Проект «Украина». Крым в годы смуты (1917–1921 гг.)

Зарубин Вячеслав Георгиевич

Однако военно-морской комиссариат, военно-революционный штаб и Центрофлот понимали опасность вторжения и, по мере сил, стремились принимать соответствующие меры. Позиция левых эсеров заключалась в лозунге – воевать до последней капли крови! Было бы чем.

Несмотря на демобилизацию флота, личный состав кораблей «первой линии» достигал всего 7–8 тысяч человек. Численность сухопутных сил доходила до 3,5–4 тыс. человек. Добавим к этому вооруженные силы, сформированные местными советами. По данным Ю. В. Дубко, всего в республике с учетом личного состава Черноморского флота в марте – апреле 1918 года были созданы отряды и части общей численностью до 30 тыс. человек²⁷⁷. Однако нам эта

цифра кажется сильно завышенной. Сами крымские работники могли рассчитывать, по их мнению, на 2,5 тысячи боеспособных, на основании чего делали вывод о невозможности сопротивления оккупантам²⁷⁸, к тому же, судя по дальнейшим событиям, использовались воинские части нерационально, да и боеспособность их в целом была не на самом высоком уровне.

В результате названных разногласий и общей неразберихи не подготовились, как следует, ни к обороне, ни к эвакуации.

Положение правительства Тавриды также крайне осложнялось неконтролируемостью ситуации в ряде районов полуострова. Германское наступление активизировало противников советской власти. В начале апреля, в ходе перевыборов, эсеры и меньшевики, пользуясь поддержкой недовольных рабочих, сумели завоевать большинство в Севастопольском совете. В ответ большевики, левые эсеры и польские социалисты сформировали чрезвычайный временный революционный совет. Результатом стало двоевластие. 12 апреля Центрофлот, возглавляемый эсером С. С. Кнорусом, сторонником украинизации, объявил город и флот на военном положении и взял власть в свои руки, дабы предотвратить военные столкновения. Повторные выборы большевики снова проиграли.

Меньшевики подчиняют себе и Евпаторийский совет. Здесь, а также в Симферополе возобновляют работу городские управы, отменяющие декреты Республики Тавриды. Большевики, стремительно терявшие авторитет и не имеющие массовой поддержки, уже ничего не могут с этим поделать.

Хотя и не в массовом количестве, как ранее, но продолжались бессудные расправы. Зачастую они сопровождались ограблением жертв. Так, в Ялте без какого-либо разбирательства были схвачены два торговца из крымских татар – Осман и Мустафа Велиевы. Их увезли на автомобилях в Ливадию и там, на шоссе, обобрали и убили. «Ограбленные были брошены в виноградники. У Османа Велиева оказалось несколько штыковых ран и была вырезана грудь, а у брата его Мустафы голова была раздроблена ударами приклада. Один из убийц, красноармеец Меркулов, на вопрос сестры убитых, где увезенные братья, ответил: «Мы их убили, как собак»²⁷⁹.

Понятно, что подобные акты не могли улучшить отношения крымско-татарского населения к большевикам. Конфликт между ними обострялся. Не было забыто январское кровопролитие. Вызывали отторжение огульная национализация, трансформация имений в совхозы, коммуны, артели, несмотря на желание крестьян разделить эту землю поровну, продовольственная диктатура, насильственные мобилизации и пр.

М. Хайретдинов после падения Республики Тавриды показывал следственной комиссии Курултая: «Большевики также хорошо знали, что их декреты не имели для татар особенного значения и не проводятся в жизнь. Кроме того, несмотря на упорные требования военных комиссаров, ни один татарин не записался в Красную армию и при мобилизации специалистов ни один татарин не пошел служить. Все эти обстоятельства давали большевикам чувствовать, что татары относятся к ним не только не сочувственно, но даже враждебно»²⁸⁰.

