Профессионалы
Шрифт:
Кросс оттолкнулся от стола и кашлянул, показывая Дену, что тот может войти. Мороженое привело его в восторг. Нет, разумеется, каждый день он есть его не собирался. Но раз в тридцать лет... почему бы нет? Иногда надо устраивать себе праздник.
— Звонил Мэнсо, — сообщил полковник Дену. — Телохранитель мертв.
— Райс?
— Бартон Райс или Бадди Райс, как его ни называй. Поджигатель, убийца, телохранитель и шофер. Эдуард говорит, что сложностей не возникло.
— Это хорошие новости, сэр.
— Да, — кивнул Кросс. — Хорошие. А теперь займемся твоими эскизами, Френк.
— О Господи! О, Джорди, о, Господи, я никогда не думала...
— Я тоже, Пат. Так уж получилось.
— Я
— Не говори глупостей.
— Ты же знаешь, женщина в разводе, некоторые думают...
— Не говори глупостей.
— Они считают, раз женщина сходила замуж...
— Пат. — Он положил руку ей на плечо, потом его рука медленно двинулась вниз. «Очень уж она полная, — думал Джордано, — это не по мне, но кожа такая нежная, гладкая». — Пат, так уж получилось. Просто и естественно, и я этому очень рад. Мы оба — одинокие люди, Пат. Мы нуждались друг в друге, мы нашли друг друга, и нам было хорошо.
— О-о-о!..
— Тебе тоже было хорошо, не так ли, крошка?
— Очень хорошо! Теперь даже стыдно, что мне было так хорошо.
— Стыдиться тут нечего. Ты нормальная женщина. Все естественно, Пат. Патриция.
— Мне никогда не нравилось это имя.
— Ты про Патрицию?
— Да. Очень уж высокомерно оно звучит.
— А каково расти с именем Джордан?
— Отличное имя, в нем чувствуется характер, сила, достоинство. Имя что надо.
— Характер и достоинство не такие уж плюсы, если ты сам костлявый недомерок.
— А что плохого в костлявости. — Она коснулась его игрунчика. — Мне бы такое телосложение.
— Перестань. Эта штучка тебе ни к чему...
Когда он первый раз поцеловал ее, она поначалу вся напряглась, а потом приникла к нему, крепко обняла, и ее язык нырнул в его рот. Джордано лег на нее, и полные бедра Пат разошлись, приглашая его войти. Он и вошел в ее огненную пещеру. Глаза женщины закрылись, зубы сжались, и через несколько мгновений она уже сладко постанывала от оргазма.
Джордано двигался медленно, не торопясь, и Патриция еще дважды поднялась на вершину блаженства, прежде чем он почувствовал, что пришел и его черед. Крепко прижавшись к ее груди, он кончил, вскрикнув: «Да, да, сейчас, сейчас, да!»
По пути домой Патриция сказала, что с ним она почувствовала себя богиней.
— Раньше такого никогда не было. О Джордан!..
Выглядела она милашкой. «Видать, ей прописали хорошее лекарство», — подумал он. И дело тут не в сексе, иначе каждый мог бы считать себя мистером Америка. Причина крылась в романтичности. Уважительное обхождение, чувства, заботливость, благодаря им и раскрылась ее женственность.
— На следующем перекрестке направо. Как мне не хочется ехать домой. В этот дом! С радостью осталась бы с тобой на ночь. Ой, да что я такое говорю!.. Словно какая-то шлюха.
— Только не ты. Только не моя Патриция.
— Мне нравится, как ты произносишь мое имя. Оно звучит так, словно я королева.
— Я... тебе понравилось?
— Господи, да. Я не должна так говорить...
— И не говори.
— Сейчас направо, потом налево.
— Я знаю.
