Проект «Ковчег». Воздушные рабочие войны. Часть 2

Лифановский Дмитрий

– Умаялась, девочка, – нежно произнес он.

– Умаялась, – согласился Лямин, – Лех, – не по уставу обратился он к командиру, – продержимся?

Тихонов как-то невесело посмотрел на старого, еще с Халхин-Гола товарища:

– Не знаю, Вань. Ладно, вы тут не геройствуйте, особо, – сказал, лишь бы только что-то сказать Тихонов, – Васька-то как?

– Как видишь, – махнул рукой Иван. – В госпиталь ему надо.

Алексей хотел было что-то ответить, но лишь молча кивнул головой и скрылся за зарослями можжевельника.

Шутцманы до вечера в атаку так и не пошли, а едва стало смеркаться воздух прорезал знакомый вой и на склоне начали рваться мины. «Ну, вот и все!» – обреченно подумала Зоя. От мин им спрятаться негде. Неглубокие

расщелины в скалах укрытие слабое. И словно подтверждая ее мысли, болезненно вскрикнув уткнулся лицом в камни Ваня. А буквально через несколько секунд обожгло болью бок и спину самой Зои. По телу тут же растеклась предательская слабость.

– Хрен вам! – прошептала девушка, и, выставив наружу автомат, открыла стрельбу. Просто наугад, что бы отогнать врага. К ее радости, немного погодя к ней присоединился автомат Лямина. Жив Ваня! Мины рваться прекратили и над склонами повисли осветительные ракеты, а по скалам защелкали пули. Зоя стреляла, выпростав руку с автоматом из расщелины наружу. Она слышала, как тяжело сипит под ней Сиротинин, на которого она навалилась, закрывая товарища от мин, но сползти, откатиться с него уже не было сил. А еще жутью наваливалось понимание того, что гранатой воспользоваться она не сумеет. Просто не сможет вытянуть кольцо. И застрелиться не получится, руки уже не слушались. Палец судорожно жал на спусковой крючок, но выстрелов уже не было, кончились патроны. И заменить магазин никак! Она смотрела в темное крымское небо, а по лицу катились слезы. Только бы не плен! Ну, пожалуйста! Ну, дай мне умереть! Она неистово молилась неизвестно кому, прося о смерти. А она все не приходила и не приходила. Вот над ней промелькнула какая-то тень, и глаза резануло резким светом. От этого перепада между тьмой и светом стало нестерпимо больно и она потеряла сознание, так и не увидев, как по позициям шутцманов прокатились разрывы бомб, а атакующих полицаев буквально смело очередями крупняка из зависшего над ней вертолета.

[i] Родион Яковлевич Малиновский (10 (22) ноября 1898, Одесса, Одесский уезд, Херсонская губерния, Российская империя – 31 марта 1967, Москва, РСФСР, СССР) – советский военачальник и государственный деятель. С декабря 1941 по июль 1942 Командующий войсками Южного фронта.

[ii] Шуцманшафт (шутцманшафт нем. Schutzmannschaft), сокр. шума (нем. Schuma), от шуцман (шутцман нем. Schutzmann – сотрудник охранной полиции в Германии до 1945 года) – «охранные команды», особые подразделения, первоначально в составе вспомогательной полиции нацистской Германии на оккупированных территориях в годы Второй мировой войны, карательные батальоны, действовавшие под непосредственным командованием немцев и вместе с другими немецкими частями. Как правило, формировались из местного населения и военнопленных. Позднее на базе отдельных батальонов были сформированы части Ваффен СС.

Члены шуцманшафтов носили немецкую военную форму, но с особыми знаками различия (Schutzmannschaft der Ordnungspolizei – SchuMa 1943 – 1945), на рукаве имели нашивку с надписью «Treu, Tapfer, Gehorsam» – «Верный, Храбрый, Послушный».

Первые батальоны «Шума» стали создаваться немцами в конце июля 1941 года. К концу 1942 года численность «шума» достигла примерно 300 тысяч человек, организованных в батальоны, а также служивших на различных отдельных должностях.

Шуцманшафты разделялись по этническому признаку. Всего было создано 26 эстонских, 41 латвийский, 23 литовских, 11 белорусских, 8 крымско-татарских и 71 украинский батальон шуцманшафта.

