Проект US – RUSSIA
Шрифт:
Лицо Хворостенкова посерьёзнело и приняло почти каменное выражение.
– Прежде всего мы рассчитываем на ваше фамильное честолюбие.
– И только?
– Не совсем, но в первую голову. Неужели вам, выдающемуся менеджеру, человеку неуёмной энергии, не было бы интересно возглавить гигантский проект под условным названием ну, скажем, «Американская Россия», или, если вам больше нравится, «Российская Америка»? Вы только оцените его масштабы: вам даётся карт-бланш на право изменить облик огромного государства, самой России, придать ей американский размах и американскую мощь. Вот задача, достойная великого ума! Да если вы решите её хотя бы наполовину, – а я не сомневаюсь, что вы способны на большее, –
– Ага, значит, она всё-таки тоже присутствует?
– Не ловите меня на слове, – поморщился Хворостенков, словно его заподозрили в дешёвом обмане. – Конечно присутствует. Только в несколько ином виде. Дорогой мой друг, ну подумайте: зачем такому деловому человеку, как вы, зарплата, опционы, золотые парашюты и другие стандартные опции, если прибыль, которую он получит от реализации самого проекта, в разы превысит любые суммы вознаграждений, как бы велики они ни были.
– Простите, что вы имеете в виду? – Рокфуллер даже подался вперед, уловив в словах визави привычные его слуху термины. – Поясните, пожалуйста.
– Охотно. – Хворостенков снова вальяжно откинулся на спинку стула. Всё-таки ему удалось задеть чувствительную струну в сердце матёрого бизнесмена. – Всё очень просто, дорогой Джон. Америка, безусловно, страна безграничных возможностей. Но у вас, в отличие от нашей страны, в любой отрасли промышленности господствует жесточайшая конкуренция. А стоит появиться свободной нише, как тут же в неё устремляются десятки компаний, стараясь урвать для себя самый большой кусок. Взять хотя бы разработку сланцевой нефти. Разве не так? Вот видите. На этом фоне Россия выглядит Диким Западом, который только ещё предстоит освоить. У нас до сих пор сохранилось огромное количество хозяйственных лакун, где либо отсутствует всякая конкуренция, либо она находится в зачаточном состоянии. Даже в таки областях как нефтедобыча и особенно нефтепереработка. Я уж не говорю о других отраслях экономики. Вложите хотя бы часть своих денег в Россию, и вы получите такую норму прибыли, какая Америке и не снилась. Я уж не говорю о налогах на бизнес. Так что есть из чего выбирать. Правда, вы не сможете делать это лично, но сможете передать свои дела опытным менеджерам в рамках доверительного управления. Атташе выжидательно замолчал, почти не сомневаясь, что американец отреагирует на его слова, и не ошибся.
– Да, – заговорил, наконец, тот, – выглядит привлекательно. Более того, очень похоже на ловушку, в которую так и хочется сунуть морду. И если бы я не был Джоном Рокфуллером, я бы клюнул на вашу удочку.
– А по-моему, и в качестве Джона Рокфуллера ничто не мешает вам подумать над предложением.
– Подумать можно, но шансы на успех минимальны. Точнее, равны нулю. Слишком много привходящих факторов, в том числе политических, которые не позволят мне дать согласие. Одним словом, исключено! – Рокфуллер поднялся и протянул на прощание руку: – Ещё раз благодарю вас, мистер Хворостенков, за предложение. Но… обстоятельства выше нас. Как всегда, очень приятно было пообщаться. Надеюсь, мы ещё не раз с вами встретимся.
– И тем не менее, воспользуемся мудростью древних: никогда не говори «никогда». Жизнь полна неожиданностей, и наше предложение пока остаётся в силе. Да, чуть не забыл, – сделав вид, будто вспомнил лишь в последний момент, произнёс атташе, доставая из кармана маленькую шкатулку и вручая её собеседнику: – Разрешите преподнести вам небольшой презент из России.
