Профессиональный человек
Шрифт:
Сага сидела на краю кровати рядом с расправленным скафандром и примеряла непрожитые жизни.
Ей неспокойно. Все в этом месте пропитано тревогой. Холодный блеск металлических стен каюты. Монотонный, почти неслышный, гул корабельных систем – это даже не звук и не вибрация, он больше походил на чистое напряжение натянутой струны, готовой порваться от легкого прикосновения. Узкая, аскетичная койка и свет – равномерно заполняющий всю комнату, не оставляющий укрытий. Умножающий на ноль иллюзию уединения.
Девушка перебирала пальцами край стерильно-белой
Простыня съежилась в ее кулаке. Она сжимала пальцы с такой силой, что сухожилия проступили под тонкой белой кожей.
Нет, слишком много пессимизма.
Сага в очередной раз прикоснулась мыслями к Спектру – и веретено из света распустилось в ее воображении. А потом новая непрожитая жизнь вымыла тревогу из разума ласковой настойчивой волной…
Ведь она никогда никуда не бежала. Время играло против нее, это правда. Но Сага все же нашла лазейку в правилах, которым много веков. Изобрела способ перехитрить корпоративные машины на их собственной территории. И теперь ей предстояла встреча с чем-то удивительным. Опыт настолько уникальный, что его ценность невозможно оценить в пределах ее продолжительности жизни и индивидуальности. Опыт, который Спектр навсегда сохранит для ее новой цивилизации.
Сага поднялась с кровати и замерла перед зеркалом, с интересом разглядывая оставшуюся улыбку на лице собственного отражения. Эта версия интереснее, но она заставляет ее мозг генерировать слишком много биохимии.
Она медленно провела рукой по коротким белым волосам, пытаясь вспомнить, в какой из вариаций, предложенных Спектром, этот жест доставлял ей больше всего удовольствия.
Любая минута сейчас для нее – возможность размяться. Привести в форму разум, скрещенный с биотехнологиями, настолько сложными, что они теперь считаются запрещенными на всех мирах, кроме ее выбранной родины – планеты под названием Призма.
Планеты, которую ей предстояло спасти.
Толчок – и гравитация исчезла. Ее ступни оторвались от пола. Рядом плавал, похожий на брошенную в омут куклу скафандр. И Сага позволила себе насладиться мгновениями невесомости, с замиранием ожидая изменений.
Прямо сейчас корабль перешел в режим тишины.
Но гравитация подсказывала историю событий. Легкий рывок маневровых двигателей – коррекция прицела. Гулкий удар и тяга в перпендикулярную сторону – выстрел гаусс-пушки.
Девушка закрыла глаза и представила исследовательское судно «Тиберия». Оглушенное и ослепленное хитрым вирусом. Проткнутое ювелирным выстрелом купленных Сагой наемников…
Оставалось лишь дождаться, пока эта воображаемая история обретет материальность.
– Говорит капитан. Корабль нейтрализован и дрейфует, – прозвучал голос по внутренней бортовой связи. –
– Хорошо. Спасибо, капитан Вальц, – улыбнулась Сага.
И сердце в ее груди снова застучало быстрее. Это хороший стук. Он предвещал скорую встречу, и новые чувства, и новые непрожитые жизни.
Виктор Скард просыпается в криокапсуле с маркировкой SA331453. Удушье, рвотный рефлекс, клаустрофобия – первая волна реакций пробуждающегося мозга. Он дергается и пытается вырваться из паутины трубок и фиксирующих лент.
А потом до него доносится голос:
– Если ты меня слышишь, подумай о красном.
Эта стандартная фраза приводит его в чувство. Он вспоминает, кто он и где. Вспоминает десятки пробуждений, начинавшихся точно так же. И понимает, что голос корабля в этот раз звучит непривычно ласково для машины.
Сейчас по трубкам, подключенным к инъекционным портам в его теле, потекут фиксерские коктейли. Корабль подстегнет его пробуждающийся разум холодной волной препаратов и расскажет, какую гребаную проблему на этот раз ему предстоит решить.
Виктор смотрит перед собой и видит в расфокусе тонкую женскую ладонь на стекле саркофага.
– Не волнуйся, все будет хорошо, – говорит тот же самый голос.
Так быть не должно. Препараты не поступают, не запускается стандартный алгоритм пробуждения, а легкие начинает жечь от недостатка кислородной смеси. Задыхаясь, Виктор успевает схватить пальцами рычаги аварийной разблокировки и теряет сознание.
Интересно, сколько десятилетий или веков прошло с момента его прошлого пробуждения?
Эта мысль проносится в голове Виктора, пока он приходит в себя – и она становится береговой линией, вдоль которой плывет его сонный разум.
Ну ладно, теперь можно не волноваться.
Его разбудили в обход стандартного протокола, но он до сих пор жив. Пока длилась агония воскрешения, он не заметил на крышке саркофага критических аварийных индикаторов – значит, ключевые системы корабля не повреждены до той степени, которую можно считать опасностью.
Даже когда спишь десятилетиями, порой хочется отложить будильник и взять свои заслуженные «еще пять минуточек».
Он чувствует ткань на своей коже и давление на запястьях – его одели и, кажется, привязали к стулу. Это уже не так здорово. Хотя при ручном пробуждении, экипаж мог просто обделаться от перспективы живого общения с фиксером без присутствия ИскИна.
О, интересная мысль. ИскИн ведь и правда вырубился, раз его будили не по схеме.
Все эти размышления вместе с разливающейся по телу уверенностью в собственных мышцах ясно дают понять, что ему все же вкололи что-то из стандартных сывороток. Как заботливо.