Профессионалы
Шрифт:
Агентство федерального имущества негромко, но внятно обвинили в нечистоплотности, кто-то даже обратился в суд с иском о пересмотре итогов торгов. И именно через неделю, когда начал разгораться скандал, Семенов залег на лечение, а за пятнадцать дней, которые он лечился, ситуация как-то сама собой утряслась. Или бандиты утрясли.
И надо быть круглым идиотом, чтобы не предположить, что услугу криминальным структурам оказал именно Семенов, хотя его фамилия, в прессе во всяком случае, ни разу не появилась.
Но он, во-первых, обязательно как-то получил гонорар, и как, нужно выяснить, а во-вторых, во внутренних документах Агентства федерального имущества, касающихся злополучного химкомбината, его участие обязательно должно обнаружиться.
Связь с ОПГ — это гораздо круче аморального поведения. Кстати, из больничных файлов
Что особенно радовало: в фээсбэшном досье вряд ли этот эпизод так красиво разработан — в лучшем случае лежат себе разрозненные факты, и возиться с ними никому неохота.
Впрочем, главный гусь, похоже, был вовсе не Семенов, а Тюрин. На него не удалось найти ниче-го. И то при наличии вполне достоверной информации о том, что Тюрину случалось лежать в ЦКБ (хотя бы по поводу банальной операции удаления аппендицита четыре года назад — эти сведения были почерпнуты из затейливого сайта: практикующие хирурги, оказывается, вели учет вырезанных аппендиксов, как асы — сбитых самолетов!). Похоже было, что кто-то, предвидя подобные поиски, просто удалил всю информацию на него.
27
На достигнутом Фримен останавливаться был не намерен. Необходимо было перестраховаться — перепроверить уже полученную информацию. А кроме того, найти хоть что-то на пятого, этого Тюрина. То, что сделал Державин, было недостаточным для клиентов Фримена в Нью-Джерси. Утром он имел телефонный разговор со своим клиентом, который выразил неудовлетворение работой частного детектива. Клиент сказал, что компромат на Тюрина — это больше чем половина всего дела. И Фримен задумался. Либо есть утечка из Соединенных Штатов, и Тюрин подчищает за собой хвосты, либо его кто-то усердно прикрывает. Что же в таком случае предпринять? Можно попробовать еще кое-что.
Для следующей операции Фримен нуждался не в сотруднике спецслужбы, а в… коллеге. Да, иного способа разрешить проблему он не видел, кроме как с помощью русского частного сыщика. Он навел справки и выяснил, что наиболее компетентными на сегодняшний день в Москве являются два детективных агентства, или, точнее, как они тут в России уродливо называются, ЧОПа — два частных охранных предприятия: «Глория» и «Знамя-2». «Глорией» руководил племянник начальника московского уголовного розыска (ха-ха, можно себе представить!), «Знаменем» — подполковник ФСБ в отставке. После некоторого обдумывания ситуации Фримен склонился в сторону «Знамени». Всем известно, что у русских часто человек занимает какую-нибудь должность не в силу своей компетентности, а благодаря родственным связям, ну а в профессиональных качествах бывшего кагэбэшника вряд ли можно было сомневаться.
Дело, однако, являлось столь щекотливым, что обращаться к господину Ходоровскому (это была фамилия руководителя агентства «Знамя-2») напрямую Фримен не стал. Тут необходим был хороший посредник: неизвестно, как Ходоровский отреагирует на подобное деловое предложение. И американский детектив засел за изучение имеющейся о русском коллеге информации.
Итак, Эдвард Витальевич Ходоровский, подполковник в отставке, между прочим, бывший сотрудник группы «Знамя» ФСБ. Интересно, что свою нынешнюю частную лавочку, как говорят русские, он назвал точно так же — «Знамя-2». Намекает на преемственность, что ли? Ему пятьдесят три года, женат второй раз, трое детей, есть двухлетняя дочь от второго брака и десятилетний внук — от первого. Страстный хоккейный болельщик (это надо запомнить), и сам частенько выходит на лед с друзьями. Что еще? Как же к нему подобраться?
