Проект «Повелитель»
Шрифт:
— Я в снисходительности не нуждаюсь, — закипел Хаймович — А впрочем, вот вам доказательство…
И с этими словами он потянул из ножен нож, и полоснул себя по кисти. Кровь мигом окрасила руку и закапала на бетонный пол, сворачиваясь пыльными каплями. И пока мы с Федей ошарашено уставились на сдуревшего старика, он вытер правой рукой левую и поднес нам под нос, показывая свою грязную окровавленную руку с Розовой полоской свежего шрама.
— А нам голову морочил, что мутанты долго не живут.
— Кончай Федя его злить, а то он голову себе оттяпает в доказательство.
— Вот уж
— Понимаю, — сказал Косой провожая взглядом руку со шрамом, — такое лекарство будет подороже автомата.
— Конечно, — это жизнь, долгая жизнь… И ради такого средства я и тащил вас на четвертый этаж. Теперь вы понимаете?
— А то!
— Вот и ладушки, а теперь давайте бодрой рысью обследуем этаж, а то боюсь, мы тут надолго застряли.
И мы затрусили дальше. Толстый два ныть перестал, и спешил за нами. Любопытство было сейчас его основным чувством, он всё силился понять, чего это мы делаем. Кабинеты мелькали перед глазами. Были там кое какие твари в колбах. Одно из них мне запомнилось. Высокая девичья грудь, да и мордашка ничего, только ноги подгуляли. Не было у неё ног, лишь толстый хвост покрытый чешуёй. Косой потыкал в неё пальцем и спросил у Хаймовича:
— А как?….
— Да вот так, — улыбнулся Хаймович, — для неё свои Ихтиандры предназначались, а не люди.
Рядом в колбе с раствором сидел такой же, только самец, без первичных половых признаков.
— Икру они метали, что ли как лягушки, — сказал с сомнением Федя.
— Сомневаюсь, судя по молочным железам они все таки млекопитающие..
Добежав до конца коридора, где судя по нижнему этажу обычно устраивали зверинец с клетками, мы обнаружили, что пол усыпан землей и причем, чем дальше, тем выше она поднималась почти под самый потолок.
— Стоп, — сказал Хаймович, — как бы не обвал это был. Хотя мне почему-то кажется, что это нечто другое…
Я поворошил ботинком землю. И действительно, земля рыхлая, такая встречается у крысиных нор, а в больших количествах у нор самоходок. Не обвал, это точно.
Закрыв глаза, пошарил перед собой. Ничего. Я уже приноровился и понял, что с закрытыми глазами лучше чувствую окружение. Ничего живого и опасного не было, там за холмом. Кивнул деду, мол, можно идти. И мы двинули в гору, по щиколотку утопая в земле. На вершине, пришлось ползком, до потолка было не больше метра. Ползти пришлось до самых клеток. Земли стало поменьше. И мы уселись обозреть картину.
Ржавые прутья клеток торчали в разные стороны, словно кудри на голове Луизы. В промежутках клеток они изогнулись, кто-то большой и толстый раздвинул их животом. Самым примечательным в картине была, метровая дыра под самым потолком на стыке стены и потолка. Из неё ощутимо несло сыростью и ещё чем то. Тоненький ручеек вытекал из дыры и впитывался в землю. Первым слово вставил Моисей Хаймович:
— Дыра — это нора, а нора это не всегда крыса.
— Мне тоже такие не встречались.
— Толстый, пошарь там … есть кто-нибудь?
Терпеть не могу, когда он командует, как будто без него не знаю, что делать.
— Косой у тебя автомат, ты и шарь.
— Ну, ты понял?
— Понял, но не чувствую. Сейчас ближе
И я двинулся, тяжело переставляя глубоко уходящие в землю ноги. Добравшись до норы, ушел в землю почти по пояс в грязь. Хорошо тут водицы натекло. Уцепившись за твердый бетонный край, подтянулся выше. Пахло нежилым, но кто-то тут гадил наверняка. Давно гадил. Была примесь ещё, какого-то запаха, знакомого, но вспомнить не смог. А так пусто.
Где-то далеко шла какая-то возня. Но это что-то мелкое, не иначе крысы.
— Нет там никого. И самое главное сквозняком дует. Видать до поверхности идёт. Полезем?
— Поскольку это единственный выход, решение очевидно. Максим ты уверен, что в проходе эта землеройка не сидит?
— Ой, Хаймович, любишь ты блудословие, — вставил Федя, — проще сказать нельзя? Лезем.
— Словоблудие, Федор, — поправил Хаймович.
— Короче, слов много. Полезли Толстый. Давай я первый. Автомат у меня если, что.
— Да я уже почти…
— Максим возьми фонарик.
— Не откажусь.
Грязно, темно и холодно. Земля сыпется за шиворот, скользит под ногами, хлюпает жижей под животом. И ты, сплошным комком грязи извиваясь как змея, ползёшь, срывая ногти об стылую и скользкую землю. Желание вернутся, появилось вскоре. Ещё большее желание согреется, утереться от грязи, просто полежать расслабившись да же в грязи. Но оно невыполнимо. Поскольку тут же соскользнешь вниз на головы спутников. Подъём местами крут, что приходится выбивать ботинками ступеньки, чтоб хоть как то подняться. Им ещё хуже. Косому летит в лицо грязь с моих ботинок. Пару раз он хекнул, думал обругать, но потом понял, что иначе не получается и замолчал. Сзади тяжело сипит Хаймович. Сдюжит ли старый? Пару раз из руки выскальзывал скользкий как лягушка фонарик и упирался мне в грудь. Толку от него не много, свет через заляпанное грязью стеклышко пробивается с трудом. Но что-то сдерживает меня, его убрать совсем. Хотя темноты уже давно не боюсь, но без него будет совсем безнадёжно. Руки не слушаются. Пару раз устраивали привал, упирались ногами в стены и грели дыханием застывшие пальцы. Кажется мука эта бесконечная. Так и будем ползти до конца жизни, пока не помрём. Холод и усталость заняли все мысли и чувства, и я чуть было не прозевал момент … когда лучик света брошенный вперёд, вдруг высветил какой-то предмет. И я остановился как вкопанный.
Косой боднул меня головой в ботинок и матюгнулся.
— Что? Что там?
Я не ответил, молча шаря за поясницей пистолет. Ответить было страшно. Торки!
Гнездо. Мелкие, размером с дикую собаку. Вот чей запах я учуял, но не опознал!
Деваться мне было некуда, им то же. И я нажал на курок.
— Ты чего там!? — заорал Федор. И я практически затылком увидел как он рвет из-за спины автомат, а он выскальзывает из непослушных рук. Напрасно, подумал я, стрелять он не сможет, я на пути. А через мой зад стрелять, пуля ударную силу потеряет. Как о много можно, оказывается успеть подумать за долю секунды? Но пистолет застыл в моей руке, бесстыже, выставив оголённый ствол. Патроны кончились. Стало оглушительно тихо и в этой тишине я услышал шорох отползающих гадов.