Проект "Плеяда" 2.0
Шрифт:
Склоны горы покрывали обширные леса, перемежаемые безлесными прогалинами. В свое время Чингис-хан, запретил любую охоту в здешних местах, но запреты реакционного монгольского феодала были не в авторитет бойцам РККА. Впрочем, стрелять они все же не решались, опасаясь быть услышанными. Поэтому их ужин составила только пригоршня ягод брусники да вода из ближайшего родника. Голодные и угрюмые красные партизаны сидели на опушке леса, не решаясь выходить на открытое пространство. Говорить не хотелось — в голову лезли мрачные мысли о судьбе их схваченных товарищей, которых, без сомнения, прихвостни японского милитаризма обрекли на лютую смерть. Михаил Поляков тоже скорбел, однако, как старший группы
— Товарищ Поляков, — голос Очирбата отвлек его от тягостных раздумий, — кто-то идет.
— Что?! — командир рывком вскинул голову, почуяв как по спине пробежал неприятный холодок. Из чащи на другой стороне прогалины выходил некто, явно направляющийся в их сторону. За собой на привязи он вел какое-то животное.
— Уходим? — встревожено спросил Асылбек.
— Погоди, — отмахнулся Поляков, внимательно вглядываясь в неожиданного гостя. Тот беззаботно приближался, не подозревая, что за ним напряженно наблюдают три пары глаз. Уже было видно, что он невысок, довольно субтильного телосложения, что не могскрыть и потрепанный пастушеский дээл, перехваченный черным кушаком. Через плечо идущего свисал большой мешок. Но особенно привлек взгляды оголодавших красноармейцев шедший за пастухом на привязи черный барашек.
— Похоже, что он один, — пробормотал Поляков, — странно, что он тут делает на ночь глядя?
— И на кой черт ему баран? — добавил казах.
— Я же говорил вам, — повторил Очирбат, — это священная гора, гора духов. Парень, наверное, хочет принести им жертву.
— Ну что же, — нехорошо ухмыльнулся Поляков, — мы, я думаю, ничем не хуже духов. Пусть идет сюда, а мы подождем. Помните — не стрелять.
— Слушаюсь, товарищ капитан, — улыбнулся Очирбат, доставая из-за пояса большой нож. В руке Асылбека мелькнула финка — отмотавший перед войной небольшой срок за хулиганку, он и по сей день не оставил уголовных замашек.
Пастушок, тем временем, входил в лес. Был он молод и, как с удивлением заметил Поляков, с довольно тонкими, для монгола, чертами лица. Что-то в его глазах показалось Полякову странным, однако почти сразу же его внимание отвлек баран — большой, жирный, с лоснящейся черной шерстью. Сглотнув слюну, красный командир шагнул навстречу застывшему пастушку.
— Стой, парень, — сказал Поляков по-монгольски, — поможешь голодным?
— Что вам нужно? — голос оказался неожиданно высоким и тонким, даже для мальчишки.
— Жрать хотим, того и нужно.
— Это вас сегодня ловили в городе?
— Ловили, ловили, да всех не выловили, — буркнул Поляков, — хорош болтать. Оставляй барана, оставляй мешок и проваливай.
Видно вид у него был достаточно свирепый, поскольку парень безропотно положил мешок на землю, кинул привязь с животным Полякову и шагнул назад. Тут же он натолкнулся спиной на вышедшего из-за деревьев Асылбека.
— Здорово, малец — осклабился тот. Широченная ладонь ухватила пастушонка за подбородок, задирая голову вверх, блеснуло лезвие.
То, что происходило далее, напоминало дурной сон: Садвакасов полоснул финкой по горлу незадачливого пастушка, но лезвие встретило пустоту. Гибкий,
— Это девка! — воскликнул Асылбек.
Второе открытие было еще более диким — из-за спины у затянутой в черный костюм девушки торчала рукоять меча. Увернувшись от метнувшегося к ней Очирбата, она, кувыркнулась через голову и вскочила на ноги, выхватывая меч. «Катана — неожиданно вспомнил Поляков, — японцы называют ее катаной». Меч свистнул, и голова не успевшего выпрямиться Очирбата, покатилась по земле. Поляков, опомнившись, выхватил пистолет, но нажать на курок не успел — девушка прыгнула в воздух, сжавшись в комок и уходя с линии огня. Приземлившись на ноги, она махнула рукой — от бедра и вперед — и командир красноармейцев, выпучив глаза, осел на землю, держась руками за горло, из которого торчал, наполовину утонув в кадыке, четырехконечный сюрикен.
Перепуганный Асылбек кинулся бежать, но тут же почувствовал как у него подкосились ноги и он повалился ничком в жухлую листву — катана рассекла ему сухожилия под коленями. Сжав зубы от невыносимой боли, казах перекатился на спину и выхватил пистолет, разряжая в обидчицу всю обойму. Илта спаслась только резко откинувшись на спину, почти коснувшись головой земли. Согнувшись в коленях, она резко крутанулась на пятках вокруг своей оси. Выставленный меч лишь на миг задержался на неосторожно поднятой кисти — и она, вместе с пистолетом, отлетела в ближайшие кусты.
Илта гибко выпрямилась — как выпрямляется согнутое молодое деревце — не спеша вытерла меч пучком листьев и подошла к зажимавшему окровавленный обрубок Асылбеку. Присела на корточки, с любопытством рассматривая свою жертву.
— Может оставить тебя так, — глаза Илты напоминали лед на зимних озерах, — так ты может и проживешь до полуночи — пока тебя не найдут волки. Что ты думаешь?
Умоляющий взгляд, полный смертельного ужаса, был ей ответом. Куноити презрительно хмыкнула и поднялась на ноги. Меч поднялся и опустился, отделив еще одну голову от тела. Илта огляделась по сторонам и выругалась.
— Ищи теперь эту глупую скотину, — раздосадовано произнесла она.
«Глупая скотина» оказалась недалеко — убежавший во время схватки черный баран, зацепился веревкой за колючий куст и теперь стоял там, весь дрожа. Успокаивающе погладив его, Илта привязала его надежней и вернулась к месту схватки. Подобрав мешок, она собрала с поля брошенное красноармейцами оружие, тщательно обыскала трупы, но не нашла ничего интересного. Подойдя к Полякову, она распорола на нем гимнастерку, обнажая голое тело. Новый взмах катаной рассек поверженного врага от левого плеча до правого бока. Илта, присев рядом, запустила руки в разрез, вытаскивая оттуда еще теплую печень. После блужданий по тайге, ей было легко перенять самурайский обычай «кимо-тори», как и веру в то, что, съев сырую печень поверженного противника, получаешь новый заряд смелости.
Прожевывая кровоточащие, дымящиеся парком куски, Илта вдруг почувствовала, что она тут не одна. Чьи-то внимательные, недобрые глаза смотрят ей в спину, чьи-то губы жадно причмокивают. Чуть слышно хрустнула сухая ветка, потом послышались шаги. Очень явственно цокнули копыта.
Илта подхватила последний кусок и, не оглядываясь, бросила через плечо.
— Кто бы не был ты, — спокойно произнесла она, — возьми и ступай. Мертвое к мертвым, живое к живым.