Проект «Сколково. Хронотуризм». Книга 2

Михайлова Татьяна

— Вот. — Андрей порылся в сумке и извлек мандат. Протянул бородачу.

Тот благоговейно принял из его рук бумагу, отстранил, приблизил к самому носу, шевеля губами.

Если он и умел читать, то по слогам, с трудом подгоняя один к другому, а может, просто делал вид.

— Ну что, прочитал? Увидел подпись самого товарища Ленина? — спросил Андрей, припомнив, чему его учили на курсах управления людьми.

— Да, прочитал, — ответил мужик, которому неудобно было признаться, что не осилил, и отвел винтовку. — Проходите.

Второй молча отступил в сторону.

Миновав пост, они прошли по широкой расчищенной дороге к самой большой избе. Поднялись на крыльцо. Зашли в сени без стука. Девушка привычно зачерпнула ковшом из стоящей тут кадушки ледяной воды и отпила. Не оборачиваясь, протянула Андрею. Тот принял, но пить побрезговал, вспомнив крошки, застрявшие в бороде караульного. Он ведь тоже наверняка прикладывался.

Девица открыла дверь, отстранилась от клубов пара и дыма, вырвавшегося из теплой горницы в холодные сени. Нырнула внутрь. Андрей шагнул следом.

В комнате было жарко натоплено. Ощущался крепкий мужской дух и какой-то кошмарный запах, отдаленно напоминающий выхлоп «Беломора». Махра, догадался Андрей, заметив в руках и ртах сидящих за столом мужчин самокрутки.

Мужчин было человек десять. Они низко склонились над листом бумаги, расчерченным какой-то схемой. Не меняя положения тел, разом обернулись на скрип открываемой двери. Сцену можно было бы счесть комичной, гоголевской, если б не их лица. Истинно русские, бородатые, с суровыми складками над переносицей и тяжелыми, давящими взглядами из-под кустистых бровей. И фигуры под стать. Массивные, литые, плечистые, кряжистые. Руки и ноги не мускулистые, но толстенные, как бревна, привычные к тяжелой работе. И кулачищи пудовые, иначе не скажешь. Такими в фильмах про революцию изображали обычно кулацких предводителей. М-да…

Девица метнулась к одному, самому грозному на вид, чмокнула в щеку и что-то быстро зашептала на ухо.

Тот встал, поправил веревочный пояс под выпирающим животом, — а не голодают тут партизаны, — и вразвалочку подошел к Андрею, смерил взглядом с ног до головы. Поскрипывая мягкими сапогами, покачался с пятки на носок.

— От самого товарища Ленина, значит? — медленно, с расстановкой проговорил он.

— Да от него, мандат вот. — Андрей зашарил в сумке, отыскивая бумагу.

В этот момент у него завибрировало под сердцем, заиграла «Макарена». Он сунул руку за пазуху и выудил мобильник, взглянул на экран. Напоминалка: «23:00. Эльвира. „Ашхабад“». «Какая Эльвира, какой „Ашхабад“, ресторан что ли? Не помню».

Нажав кнопку отбоя, он сунул телефон обратно за пазуху. Хлесткий удар в лицо опрокинул его навзничь.

* * *

Андрей пришел в себя. Почувствовал пульсирующую боль в скуле и привкус крови на губах. Попытался вытереть ее, но не смог шевельнуть рукой. И ногой не смог. Открыв глаза, он понял, что сидит на лавке в самом углу, упираясь одним плечом в одну стену, другим — в другую. Полушубка, шапки и унтов на нем не было. Руки связаны за спиной, не только в кистях, но и в локтях. Ноги — в щиколотках и коленях. Перед ним тяжелый стол, удачно расположенный

так, чтоб из-за него быстро не выбраться.

На столе рядком: мобильник, энергетические батончики, часы и пара визиток с его фамилией и должностью. По одной стороне на русском, по другой — на английском. В углу каждой — голографический логотип его компании. Офсет, тиснение фольгой, эксклюзивный дизайн. Вальтер и пустая кобура от маузера на другом конце стола, на таком отдалении, что и в прыжке не дотянуться. Даже зубами. Маузер в руках у командира партизан. Рядом с ним девица, избавившаяся от платка и полушубка. Свежая, румяная, то ли от мороза, то ли от висящего в комнате напряжения. Хороша, чертовка.

— Очнулся, лазутчик, — скорее утвердительно, чем вопросительно проговорил командир.

— Да какой он лазутчик, у него ж мандат за подписью… — Девица повисла у него на руке.

— Цыц, — стряхнул он ее, как игривую собачонку. — Охолони. — И мрачно взглянув на Андрея, сказал: — Ну, рассказывай?

— Чего рассказывать-то? — пробормотал тот, кривясь от боли в разбитой губе. — Она уже вам все поведала наверняка. Из Москвы я. Со специальным поручением помочь вашему отряду остановить колчаковский поезд с золотом, который выходит сегодня со станции Слюдянка. Сам товарищ Ленин выдал мне на это мандат. Прочитайте сами.

— Прочитал уже. А что, так вот тебя прям одного послали?

— Не одного, нас целая спецгруппа была. Снайпер, подрывник, переводчик с английского и японского, несколько бойцов на подхвате, — начал сочинять Андрей. — Но не доехали еще до Екатеринбурга, холерой их скрутило или другой какой-то болезнью. Такой понос открылся, что пришлось там ссадить. А я дальше отправился. Сначала по Транссибу на паровозе. Ну, а уж потом через фронт на лошади да на своих двоих. Вот и добрался.

— И сколько ж ты ехал?

О, черт, сколько ж тут… В километрах?

— Ну… Больше месяца, почитай. Рождество и Новый год в вагоне встречал, — соврал Андрей наудачу. Кажется, прокатило.

— И откуда ж Ленин узнал про тот поезд еще в прошлом году?

— Ленин — он такой, он все про всех знает. А чего не знает, то верные люди ему доносят.

— Хм. — Мужик пожевал бороду. Было видно, что он мало верит рассказу Андрея. — А вот это все откуда? — Он указал толстым пальцем на предметы на столе.

— Так из разных мест. Что-то от англичан, что-то от французов. Америка иногда помогает. Сейчас молодую советскую республику — вот гребаный плакатный стиль! — многие страны признали и уважать начинают. И помощь шлют всякую.

— А это зачем? — Он поднял со стола мобильник, покрутил в руках.

— Это? Это прибор такой американский. Арифмометр называется. Можно на нем цифры разные складывать, быстрее, чем на счетах, в сто раз. Давай покажу. — Он дернулся в путах.

Мужик посмотрел на него внимательно, но развязать не предложил.

— Ладно, — махнул он рукой, — пусть ты хоть Ленина посланец, хоть колчаковский прихвостень, все равно. А у нас дело.

— На поезд, что ли, собрались? — спросил Андрей.