Проект "Плеяда"

Каминский Андрей Игоревич

Лицо якута посерело, но Лаури уже не обращал на него внимания. Он подошел к воде, встав в пяти метрах от знакомой избы. Окно по-прежнему зияло чернотой и оттуда веяло речной сыростью и гнилой рыбой. Вскинув руки к реке, он заговорил и Илте невольно стали казаться знакомыми его слова, обращенные к неким Ветехинену и Веден-Эме, которых Лаури призывал «прийти и взять свое».

Порыв ветра всколыхнул воду, послышался плеск воды и удары лопастей. Илта увидела, как закрутилось колесо, как над водой зароились зеленоватые блуждающие огоньки, а над крышей избы взметнулись язычки призрачного синего пламени. Чертова мельница снова заработала.

И вот вода взбурлила у самого берега и якут протяжно, надрывно закричал, увидев клочья зеленой тины, всплывающие

на поверхность. Мерзкое зловоние исходило от разом потемневшей воды, в глубине которой быстро росло еще одно, совершенно темное пятно.

— Назад, — сквозь зубы проговорил Лаури и Илта поспешно отступила, уже понимая, что сейчас будет. Понимал это и якут, изо всех сил бившийся на краю берега, стараясь вырватся из своих пут, но тщетно — финн и куноити вязали на совесть.

Илта так и не смогла уловить момент, когда из воды появилось нечто — только что вода бурлила у самого берега, извергая клочья зеленой вонючей пены и вдруг, без всякого перехода, река оказалась спокойной и чистой. А над связанным якутом нависало жуткое существо — с зелеными волосами и длинной бородой, казалось состоящими из сплошной тины. Тело покрывала блестящая чешуя, наподобие рыбьей, руки и ноги напоминали лягушачьи лапы. Страшная личина, с горящими красными глазами приблизилась к лицу якута и жабий рот раздвинулся в довольной ухмылке.

— Что это? — Илта недоуменно помотала головой, думая, что у нее темнеет в глазах. Нет, все таки и было — из зеленой тины выскальзывали извивающиеся черные тельца, падающие на обнаженную кожу якута. Все больше и больше, непрерывным потоком, существа, похожие на жирных коротких червей, струились по волосам и бороде, уже казавшихся не зелеными, а черными. Водяной распахнул пасть и новый поток отратительных созданий выплеснулся прямо в распахнутый в крике рот.

— Это то, что я думаю? — прошептала Илта, глянув на финна. Тот кивнул.

— Да. Это пиявки.

В считанные минуты якут оказался погребенными под нависшими на нем гроздями отвратительными тварями. Они проникали ему всюду — глаза предателя превратились в сплошные кровоточащие дыры, куда одно за другим втягивались черные тела. Еще больше их вползало в рот — сначала челюсти якута работали, размалывая пиявок в жидкую кашицу, но вскоре Степанов просто не смог закрыть рта — струящийся из жабьей пасти черный поток казался неиссякаемым. Илта не верила своим глазам — облепленное гроздями черных шариков, тело раздувалось на глазах. Живот, огромный словно у беременной женщины, бился и дергался, и под кожей угадывались изивающиеся червеобразные тела. Грудь якута тоже ходила ходуном, горло раздувалось, словно у огромной лягушки. А затем брюшина и грудная клетка треснули и оттуда заструился черный поток. Водяной протянул бороду и в зеленую тину, как в воду возвращались насосавшиеся крови твари, втекая в пасть чудовища. Водяной жевал их, с наслаждением прищурив красные глаза и кровавая жижа текла по его подбородку.

Насытившись, чудовище развернулось и, переваливаясь, двинулось в воду. В этот же момент последний раз вспыхнуло и погасло синее пламя над избой, угасли и зеленые огоньки над водой.

— Старый колдун принял жертву, — произнес финн, созерцая обескровленное месиво из плоти и костей, оставшихся от якута.

— А ты, это…откуда знаешь, как к нему обращаться? — невольно поинтересовалась Илта.

— Да знаю немного, — кивнул Лаури, — у нас в Карелии наступали, много было местных — и карел и поморов. Ну и на привале байки всякие рассказывали и о колдунах тоже: и наших с карелами и о русских говорили. Говорили, что многое умеют, что и с водяными духами на короткой ноге — чертями и русалками всякими. А на Терском берегу откуда и здешний колдун родом, говорят двое братьев-купцов даже разбогатели на том, что с водяной девкой сошлись и людей ей на съеденье отдавали. Один из тех рассказчиков сам был полукарел-полупомор. Он знал кое-что от деда-ворожея, вот и рассказал заговор один, а я и запомнил. Вот уж не думал, что пригодится тут.