IV

Аэродром в Багерово корпус Стаина делил с 15-ой ударной авиагруппой Ставки ВГК под командованием генерал-майора Климова, немногословного, сурового мужика с неприветливым взглядом. Впрочем, вся неприветливость и суровость сразу куда-то делась, когда Иван Дмитриевич узнал, что замом у Сашки служит Яков Яковлевич Гуляев с которым они вместе служили в 1934-ом в авиаэскадрильи

особого назначения НИИ ВВС. Да и дислоцировались они в Люберцах, где был ППД корпуса. В общем, с хозяевами аэродрома у корпуса сложились нормальные, даже теплые отношения.

Работа не прекращалась ни днем, ни ночью. Днем с аэродрома взлетали штурмовики и истребители 15-ой авиагруппы, а ночь принадлежала девушкам из ночного бомбардировочного и вертолетчицам. Тяжелая, изнуряющая ночная работа. Взлет, бомбардировка, посадка, пополнить боекомплект и снова взлет. Под утро девчонки буквально вываливались из кабин своих самолетов. Не легче приходилось и вертолетчицам. Заброска в тыл к немцам разведывательно-диверсионных групп, доставка на передовую боеприпасов и медикаментов и эвакуация оттуда раненых бойцов. Приходилось иногда и поддерживать пехоту огнем своих крупняков и РС-ов. Просто чудо, что при такой интенсивной боевой работе девушки пока не понесли ни одной безвозвратной потери среди личного состава, что не скажешь о технике. Был сбит и упал в море недалеко от Феодосии вертолет Кати Юсуповой. Девочек подобрали наши моряки, но машина была потеряна. Сгорели в результате немецкого налета на аэродром два У-2. В других полках корпуса потери были серьезней. Особенно досталось истребителям и штурмовикам, но и работа у них была не в пример сложнее и опасней.

Сашка стоял на краю взлетного поля, задрав лицо к небу. Какое удивительное оно здесь на юге. Яркое, усыпанное мириадами звезд с белой, густой полосой млечного пути, чем-то напоминающей инверсионный след реактивного самолета. Неподалеку раздался нарастающий стрекот моторов, и в небо плавно поднялась пара бипланов. Подошла и молча встала рядом Бершанская. Так и стояли они, ничего не говоря и вглядываясь в звездное небо.

– Как тогда в Тобино, помнишь? Так же стояли, ждали, – нарушил их молчаливое созерцание Сашка.

– Помню, – кивнула Евдокия, закусив губу, – полгода не прошло, а кажется, так давно это было. С неба оставив за собой яркий росчерк, упала звезда. – Загадал?

– Что загадал? – недоуменно повернулся к Евдокии Сашка.

– Желание, – улыбнулась женщина, сверкнув в темноте белизной зубов.

– Зачем? – Сашка и правда не понимал, о чем его спрашивает Бершанская.

– Ты как будто тоже с неба свалился, командир. Поверье есть, если падает звезда, надо желание загадывать.

– Да? – Стаин пожал плечами, – Не знал.

– Мне порой кажется, что ты с другой планеты, – улыбнулась Евдокия, – Самых обычных вещей не знаешь.

И опять наступила тишина. Вдалеке послышался стрекот моторов, и две тени, зайдя на посадку покатились по траве аэродрома. Со стороны Евдокии послышался облегченный вздох. Как же хотелось и Стаину вот так же облегченно вздохнуть. Но рано. Он посмотрел на светящиеся зеленоватым фосфором стрелки командирских часов. Подарок Мехлиса. Странный человек Лев Захарович, жесткий, но и сентиментальный. В Москве перед отбытием сюда в Крым он зашел к Сашке, долго говорил ни о чем, выспрашивал как дела у него, у Вали, а потом сунул Стаину вот эти часы и уехал. Оказалось на фронт. Здесь уже довелось снова встретиться. Но не до разговоров было. Кивнули друг другу, перебросились парой слов и разошлись. Стаин к себе в корпус, а Мехлис в Севастополь.

До расчетного прибытия вертолетов с эвакуируемой группой Тихонова еще сорок минут. А скорее всего и того больше. На войне не бывает, чтобы все шло по плану. Чертовы нервы, чертово ожидание! Никак к нему не привыкнуть! Как там ребята?! Тихонов, Иса, Никифоров полетевший за ними? Зоя Космодемьянская? Надо же! Сама Космодемьянская служит у него в корпусе! Та самая! Он узнавал у Лаврентия Павловича после Белоруссии. Не было в этой истории с диверсиями под Москвой, вот и жива оказалась Зоя. Хорошо бы, чтоб до конца войны, до самой победы! Чтоб все живы были! Эх, не знал про звезду, а то загадал бы! Он с надеждой посмотрел в полное ярких точек мерцающее небо. Но как назло ни одна из них падать не собиралась.