Ему вторит П. Н. Врангель: «Хотя в ближайшей татарской деревушке Кореизе был также введен советский строй и имелся свой совдеп, но татарское население, глубоко враждебное коммунизму, приняв внешние формы новой власти, по существу осталось прежним»²⁸¹.

Межнациональные отношения на полуострове оставались сложными.

Стычки продолжали сотрясать различные уголки Крыма. Вновь прокатились греческие и татарские погромы.

18—19 апреля началось германское вторжение в Крым. Никакого серьезного сопротивления на Перекопе встречено не было. Параллельно, стараясь опередить немцев, вела наступление Крымская группа войск УНР под общим командованием подполковника Петра Болбочана.

Стоило германским и украинским частям подойти к Перекопу, а советской власти – перейти к защите, как на побережье от Судака до Ялты и в горном Крыму, где подавляющую часть населения составляли крымские татары, стычки стали перерастать в вооруженные выступления. В двадцатых числах апреля разгорается крымско-татарское восстание, которое сами участники назвали «народной войной»²⁸².

Немцы, что бесспорно, были прекрасно осведомлены о деталях происходящего. Свою версию выдвигает В. А. Оболенский. «Ведь если немцы действительно в Симферополе, – рассуждал он, – то завтра или послезавтра они будут на Южном берегу и займут вообще весь Крым без сопротивления. Зачем же при таких условиях татарам было устраивать восстание, которое до прихода немцев могло стоить немалой крови?

Впоследствии, познакомившись с политикой немцев в Крыму, я понял, что это восстание было делом рук немецкого штаба. Немцам, стремившимся создать из Крыма самостоятельное мусульманское государство (так ли? – Авт.), которое находилось бы в сфере их влияния, нужно было, чтобы татарское население проявило активность и якобы само освободило себя от «русского», т. е. большевистского ига. Из победоносного восстания, естественно, возникло бы татарское национальное правительство, и немцы делали бы вид, что лишь поддерживают власть, выдвинутую самим народом»²⁸³.

Восстание набирало силу. Центром его являлась Алушта, «где организовавшийся в ночь на 22 апреля мусульманский комитет фактически взял всю власть в свои руки»²⁸⁴. Председателем этого комитета избран М. Хайретдинов. Здесь же был организован штаб повстанцев во главе С. М. Муфти-заде. Восставшие утвердились в деревнях Кучук-Узень (ныне Малореченское), Шуме (Верхняя и Нижняя Кутузовка), Демерджи (Лучистое), Корбеке (Изобильное), Биюк-Ламбате (Малый Маяк) – все нынешнего Алуштинского горсовета. Вместе с проникшими на побережье украинскими военными они двинулись в сторону Ялты, занимая расположенные здесь населенные пункты (вплоть до Никиты и Массандры).

Показателен эпизод, имевший место в деревне Кизилташ (ныне Краснокаменка Ялтинского горсовета). Он расследовался после падения власти большевиков исполняющим обязанности судебного следователя И. А. Буниным. Числа 21–22 апреля в деревню прибыло «два автомобиля с вооруженными офицерами, украинцами и татарами. Они, обратившись к собравшимся, объявили им о занятии Симферополя германцами и убеждали их организовать отряды и наступать на Гурзуф и Ялту с целью свержения власти большевиков»²⁸⁵. На следующий день к Гурзуфу через Кизилташ проследовал украинско-татарский отряд численностью до 140 человек.

Повстанцы также контролировали деревни Коуш (Шелковичное, ныне не существует), Улу-Салу (Синапное), Шуру (Кудрино) нынешнего Бахчисарайского района. Антибольшевистские выступления произошли в Феодосии, Судаке, Старом Крыму и Карасубазаре. В трех последних городах повстанцам удалось захватить власть. Председатель Судакского ревкома Суворов был арестован и зверски замучен²⁸⁶. Движение охватило значительную территорию горного Крыма и южного побережья²⁸⁷.

Татары обрушили гнев не только на большевиков, но и на христианское население, с которым они отождествляли советскую власть.