кроманьонец, современный цивилизованный человек и между ними — уруру.
Это было как озарение, он сразу же понял.
Он провел по лицу рукой и вздохнул.
— Ни Феликс Ламбер, ни Грегори Царно не подцепляли этого вируса, — прошептал он. — И никто им его не вводил. Нет. Эта дрянь уже была в обоих, когда они появились на свет. Они получили ее от родителей, а те, в свою очередь… — Шарко замолчал и посмотрел шефу прямо в глаза: — Дайте мне еще несколько часов, мне надо кое-что проверить. А потом я все объясню, честное слово.
— Шарко, я…
Не дав начальнику возможности закончить фразу, комиссар повернулся к Лемуану:
— Вот это — последовательность нуклеотидов мужчины-кроманьонца, которому тридцать тысяч лет. Позвоните в Лион, в Европейский институт функциональной геномики, там получите ответы на все ваши вопросы.
После этого он повернулся, чтобы уйти, но через пару шагов остановился:
— Скажите, а может этот мутировавший вирус сделать человека левшой?
Биолог задумался, и его, кажется, тоже осенило.
— Ламбер был левшой, как Царно, и, значит, вы думаете… — Он опять немножко подумал и сказал: — Да, вполне возможно. Недавние исследования доказали, что существует ген, связанный с леворукостью, но для того, чтобы вам легче было разобраться, я должен рассказать вам о хромосомных транслокациях и…
Но Шарко уже не слушал, он развернулся и быстро скрылся в коридоре.
55
Педро умел читать книгу джунглей. Он чуял грозящую опасность, будь то насекомое, змея или паук… Он четкими, точными движениями разрубал с помощью мачете путаницу ветвей впереди, открывая путь, о существовании которого и помыслить было невозможно. Их маленькая группа углублялась в гущу тропического леса — ружья в руках, дорожные мешки за плечом. Джунгли словно подталкивали их, теснили со всех сторон, зажимали, вот-вот сожрут. Нескончаемые стебли бамбука вставали перед ними барьером, каучуковые и тиковые деревья вывешивали перед ними свои вяло растекающиеся паруса. Пройти на судне по этой топи было невозможно, приходилось десятками метров шагать по колено в стоячей воде. Люси вся вымокла. По лбу, спине, шее стекал ручьями пот. Каждый вдох сжигал легкие, — казалось, будто вдыхаешь нашатырный спирт. Педро продырявил ножом новенькие кожаные ботинки, чтобы вода не только попадала туда, но и вытекала и чтобы не образовывались волдыри. Его взгляд перебегал с места на место, выискивая темные завитки сплетений. Вот он пригнулся, всматриваясь в толстые лианы, протянувшиеся вдоль черных стволов.
— Поглядите! Они перерезаны!
Он сделал еще несколько шагов, указывая на свежие надрезы. Здесь начиналась узенькая, едва заметная, совершенно неожиданная тропинка.
— Это так называемая индейская дорога: след, оставленный в джунглях. Нет сомнений — уруру рядом.
Люси, встревожившись, осмотрелась, но в радиусе десяти метров не увидела ничего, даже синева неба пропала, скрытая густой зеленью.
— Мы не станем особенно удаляться от катера: через два часа стемнеет. Чувствую, что они появятся еще засветло, потому пройдем вперед еще немножко, сколько успеем.
Соблюдая максимум предосторожностей, они двинулись дальше. Ветки и листва стонали, кряхтели, вздыхали им вслед. Люси пришло в голову, что джунгли похожи на человеческий мозг: огромная сеть взаимосвязанных элементов, которые обмениваются сигналами, соединяются одни с другими.
Наконец они добрались до более или менее свободного пространства. Внизу журчала вода, и ею было пропитано все, даже кора деревьев. Люси остановилась перевести дыхание. Ей казалось, что болит каждая клеточка ее тела. Едва они отошли от Рио-Негро, москиты и другие кровососущие стали нападать целыми тучами.