— Пригодился,

как видишь, — через силу усмехнулась Илта, — расскажешь потом?

— Расскажу, — сказал финн, — когда от этих мест отойдем подальше. Не стоит такие слова лишний раз тут произносить, сама видишь, откликаются тут на них.

Илта кивнула — да уж это ей было показано наглядно.

— А нам выбираться отсюда пора, — еще раз сказал финн, — где там говоришь ваша лодка?

Они покинули остров на рассвете — ночью ни Илта, ни Лаури не решились соваться под мельничное колесо. Заходить в избу они также поостереглись, проведя остаток ночи в лесу возле разведенного костра. Здесь же, используя найденные в избе заступы, они вырыли яму, в которой и похоронили кержака. Едва небо начало сереть Илта и Лаури спустили на воду байдарку и двинулись вниз по реке. Когда на горизонте появились первые дома Нижнеангарска, финн и куноити причалили к берегу и начали очередной подъем в горы — последний мощный бросок перед целью. Где-то там, в горной мешанине хребтов Верхнеангарского и Сынныра, среди голых скал, чахлых лесов и ледников было сердце проекта «Плеяда».

На одном из привалов, в укрытой от ветров долине, Лаури рассказал свою историю. Его рассказ совпадал с тем, что рассказывал Степанов, разве что дополнился несколькими деталями. Они шли вместе с якутом по лесу, когда тот, задержавшись, чтобы поправить сапог, крикнул: «иди, я тебя догоню!». Видимо, это был условный сигнал, потому что финн пройдя несколько шагов, вдруг почуствовал, что вокруг уж как-то слишком тихо — если не считать характерных шорохов в кустах. Несколько лет провоевавший в лесу финн хорошо знал, что это значит, поэтому ласточкой нырнул в камыши, простиравшегося рядом болота, буквально за несколько секунд до того, как прозвучали первые выстрелы. Одна пуля все же зацепила его — финн показал страшную рану в предплечье, по счастью уже почти зажившую. Скрыться от погони финну удалось не совсем привычным, но вполне действенным способом: нырнуть в более-менее глубокую воду, зажав в зубах полую камышину. По счастью, у этого водоема было относительно твердое дно, так что через некоторое время финн все же смог вынырнуть. И все же он пережил несколько неприятных мгновений, ожидая, что его будет засасывать трясина.

— Все это время какая-то ерунда слышалась, — признался Лаури, — когда там лежал. Одно время, представь себе — даже строчки из Калевалы пригрезились. Что-то такое мрачное, про змей, про чертей, царство смерти — как раз в духе всего похода.

— А тебе и не пригрезилось, — усмехнулась Илта, — так оно и было.

Она коротко рассказала финну о том, что произошло на берегу Змеиного озера.

— Вот оно как, — Лаури вниательно посмотрел на куноити, — серьезное дело, однако. Думаешь, это от того, что вы какой-то обряд перед походом проводили?

— Больше неоткуда этому взяться, — пожала плечами Илта, — с чего бы во мне так резко память предков пробудилась? Я как-то листала книгу одного вашего ученого — Кастрен или Кестрен, не помню уже, он сто лет назад писал. Он считал, кажись, что предки финнов, тюрок, монголов, маньчжур и всех прочих как раз и вышли откуда-то из Забайкалья. Не знаю, в общем, может оно как-то и сработало в тех местах.

— Тебе обязательно надо будет съездить в Суоми, — убежденно сказал Терни, — ну, когда вернешься отсюда.

— Если вернусь, — невесело сказала Илта, — ну, рассказывай дальше.

Финн пролежал в болоте, пока не счел себя в безопасности. Больше всего он боялся того, что иистечет кровью или подхватит гангрену — по счастью не случилось ни того, ни другого. Перевязав рану и приложив к ней разжеванный норичник, он всю ночь просидел у дерева. Утром он почуствовал себя лучше, направился к озеру, но группа уже ушла.

— Я тогда так и не понял, что произошло, — признался Тёрни, — видел только, что все красные мертвы, хотя и не понял от чего. А потом поднялся на гору и нашел вашу стоянку. Ну и решил попробовать вас нагнать.