Профессионал. Мальчики из Бразилии. Несколько хороших парней

Левин Айра

Слава Богу. Он пустился бегом.

— Я так волновался!

Они обменялись рукопожатием. У полковника было приятное лицо с правильными нордическими чертами и светлыми волосами; улыбаясь, он сказал.

— Состоялась связь со всеми «коммивояжерами». Они повидались со всеми октябрьскими «покупателями»; с четырьмя встреча состоялась в точно намеченные даты, с двумя на день раньше, а с одним на день позже.

Менгеле прижал руки к груди и перевел дыхание.

— Слава Богу! Я так беспокоился, увидев самолет!

— Мне захотелось

полетать, — сказал полковник. — Сегодня такой прекрасный день.

Они бок о бок двинулись по тропинке.

— Все семеро?

— Все семеро. И без сучка, без задоринки, — полковник протянул пакет. — Это для вас. Таинственная посылка от Австрийца.

— Ах, да, — сказал Менгеле, беря ее. — Благодарю. Никаких тайн. Я попросил его прислать мне немного шелковой материи; одна из моих горничных шьет мне рубашки из него. Вы останетесь на ленч?

— Не могу, — сказал полковник. — В три часа я должен начать готовиться к свадьбе внучки: Вы знаете, что она выходит замуж за внука Эрнста Реблинга? Завтра. Хотя я успею попить с вами кофе и поговорить.

— Подождите, пока вы не обозрели мои графики.

— Графики?

— Сейчас увидите.

Осмотрев их, полковник преисполнился энтузиазма.

— Великолепно! Просто произведение искусства! Вы ведь не сами с этим справились?

Кладя пакет на стол, Менгеле с удовольствием улыбнулся:

— Господи, конечно, нет. Сомневаюсь, чтобы мог правильно провести хоть одну линию. Ко мне прилетал человек из Рио.

Полковник, не скрывая удивления, повернулся и вопросительно уставился на него.

— Не беспокойтесь, — поднял Менгеле руку. — По пути домой он попал в катастрофу.

— С тяжелым исходом, я надеюсь, — сказал полковник.

— И весьма.

Принесли кофе. Полковник оторвался от лицезрения портретов фюрера и наконец они расселись на диване, перед которым на столике были сервированы маленькие, с золотыми ободками, чашечки с дымящейся черной жидкостью.

— Все они сняли себе квартиры, — рассказал полковник, — кроме Гессена, который приобрел трейлер. Но он собирается им пользоваться только до холодов. Я сказал им, чтобы они звонили раз в неделю, на тот случай, если что-то произойдет.

— Мне нужны точные даты, — сказал Менгеле, — когда были устранены эти люди. Для моих записей,

— Конечно, — полковник поставил блюдце с чашечкой на кофейный столик. — У меня все отпечатано. — Он засунул руку во внутренний карман.

Менгеле тоже поставил прибор и взял у полковника смявшиеся листы. Развернув их, он отодвинул текст на некоторое отдаление и, прищурившись, стал изучать его. Улыбаясь, он покачал головой.

— Четверо из семи точно в срок! — восхищенно сказал он. — Ну и ну!

— Они толковые ребята, — сказал полковник. — Швиммер и Мундт уже вышли на следующих. Фарнбаху пришлось поработать языком; он вечно задает кучу вопросов.

— Знаю, — сказал Менгеле. — У меня с ним тоже хватило хлопот,

когда я инструктировал его.

— Сомневаюсь, чтобы у него осталось еще какие-то вопросы, — сказал полковник. — Я ему все разжевал и вложил в рот.

— Благодарю вас, — Менгеле сложил приятно похрустывающие листы и положил их на угол стола, аккуратно подравнивая края. Глянув на график, он представил себе, с каким удовольствием закрасит семь клеточек, когда полковник покинет его.

— Вчера утром мне звонил полковник Рудель, — сказал полковник. — Он в Кота Браве.

— Вот как? — Менгеле сразу же понял, что полковника привело к нему не только желание насладиться полетом. Что за этим кроется? — Как он поживает? — спросил он, делая глоток кофе.

— Прекрасно, — сказал полковник. — Но кое-что его беспокоит. Он получил письмо от Гюнтера Венцлера с предупреждением: Яков Либерман в какой-то мере осведомлен о нашей операции. Две недели назад он читал лекцию в Гейбельберге. И задал аудитории довольно странный «гипотетический вопрос». А приятель Венцлера, чья дочка там учится, рассказал ему, что происходило.

— Что точно спрашивал Либерман?

Несколько мгновений полковник смотрел на Менгеле, а потом сказал:

— Почему мы — то есть, вы и все остальные — хотим уничтожить девяносто четыре шестидесятипятилетних гражданских служащих. Чисто «гипотетический вопрос».

Менгеле пожал плечами.

— Чего ему никогда не понять, — сказал он. — Не сомневаюсь, что никому не удастся найти правильный ответ.

— Рудель в этом тоже уверен, — согласился полковник, — но он хотел бы знать, каким образом Либерман смог поставить правильный вопрос. Похоже, вас это не особенно удивляет.

Сделав глоток, Менгеле небрежно сказал:

— Американец не успел прокрутить запись, когда мы нашли его. Он просто переговорил с Либерманом. — Поставив чашечку, он улыбнулся полковнику. — И я не сомневаюсь, что вы уже все это выяснили в телефонной компании.

Вздохнув, полковник склонился к Менгеле.

— Почему вы не рассказали нам? — спросил он.

— Откровенно говоря, — сказал Менгеле, — я боялся, что вы отложите начало операции, если Либерман начнет расследование.

— Вы были правы, именно это мы и собирались сделать, — подтвердил полковник. — Три или четыре месяца — какая в этом разница?

— Они могут полностью изменить результаты. И верьте мне, это именно так, полковник. Спросите любого психолога.

— В таком случае мы могли оставить в покое этих людей и по прошествии времени заняться следующими, которым подошел бы срок!

— И уменьшить выход на двадцать процентов? За первые же четыре месяца намечено восемнадцать человек.

— А вам не кажется, что таким образом вы куда больше сократите выход? — потребовал ответа полковник. — Только ли со студентами говорил Либерман? Завтра же могут арестовать людей, наших людей! И выход сократится на девяносто пять процентов.