Проект «Лузер». Эпизод шестой и последний. Бомба из антивещества
Шрифт:
За мускулистыми плечами спасателей показался сдвинутый на одно ухо берет защитного цвета. Ну, да, разумеется, это был их генерал. Старый, седой, еле держащийся на ногах, с обвислой кожей щек и артритными кистями рук, торчащими из манжетов камуфляжной куртки. Но, как и раньше, всегда появляющийся вовремя.
Опершись о стену, майор поднялся на ноги, одернул куртку и попробовал отрапортовать:
– Товарищ генерал!
– Вольно, майор…
Слева от генерала стоял его вечный голубоглазый адъютант, а справа – блондинка, которая
Так и не пришедшего в себя Стогова, генерал распорядился унести. Спасатели подхватили его, уложили на носилки и засеменили ногами в сторону машины «Скорой помощи».
Глаз у генерала было почти не разглядеть из-за старческих морщин. Но смотрел он этими своими глазами майору прямо в лицо. Потом, наконец, сказал:
– Ничего не хочешь мне сказать?
– О чем?
– О золоте. Где оно?
– Вы про сокровища ордена?
– В рапорте ты указывал, что в этом тоннеле должно находиться сорок две подводы золота. Но тут ничего нет.
– Да, – сказал майор, – золота нет. Пока мы сидели в лифте, наш консультант говорил, что золото типа того, что испарилось.
– Испарилось?
– В тоннеле испытывали бомбу из антивещества. И в результате золото испарилось. Такая химическая реакция. Что-то там связанное с атомной массой и таблицей Менделеева.
– Твой консультант так прямо и говорил: из тоннеля испарилось сорок две подводы золота? Что-то я тебя, майор, перестаю понимать.
– Знаете, товарищ генерал, сам я не очень в этом разбираюсь. Но судя по тому, что рассказывал Стогов, так все и было. Золото, это ведь единственный металл, молекула которого не вступает в реакцию с антивеществом. Сталинские физики запустили свою бомбу и уже не могли ее остановить. Там ведь достаточно всего одного атома, чтобы погиб весь мир, понимаете? Если бы не эти сорок две подводы, всему конец. А так – золото вступило в реакцию с запущенной бомбой и испарилось. Пшик, – и ни золота, ни бомбы.
Генерал глянул на офицеров, стоявших рядом и нахмурился:
– Ладно, майор. Об этом мы еще поговорим. Позже.
Генерал развернулся и собрался, было, уходить.
– Разрешите, я тоже спрошу, товарищ генерал?
– Слушаю.
– Удалось ли задержать этих двоих… Осипова и этого… как его?.. короче, его брата… Удалось?
– Одноглазый оказал сопротивление и был застрелен. Вот им (кивок в сторону адъютанта). Капитан Осипов ранен при задержании и содержится в лазарете следственного изолятора. Дело раскрыто, ты, майор, молодец. Можешь дырявить погоны под новую
Голова немного кружилась. Стоять навытяжку было тяжело, и в тот раз он так и не сказал генералу, что собирается написать рапорт. Решил, что скажет позже.
Генерал посмотрел на него и сказал:
– Тогда отдыхай.
Генерал, скрипя суставами, погрузился в дорогущую служебную машину и уехал. Мгновение спустя уехали и офицеры свиты. Стогова «Скорая» увезла еще до этого. Через полчаса вокруг тоннеля не осталось ни единой машины. Молодой священник, служивший в соборе, проводил их взглядом, а потом задрал голову. Дождь, похоже, и вправду кончился, а жизнь, похоже, и вправду, продолжалась. Впервые с самого лета небо было совсем прозрачным.
Священник был розовощеким, с реденькой светлой бородкой. Постояв немного на улице, он вернулся внутрь собора. Там было пусто. Настоятеля застрелили, вечерю служить было некому. В ризнице икона Калужской Богоматери была все еще сдвинута в сторону. Дверца сейфа с самого утра так и висела, выломанная на одной петле, а выброшенные оттуда бумаги рассыпаны по полу.
Священник подумал, что стоит попытаться навести хоть какой-то порядок. Нагнувшись, он поднял несколько бумаг, потом попытался закрыть раскуроченную дверцу сейфа, чтобы поставить на место икону, а потом понял, что работы тут не на десять минут и даже не на полчаса, и решил, что может быть этим стоит заняться позже. Он направился, было, к дверям, но машинально пробежав глазами поднятую с пола бумагу, которую все еще держал в руках, остановился, и перечитал текст повнимательнее.
Священники редко свистят от удивления. Тем более в помещении. Но этот присвистнул:
– Ничего себе!В ризнице было прохладно. Но всего через несколько секунд он почувствовал, как сзади по шее у него противно стекает пот.
(Этого не может быть…
Этого просто не может быть…
Откуда здесь эта страшная бумага?)Он покрутил листок в руках. Старый, явно дореволюционный. С наружной стороны сургучом прикреплена розовая, выцветшая ленточка.
Он облизал мгновенно пересохшие губы. Попробовал позвать:
– Отец Арсений! Дьяконы! Да куда ж вы все подевались-то?
Из соседней комнаты показался седобородый отец Арсений. Молодой священник молча протянул ему бумагу. Тот тоже молча ее прочел. По лицу было ясно: его прочитанное поразило не меньше.
– Где ты это взял?
– Вот тут лежало. Прямо у сейфа.
– Ты представляешь, что это означает?
– Представляю. Вернее, нет, не представляю. Что нам со всем этим делать-то?
– Знаешь, что? Об этом стоит доложить лично! И немедленно! Не-Мед-Лен-Но!
Они перекрестились, склонившись в поклоне, кончиками пальцев коснулись холодного пола и вышли из собора на улицу.