– Что это? – принимая шкатулку, произнёс финансист.
– Уссурийский реликтовый дровосек или по-латыни Callipogon relictus. Второе его название – уссурийский
– Как? – изумился американец: – Вам известно даже и об этом моём увлечении?
– Когда собираешься на встречу с таким человеком, как вы, приходится серьёзно готовиться, – широко улыбнулся Хворостенков. – Надеюсь, у вас ещё нет уссурийского дровосека, и он достойно пополнит вашу великолепную коллекцию. У нас, в России, он занесён в Красную книгу. Но вас это пусть не беспокоит. Мы в равной степени чтим законы. А этот экземпляр был посажен на булавку значительно раньше, чем появилась Красная книга.
Рокфуллер несколько секунд внимательно рассматривал насекомое, поднеся его ближе к свету, и наконец произнёс:
–Вы правы, такого экземпляра у меня ещё нет. Кстати, что означает слово «уссурийский»?
– Это значит, что он водится только в уссурийской тайге на Дальнем Востоке. У нас ведь очень большая страна. Засим позвольте откланяться. Не смею отнимать у вас больше времени.
И, пожав на прощание собеседнику руку, Хворостенков не спеша направился к выходу. Если бы он удосужился обернуться, – но он этого не сделал намеренно, – то увидел бы, что американец с явным замешательством смотрел ему вслед, покачивая растерянно головой. И было отчего.
Глава 5
Промежуточный диалог
Если бы не строгие выражения лиц и не обстановка приёмной, в которой происходил диалог, то обоих собеседников можно было бы принять за комиков немого кино Пата и Паташона, либо за персонажей чеховского рассказа «Толстый и тонкий», либо, хотя и с некоторой натяжкой, за гоголевских Чичикова и Ноздрёва, ибо один из них был высокий и очень худощавый, а второй – невысокий, коротконогий и с социальными накоплениями в виде выступающего живота. Своим обликом и манерами он убедительно подтверждал расхожее мнение о том, что коренастые коротышки наиболее неисправимые оптимисты. Впрочем, на этом сходство с литературно-карикатурными персонажами и исчерпывалось, ибо оба были вполне солидными людьми, можно сказать, заслуженными чиновниками, с большим опытом работы (каждый по своему ведомству), да и их разговор никак не настраивал на смешливый лад. Но ведь как-то же надо обозначить упомянутых лиц в нашем романе, тем более что они ещё не раз промелькнут на его страницах. Вот и обозначим их пока на чеховский лад Толстым и Тонким, впрочем, без какого-либо намёка на насмешку.
Однако же следует восстановить их короткую встречу с самого начала.
Ровно без четверти двенадцать дня, как и было условлено, Толстый с неизменной улыбкой на широкоскулом лице вошёл в приёмную, безраздельным хозяином которой являлся Тонкий. Тем, кто хорошо знал этого оптимистичного толстячка, нередко казалось, что улыбка не только не сходила с его лица на работе, но что с ней он ложился спать и вставал по утрам и, не исключено, не расставался с ней даже по ночам. В левой руке Толстый держал небольшую коричневую папку, какую берут с собой для доклада начальству, правая оставалась свободна для рукопожатия.
– Михаил Алексеевич, рад вас видеть в добром здравии! – на ходу протягивая руку хозяину приёмной, шумно заговорил он. – Как личная жизнь?
– Откуда ей взяться – личной жизни, – пожимая протянутую руку, поддёрнул плечами Тонкий. – Во-первых, семья, а во-вторых, при такой работе, как наша…
– Смотря с какой стороны посмотреть, – улыбнулся Толстый. – Как говорила моя покойная матушка, отсутствие личной жизни – тоже личная жизнь.
– Вот с этим, пожалуй, трудно не согласиться, как, впрочем, и с тем, что беспринципность – тоже принцип, – поддержал тональность разговора Тонкий и, указывая на кресло для посетителей, пригласил: – Прошу, присаживайтесь. Вы, как всегда, точны до долей секунды.