Проект Тетис
Шрифт:
– Понимаю…
– Эй, ты чего?
– он двумя пальцами подцепляет кончик моего подбородка, заставляет посмотреть ему в глаза, - Не вешай нос. Все по-прежнему. Надо просто немного потерпеть. Мы оба должны обустроиться на новых местах. Да ведь?
– Да, но…
– К тому же, ты склонна преувеличивать. Все у тебя отлично получается, я уверен.
– Мы не будем видеться?
– Будем, конечно, - усмехается он, в его глазах вспыхивает такая знакомая и родная искорка иронии, - Должна же ты, наконец, мне рассказать про свои приключения.
–
Гастан склоняется и нежно целует меня в губы, а я думаю, что все мои приключения стоили того, чтобы в итоге оказаться здесь и сейчас.
– Мне пора, - говорит он, - завтра найду тебя на твоем новом наряде.
Он отпускает меня, одергивает манжеты и, подмигнув, покидает помещение.
– Тогда мне не терпится его получить, - запоздало отвечаю ему вслед.
Когда двери за ним закрываются, я в гораздо более приподнятом настроении приступаю к исполнению своего наказания.
Но на следующий день мне не достается наряд и вообще не выпадает ни одной свободной минуты. Аммирин гоняет нас на стрелковом полигоне до потери пульса.
– С этого дня тренировки здесь и на трассе препятствий входят в ежедневную программу, - объявляет она, обходя строй, пока каждая из нас отстреливает виртуальные мишени, - и уважительная причина, по которой вы можете не явиться сюда только одна. Какая, Ви?
– Собственные похороны, - бодро рапортует та.
– Верно, - Амми подходит ко мне так близко, что я ощущаю ее дыхание на своем ухе. Смотрит пристально, - Понятно, Илина?
– Так точно, - отвечаю я, выпуская залп огня по мишени.
От напряжения уже рябит в глазах. Как только они отказываются видеть, нас отправляют на прохождения трассы.
И так изо дня в день. Каждый вечер я засыпаю без задних ног и, положа руку на сердце, в этой круговерти сама редко вспоминаю про Гастана. За минувший месяц мы встретились только раз, в обеденный перерыв. Вернее, обед мне пришлось пропустить. Гастан вызвал меня по комму в штабной сектор, мы прогулялись по его серым улицам, пересказывая друг другу все, что с нами случилось за прошедший месяц. Он был все таким же иронично-сдержанным, неохотно слушал мои восторги по поводу его нового назначения. Говорил, что не считает это своей заслугой, просто так получилось. Я же взахлеб рассказывала о событиях минувших своих дней. Он слушал и утешал. Но никакой речи о том, чтобы остаться наедине, конечно же и быть не могло. Гастан, как всегда был прав, вначале нам нужно освоиться на новых местах.
Сны мне тоже больше не снились. И я радовалась: даже в самой плохой ситуации есть свои плюсы.
Наряды я отбывала теперь по очередности. Последний, дежурство на кухне, заканчивался поздно. Мой напарник из соседнего взвода, Левх, весь день был в приподнятом расположении духа, несмотря на то, что любил врубить по транслятору новостной канал и наслаждаться нагнетающей атмосферой репортажей. Сегодня особенно часто мелькали сообщения про пограничные конфликты с Мимасом, способные любому испортить и аппетит, и настроение.
После вечернего приема пищи, расставляя вымытую посуду в боксы, краем глаза замечаю, как Левх возится в дальнем углу кухни, намешивая что-то в только что отчищенной кастрюле.
Мне спину аж сводит от усталости, и потому на меня накатывает раздражение, что Левх добавил нам работы. Подхожу, чтобы высказать ему.
– Ты что это делаешь?
– Дембельский пирог, - невозмутимо отвечает напарник, ссыпая в кастрюлю все, что осталось в холодильниках. Уж на что, но на пирог эта смесь явно не походила, - Мик завтра все, домой к отцу и матери. Надо уважить старшого.
На этих словах Левх зачерпывает ложкой получившуюся жижу, пробует на вкус, остается недоволен и лезет искать что-то в бокс с провизией.
– А не жирно ему будет?
– я скептически наблюдаю как Левх щедро засыпает в кастрюлю сахар.
– Не ворчи, а?
– отмахивает тот, - Кстати, приходи после дежурства, если хочешь. Старшина свалил куда-то сегодня по срочному вызову, а мы отмечаем. Симпатичные девчонки нам не помешают, - он облизывает ложку, и меня передергивает, - Ты - симпатичная.
– Нет уж, спасибо, - фыркаю я, возвращая наушники в уши, и отворачиваюсь, чтобы не видеть кулинарные потуги Левха.
Однако, когда поздно вечером я возвращаюсь в свой блок, чтобы, едва коснувшись подушки, провалиться в сон, мое внимание привлекает шум в соседнем блоке. Слышны веселые голоса и смех, и я иду, словно насекомое, на свет.
Соседний взвод кутит не скрываясь. Двери в казарму едва прикрыты, из щелей клубиться сигаретный дым. Интересно, как им удалось провести противопожарную систему? Поднимаю голову и вижу, что какой-то умелец воткнул в датчик отвертку. Понятно, как.
Осторожно заглядываю внутрь. От дыма слезятся глаза. Солдаты сдвинули койки в стороны, сидят в круге и делят нехитрую снедь, а центр импровизированного “стола” венчают несколько фляг.
Среди набившегося в казарму народа я замечаю Лену и Ви из моего отряда. Первая по-свойски обнимает виновника торжества, которого выдают новенькая, расстегнутая не по уставу форма и самодовольная рожа. Вторая валяется на одной из коек, затягиваясь сигареткой.
Осмелев, захожу внутрь. Сидящие ближе к выходу бегло скользят по мне взглядом, но в целом никто не обращает на мое присутствие внимания. Не начальство - и ладно.
Я протискиваюсь дальше в поисках местечка посвободнее.
– О, Тетис! Падай сюда.
Гавидон тянет меня за руку, и я плюхаюсь на пол рядом с ним.
– Так, посмотрим, что у нас тут, - хмурится он, вертя в руках синту (музыкальный инструмент), - Где ты только достал эту развалюху, Мик…
– Ты умеешь играть?
– удивляюсь я.
– Умел что-то когда-то, - уклончиво отвечает Гавидон, но по его лицу я понимаю, что он рад возможности показать себя, - а кабы не эта железяка, - он кивает на свою механическую руку, но искусственные пальцы уже пробуют перебирать струны.