Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания
Шрифт:
– А ты думал, коль супостат нас пиратами кличет, и добычу по законам пиратским поделить? Типа – членам экипажа одну десятую, капитан и квартирмейстер – получают двойную?!. Корабль и ракеты не мы ваяли – страна, практически вот этот самый СССР. Мы лишь так – отработали на «пятёрочку», на зарплату с премией.
Скопин почувствовал, как медленно сходит вальяжность настроения. То, что мнилось как вполне закономерные сложности, вдруг увиделось в качестве будущих проблем. Проблем, которые могут быть решены не самым мягким способом.
«Каждый из нас, даже не будь специалистом в продвинутых технологиях, всё равно
Скопин уже мягче посмотрел на Забиркина:
– Вопрос актуален. У Терентьева тоже, кстати, голова болит о нашем будущем. Так что не боись – в обиду не дадим.
«Скомкалось и окончательно обвалилось» – так бы прокомментировал Скопин своё настроение. Неприятно, но факт – ничего конкретного он им сказать и обещать не мог.
Покинув информационный центр, поднялся наверх в ходовую. Кивнув вахтенному, вышел на левый сигнальный мостик, расхристанный, слёту хапнув холодного ветру, набрав в уши целую гамму из свиста в антеннах и басистого рокота океана.
Огляделся – сумерки ещё цеплялись за серые надстройки, безнадежно сползая в океан, обтекая редкие барашки на волнах, и уже в ста метрах от крейсера царила непроглядная тьма.
Было муторно – бродило на душе ощущение неуверенности и затаившегося бессилия перед государственной машиной далёкого СССР. Большая страна (в противовес урезанной и едва набравшей треть от былого России), о величии которой вспоминалось-грезилось с гордым трепетом, показалась бездушным монстром, который ради своего сохранения и… развала, не задумываясь перемелет маленькие песчинки людей.
Холод пробрал до костей, выстудив голову, так и не освежив, не развеяв дурных мыслей.
«Что душа русского человека требует в такие моменты хандры? Правильно! Только не этого сиропу-фернету, и даже не коньяку из запасов командира, а обычной водки. Но за неимением сойдёт и “шило”. А у кого можно разжиться сей неприхотливой выпивкой? Совершенно верно! У летунов! Будем надеяться, что к этому времени закончатся их “загадочные” регламенты».
Так, забивая голову разговором с самим собой, целенаправленно двигал на корму, попутно отрабатывая субординацию приветствий с редкими встречными.
Совершенно на «автомате» отмечая нюансы о местоположении на 250-метровом (в длину) крейсере по ряду малозаметных, но привычных признаков.
В «гараже» продолжался маленький аврал – технари деловито потрошили «камовы», проверяя,
Обожгло холодным, потом по пищеводу расползлось тепло, занюхали, закусили.
– Давай, делись подробностями, а то мы тут как в глухомани – сначала предполётная накачка, потом над океаном в режиме молчания, – Харебов испытывающе взглянул на хмурного Скопина. – Ты как?
– Да как? Ничего особенного, – начал кисло, но попытался отшутиться, – городов не брал, сердец не разбивал, вершин не покорял, миллионов не воровал. Так себе: разрушил Содом и Гоморру, потоптался по гарему шейха Эмиратов, слетал на Марс – побродил в скафандре по Олимпу, ну и по ходу дела вынес Форт Нокс.
– Мда-а-а, не задался денёк!
Хмыкнули – оценили, но давно зная старпома, видели – гнетётся.
– Говори, чего мы не знаем? Вроде сообщали – англы сами подтвердили, что наша плюха прилетела.
– Да, там-то всё нормально, – отмахнулся, хотя ещё час назад готов был обсасывать каждый штрих и нюанс, – в умах нашего доблестного экипажа брожение.
– Диссиденты?
– Скажешь тоже… – покосился на фляжку, – тут другой случай.
Харебов его правильно понял, разливая:
– Давай ещё по одной, как говорится, на всякий случай против всех случаев.
– Частим! Мне тогда по половинке – «собака» впереди.
Крякнули, хрустнули солёным, обожглись парящим рассыпчатым картофелем.
– Укропчика не хватает. А батат – фигня какая-то! – Скопину почему-то не хотелось вываливать на друзей свои возможно раздутые тревоги. Тянул. Но видя, что от него ждут продолжения, вкратце озвучил суть вопроса. В концовке его слегка повело на крепости напитка, и он, смешно заплетаясь языком, довёл до них свои размышления:
– Ладно, когда тебя строит дуболом контр или целый адмирал, но мы-то уже испорчены перестройкой. И про кровавую гэбню и прочее наслышаны – спасибо дерьмократам. Теперь тянуться перед очередным партийным слугой народа, зная об их привилегиях, зажратости и воровстве, невыносимо противно. Хотите сказать, что были среди партийной элиты порядочные? Единицы! Ведь именно сейчас, в восьмидесятые, началось гниение правящих в СССР. И именно эти (нынешние) вскоре распилят, разворуют, продадут и, в конце концов, просрут.
– Бог не выдаст, свинья не съест.
– Вот Андропов вроде не дурак был, хотя не без загибов. Примаков – порядочнейший человек! Горшков… – неожиданно быстро захмелевший Скопин, казалось, только услышал брошенную майором поговорку. – Говоришь: Бог не выдаст, свинья не съест? Только бог в нашем случае точно не Андропов. Главком ВМФ Горшков! Придём в Союз – надо под его крыло. Своих не бросит.
– Не знаю, что на тебя нашло, но ныне тут мы, – Харебов выделил это «мы», ткнув кулаком в перегородку каюты, обозначив тем самым весь корабль с экипажем, – и не будет теперь ни Горбача, ни ублюдочного пропойцы Ельцина. Давай по «крайней» и иди-ка ты, мил-человек, поспи. А утро вечера мудренее, хоть и добрым бывает редко.