Проект «Ковчег», Воздушные рабочие войны. Часть 1

Лифановский Дмитрий

– Знаете, Дмитрий Михайлович, – вывал его из воспоминаний тихий голос Махрова, – еще совсем недавно я был бы готов с Вами поспорить. Но события последнего года, – Петр Семенович задумался и поправил сам себя, – даже не года, лет, перевернули все мое мировоззрение.

Их беседу прервал резкий звук телефонного звонка. Поскребышев поднял трубку и, что-то выслушав, кивнул знакомцам на дверь:

– Товарищ генерал-лейтенант, господин Махров, проходите, товарищ Сталин ждет.

Два генерала, два бывших сослуживца, оказавшиеся когда-то по разные стороны баррикад, но сохранившие друг к другу взаимное уважение, а в сердце бесконечную любовь и преданность Родине одновременно встали и шагнули к двери. В проходе замешкались, не разобравшись, кому заходить первому, но Махров быстро отступил:

– Вы первый, Дмитрий Михайлович, не дело гражданскому

шпаку заходить к Верховному Главнокомандующему перед действующим боевым генералом. Это плохо заканчивается для страны, – горько усмехнулся он. Карбышев кивнул, соглашаясь, и открыл тяжелую дверь.

Сталин встретил их стоя у своего стола. Карбышев с Махровым зашли и встали у порога. Дмитрий Михайлович хотел отдать рапорт, но Сталин его остановил ,нетерпеливо взмахнув рукой:

– Не надо, Дмитрий Михайлович. Сегодня у нас разговор пойдет без чинов. Иосиф Виссарионович подошел к мужчинам и встал перед ними, пристально вглядываясь в лица. – Здравствуйте, Дмитрий Михайлович, господин Махров.

– Здравствуйте, товарищ Сталин.

– Здравствуйте, господин Сталин, – в унисон поздоровались генералы.

Сталин усмехнулся в усы:

– Давайте для удобства разговора, пока мы не разобрались кто господин, а кто товарищ, будем называть друг друга по имени отчеству, – на этой двусмысленной фразе оба генерала напряглись, что не осталось без внимания Сталина, но снимать напряжение Верховный не спешил. – Как добрались, спрашивать не буду, мне уже доложили. А пока прошу – он приглашающе махнул рукой в сторону стоящего у стены столика, вокруг которого уже были расставлены кресла, – почаевничаем, – в его глазах горели веселые искорки. Казалось, ему доставляет удовольствие наблюдать за растерянностью генералов. Садитесь, садитесь, – настойчиво повторил он, видя, что Махров с Карбышевым замешкались. Дмитрий Михайлович с Петром Семенововичем расселись. Сталин остался стоять. Подойдя к своему столу, он взял с него две папки и только тогда занял свое место за столиком. Тут же появился парень в форме госбезопасности и расставил перед собеседниками чашечки с ароматным янтарным напитком и вазочку с печеньем. – Пейте чай. Хороший чай. Грузинский, – радушно предложил Иосиф Виссарионович, с улыбкой, от которой у его визави по спине пробежали мурашки. Дождавшись, когда Махров с Карбышевым отхлебнут из своих чашек, Сталин вдруг посерьезнел. Веселье пропало из глаз, а взамен пришел стальной блеск. – Петр Семенович, господин Махров, мы знаем о Вашем письме, отправленном нашему послу Богомолову. К сожалению, как Вы знаете, оно не дошло до адресата. Но, тем не менее, дошло до тех, кому оно адресовалось. В письме Вы простите отправить Вас на фронт, соглашаясь даже воевать в звании рядового. Прежде, чем ответить на Вашу просьбу, я хочу, чтобы Вы с Дмитрием Михайловичем ознакомились с содержимым этих папок: – Сталин пододвинул генералам документы. Карбышев с Махров взяли в руки папки и вопросительно посмотрели на Сталина. – Читайте-читайте. Не торопитесь. Это очень важные документы. Петр Семенович с Дмитрием Михайловичем погрузились в чтение. А Сталин, пряча в усах ироничную улыбку, наблюдал за их мимикой, меняющейся на глазах. В папке лежали Указ Президиума Верховного Совета СССР и Приказ Наркома обороны о введнии в армии новых знаков различия – погон, и Указ о признании орденов и медалей, полученных до 7 ноября (25 октября) 1917 года наравне с советскими[iv].

Наконец, дочитав, мужчины с ошарашенным видом, переглянувшись друг с другом, уставились на секретаря ЦК ВКП(б), Председателя Совнаркома, Председателя ГКО и Наркома обороны СССР, человека в чьих руках на данный момент находилась практически абсолютная власть в стране. Первым пришел в себя Карбышев:

– А как на это посмотрят товарищи из Политбюро?

Глаза Сталина полыхнули огнем:

– На то, что Рабоче-крестьянская Красная армия является правопреемницей и продолжательницей победных традиций Русской армии, начиная с князя Александра Невского?! Хорошо посмотрят товарищи из Политбюро. А кто посмотрит плохо, посмотрим и мы, товарищи ли они нам, – в прошлой истории ярыми противниками официального признания наград царской России наравне с советскими были Хрущев и Каганович. – А что скажете Вы, Петр Семенович?