Она положила голову ему на плечо, закрыла глаза. Для него наступил тяжелый момент, потому что предстояло изменить привычный порядок. Обычно он старался остудить чувства женщины, подготовить ее к тому, чтобы она не изумлялась, если он ей больше не позвонит. А Патриции, если бы они встретились случайно, он бы больше и не позвонил. Сомнений тут быть не могло. В постели она особого впечатления не производила. Страсти, конечно, хватало с избытком, а вот мастерством она похвастать не могла. Впрочем, он знал, что со временем она прибавит и в мастерстве, да только он потеряет к ней всяческий интерес. Ее семейная жизнь сексуальным разнообразием не отличалась, он полагал, что вскорости она расскажет ему об этом; после развода она раз пять-шесть встречалась с мужчинами, безо
Мужчины глупы, думал он. Они читают книги, учатся каким-то приемам, изучают схему эрогенных зон, словно штурманы, прокладывающие курс корабля. Они думают, что главное — возбудить женщину, разжечь, а затем запрыгивать на нее. Это долгий путь, далеко не всегда приводящий к цели.
Но нужно-то другое: пробудить в женщине любовь к себе. Не поцелуями или ласками, а словами, интонациями, выражением лица.
Как только они влюбляются, считай, ты на коне. Влюбившись, она сами возбуждаются, разжигают себя.
Вот и ее дом. Джордано притормозил, Патриция шевельнулась, открыла глаза. Он нежно поцеловал ее в губы.
— До завтра...
Во время
Этот темно-бордовый шелковый халат Платт заказал в Италии. С монограммой AJP. Второго имени у Платта не было, но что это за монограмма АР? То ли информационное агентство, то ли торговая компания, магазины которой разбросаны по всей Америке [8] .
Платт затянул пояс, сунул ноги в шлепанцы, повернулся и сверху вниз посмотрел на Марлен. Глаза закрыты, дыхание ровное, как во сне, но он прекрасно знал, что жена не спит. Она всегда притворялась спящей после выполнения своих супружеских обязанностей. До их выполнения, если у него возникало желание, он всегда мог разбудить ее, шлепнув по заднице: раз жена, значит, должна. А потом, сходив в ванную, чтобы смыть его сперму, уже по пути к кровати она словно впадала в коматозное состояние. Лишь бы не общаться с ним.
8
Имеются в виду информационное агентство Associated Press и известная торговая компания А&Р.
Обычно его это не волновало, он засыпал до ее возвращения из ванной. А вот сегодня и в другие редкие вечера, когда он не мог заснуть, просто бесило.
Он все еще смотрел на нее. Наклонился, сдернул простыню. Пробежался взглядом по очертаниям ее спины и ягодиц, прикрытых ночной рубашкой. Марлен не шевельнулась. Платт вновь накрыл ее простыней.
Даже во сне или в имитации сна чувствовалась порода. Густые черные волосы, белая кожа, классические черты лица. Именно эта породистость побудила его жениться на ней вскоре после смерти Лобстера, когда дела у него шли особенно хорошо и он решил обзавестись хорошим домом и достойной хозяйкой. Именно ее породистость мешала ему дать ей хорошего пинка под круглый задок и вышвырнуть вон. И эта же породистость заставляла его ненавидеть деть жену. Она не имела права так держаться, черт побери! Она же никто, какая-то Марлен Пивник с Ошен-Паркуэй, а какой, к черту, породистости можно набраться на Ошен-Паркуэй?
Платт вновь посмотрел на жену.
— Доброго тебе сна, сучка, — пробормотал он и оставил ее одну.
В халате и шлепанцах спустился вниз, вышел из дома, обогнул угол. И тут же ему в лицо ударил луч мощного фонаря.
— Отведи фонарь. Это я.
— Извините, мистер Платт. Не признал.
— Не за что тебе извиняться, парень. Это твоя работа — быть начеку.
Он двинулся дальше, даже не посмотрев, кто из четверки ночных охранников наткнулся на него. Ему нравилось, что дом и поместье охраняются круглосуточно. Лонгостини, который первым завел такой порядок, терпеть не мог присутствия охранников. Говорил, будто они как бы подчеркивают, что он постоянно живет под дамокловым мечом. «А ведь все живут под таким мечом», — думал Платт. Без единого исключения. Если ты что-то из себя представляешь, если ты чего-то добился, будь любезен принять определенные меры предосторожности. Охранники так охранники. Он воображал себя президентом с собственной, хотя и небольшой, секретной службой.