Фримен проанализировал сотрудников Ходоровского. Вот, например, Борис Лепешкин, зам Ходоровского по оперативной работе. Тоже бывший сотрудник «конторы», как иной раз называют тут КГБ-ФСБ, сорок два года, не женат, точнее, разведен, большой любитель женщин. И что прикажете с этим делать?
Тонкие юридические аспекты в работе «Знамени» решал тезка Лепешкина, некто Борис Григорьевич Пеклер, известнейший московский адвокат, имеющий обширную частную практику,
28
Сегодня Борис Григорьевич Пеклер покинул свой офис после обеда, предупредив, что до конца дня его не будет. Такие не связанные с работой или семейными делами отлучки он позволял себе нечасто, но для ипподрома всегда делал исключения, особенно если в забеге участвовала какая-нибудь из его любимых лошадей. Впрочем, Борису Григорьевичу был чужд азарт настоящего игрока, поглощающий мозг без остатка в самые драматические минуты заезда и заставляющий рисковать по-крупному, вырабатывать систему или добывать конфиденциальную информацию, которой располагает обычно многочисленная братия разного калибра, кормящаяся у скачек. Как ни странно, именно здесь, в толпе забывших все и вся на свете людей, в моменты наивысшего напряжения чувств отождествляющих себя с летящей к финишу лошадью, он чувствовал то, ради чего другие ездят на рыбалку или охоту, уезжают с палаткой в тмутаракань или еще как-то отстраняются от повседневности, стараются забыть на время о никогда не уменьшающемся количестве проблем, чтобы, отдохнув умом и душой, с новыми силами взвалить на себя привычный груз привычных забот. Да что греха таить, кроме всего прочего ему, остающемуся на скачках внутренне лишь слегка возбужденным, испытывающему только что-то вроде легкой щекотки, было одновременно приятно и интересно. Приятно осознавать, что контроль над собой дается ему без особого труда, а интересно — наблюдать человеческую природу в ее естественных проявлениях, изучать человека разумного (и не очень), то есть продолжать заниматься тем, что всегда его живо интересовало, чем он, собственно, и занимался большую часть своей сознательной жизни шестидесятилетнего московского адвоката. Впрочем, была в его жизни и настоящая страсть, начавшаяся много лет назад увлечением и переросшая в нечто большее, что делало его заметной фигурой в среде некоторой части московских коллекционеров и искусствоведов — той, что занималась русским авангардом двадцатых годов. И лошади, и советское искусство двадцатых — эти интересы передались Борису Григорьевичу от деда, фигуры легендарной, ярко отразившей, как и вся их семья, значительную часть советской истории.
…А был Борин дед участником Гражданской войны, скромным еврейским юношей, занесенным бог весть какой причудой судьбы и пронесшимся через его местечко вихрем революции в красную конницу. В лошадях дед толк знал и говорил о них с любовью, воспринимая, возможно, как боевых товарищей, а может быть, поэтизируя их как символ своей боевой юности. Во всяком случае, рисовать их дед любил и даже делал это в манере несвойственного ему академического рисунка, демонстрируя себе и внуку хорошее знание анатомии гнедых, каурых и пегих.
Как и множество молодых людей того времени, с энтузиазмом воспринявших призыв вождя «учиться, учиться и учиться!», вчерашний красный всадник пополнил собой ряды мечтающих о строительстве новой жизни. Его, в частности, привлекала идея новых, как их назвал когда-то классик советской литературы в одноименной повести, «голубых городов». Тут Борис Григорьевич подумал, что в наши маловразумительные времена, когда тема нетрадиционной сексуальной ориентации стала из просто модной чуть ли не доминирующей в масс-медиа и скоро, пожалуй, мужик с обычными наклонностями станет восприниматься как аномалия, такое название было бы невозможно или, по крайней мере, воспринималось бы совсем в ином ключе. Но тогда это звучало синонимом «Города Солнца», и, оказавшись во ВХУТЕМАСе — организованных для создания и развития советской художественной культуры Высших государственных художественно-технических мастерских, вчерашний боец Левка Пеклер с энтузиазмом начал изучать архитектуру, а точнее, создавать то, что вскоре получило название советского конструктивизма и оказало огромное влияние на архитектуру и искусство всего мира. То было необычайное и загадочное время, все сплавлялось в единый художественный организм: архитектура, живопись, поэзия, книжная графика.