Махров, дрожащими от волнения руками закрыл и снова открыл папку с документами, потом посмотрев на нее непонимающим взглядом, отложил от себя.

– Это правда, – он взволнованно посмотрел

на Сталина и, встретив ироничный взгляд, пробормотал: – ну да, ну да, что это я. Простите гос… Извините, Иосиф Виссарионович. Махров задумался: – Я покривлю душой, если скажу, что вся русская эмиграция встретит эти приказы с радостью. Но большую часть вы на свою строну перетянете.

– Они захотят вернуться? – Сталин вперил желтые глаза в Махрова.

– Не думаю, – Петр Семенович замялся. – Не все. Побоятся. Даже если вы объявите амнистию.

– Амнистии не будет! – Сталин был категоричен, – Те, кто лил кровь народа, прощения не заслуживают.

– Почему тогда я еще не арестован? – удивленно воскликнул Махров, – Ведь я воевал против вас!

– Вы были штабным офицером и никогда не принимали участия в картельных акциях. Мы знаем о Ваших «оборонческих» позициях[v], причем в самом радикальном смысле – защита Отечества безо всяких условий. Если б не это, Вас сейчас здесь не было бы. Гражданская война величайшая трагедия нашего народа, раны от которой не затянуться еще долго, – да, он переосмыслил свое отношение к Гражданской войне. Не принял идеи и мотивацию противников, но понял ее. За эти несколько месяцев Сталину очень много пришлось обдумать и переосмыслить. И сейчас пришла пора действовать. Не стесняясь в средствах. И если на пути к спасению страны ему придется уничтожать своих соратников и прощать врагов, то так тому и быть! – И наша задача, чтоб шрамов от этих ран осталось, как можно меньше. Сталин задумчиво побарабанил пальцами по столешнице. – Что ж, ничего нового Вы мне не сообщили, примерно так мы с товарищами и думали. Даже если часть белой эмиграции не пойдут за Красновым и то ладно.

– Краснов сволочь! – вскинулся Махров, – большая часть эмиграции не просто не поддерживает его, но и резко осуждает!

– Нам от Ваших осуждений ни жарко, ни холодно, – жестко сказал Сталин, – Дмитрий Михайлович, – Верховный кивнул на Карбышева, – будучи контуженым, попал в плен к немцам и был готов пройти любые испытания, но Родину не предал. Хотя его уговаривали. Ведь уговаривали, Дмитрий Михайлович?

– Уговаривали, – кивнул головой Карбышев. После того, как его вытащили из немецкого лагеря, осведомленность Сталина его совсем не удивила.

– Вот видите, Петр Семенович. Товарищ генерал-лейтенант был готов умереть, но не перейти на сторону врага, Вы, из-за своего желания служить Отечеству в трудный для него час попали в концентрационный лагерь и если бы не заступничество Вашего друга Нисселя[vi], так там бы и остались. А вот Краснов, Шкуро, Султан Клыч-Гирей и прочее отребье ничтоже сумняшеся примкнули к походу Гитлера на восток, видимо не напившись русской крови в Гражданскую! Именно таким, как они не будет прощения! Никогда! И мне бы хотелось, Петр Семенович, чтобы Вы приложили все усилия, все Ваше влияние, для того, чтобы эти люди были осуждены в первую очередь такими же, как они бывшими офицерами.

– Офицеров бывших не бывает, господин Сталин! – Махров вскинул голову.

– Офицеры сейчас гибнут на фронте, защищая Родину! – возразил Сталин, – Давайте не будем вступать в полемику. Сейчас это не важно. Просто ответьте мне и Дмитрию Михайловичу, ни как главе государства и действующему генерал-лейтенанту армии, а как русский человек, русским людям, Вы готовы вернуться на службу и приложить все усилия там, куда вас направит Родина в лице советского правительства? – «советского правительства» Сталин подчеркнул голосом.

Махров встал и, одернув пиджак, вытянулся:

– Готов!

– Сядьте, товарищ Махров, – показал ему глазами на кресло Сталин. Товарищ Махров от такого обращение вздрогнул и плюхнулся на стул. – В Вашем решении я в принципе не сомневался. Поэтому и вызвал сегодня Вас обоих. Дмитрий Михайлович, Петр Семенович, у меня для вас есть очень важное, очень нужное для страны дело. Генералы внимательно смотрели на Сталина. Он, окинув их в ответ пристальным взглядом, продолжил: – Война вернула в нашу жизнь такое уродливое явление, как детская беспризорность. Центральные комитеты партии и комсомола сейчас готовят ряд мер, по борьбе с этим безобразием. Дети должны хорошо питаться и учиться, а не шляться по вокзалам, создавая богатую среду для пополнения криминала. Постановлением Правительства и Приказом Народного комиссариата Внутренних дел сейчас в Люберцах создается детская венно-техническая школа, для детей командиров, комиссаров и совслужащих потерявших на войне родителей. Дмитрий Михайлович, я хочу чтобы Вы возглавили эту школу.