Профессионалы
Шрифт:
А вот с Пеклером он торговался, впрочем, ожесточенно, даже как бы со знанием дела, чем возбудил в старом адвокате невольное уважение. В конце концов высокие договаривающиеся стороны сошлись на одиннадцати с половиной тысячах долларов, и это не могло не порадовать Бориса Григорьевича, который мысленно уже готовился выложить все пятнадцать.
Он приятно расслабился с рюмочкой «Хеннеси ХО», ну и что ж такого, что с американцем, чай, не советские времена, а совсем даже наоборот… Слово за слово, разговорились по душам (так, по крайней мере, казалось Борису Григорьевичу). Фрименже все думал,
— А вы знаете, дорогой Ларри, — несколько пафосно вопросил Пекл ер, — кто такой на самом деле Эль Лисицкий?
— То есть Лазарь Маркович Лисицкий? — уточнил подготовившийся Фримен. — Ну разумеется, русский архитектор, художник-график, кажется, еще конструктор. В сущности, первый советский дизайнер.
— Ах как приятно иметь с вами дело! — всплеснул руками Борис Григорьевич. — Но я вам еще кое-что могу про него рассказать, дело в том, что мы с ним отчасти… м-мм… родственники. Вот! — Пеклер отправил в рот еще полрюмки. — Прекрасный все-таки коньяк.
Фримен удивленно поднял бровь. В сущности, ему было плевать, но ведь нужно же как-то реагировать.
— Я шучу, конечно, но Лисицкий учился сперва у витебского живописца Пэна, а потом продолжал образование в Смоленске. Так вот, представьте, такой же путь проделал мой зять Эдвард! — радостно захохотал Пеклер. — Родился в Витебске, учился в Смоленске, потом оказался в Москве.
Фримен тоже с удовольствием засмеялся, еще бы — без удовольствия! Даже спросил:
— И ваш Эдвард тоже архитектор?
— Ну в некотором роде, да! — совсем уж развеселился Пеклер. — Надо непременно ему рассказать, у Эдика отличное чувство юмора, ему это непременно понравится! Непременно, уверяю вас. Знаете что, Ларри? Поехали к нам? — предложил хлебосольный адвокат.
Какое было чувство юмора у Эдварда Ходоровского, Фримен так и не узнал, а вот его профессиональные качества оценил при первом же знакомстве. Ходоровский сразу понял, что американец — вовсе не случайный человек в их доме, и сказал негромко, улучив момент, когда они были вдвоем:
— Приезжайте завтра в офис.
Вот теперь и Фримен мог позволить себе расслабиться…
31
Фримен вошел на станцию метрополитена и, стряхнув снег и спустившись по эскалатору, разглядывал мозаику на потолке. Краем глаза заметил отделившегося от стены милиционера. Милиционер был высоким и рыжим, и еще у него были голубые глаза. Фримен резко обернулся и, заранее предупреждая дежурную фразу, вынул из внутреннего кармана бумажник и, шагнув, протянул ему визу. Милиционер покрутил в руках желтый листок, вяло козырнул и вернул ее владельцу.
— Все в порядке? — без акцента и улыбки спросил Фримен и, получив в ответ кивок, зашагал к эскалатору…
Спустя десять минут он уже беседовал с Ходоровским.
— Меня интересует информация в отношении пяти российских чиновников. Но хочу вас сразу честно предупредить, Эдвард Витальевич, они пребывают на самом верху власти.
— Это не имеет никакого значения, — абсолютно ровным тоном сказал Ходоровский, закуривая «Мальборо».
Они сидели в офисе «Знамени-2», который располагался в старом доме на
— А что в вашей работе имеет значение? — осведомился Фримен.
— Сроки и качество требуемой информации. О ком конкретно идет речь?
— Прошу вас. — Фримен достал «Монблан» и написал на листке пять фамилий. Там фигурировали депутаты Госдумы Половцев и Иващенко, сотрудник управделами президента и чиновник Российского Агентства федерального имущества Кольцов и чиновник Госстраха Семенов, а также некто Тюрин, тот самый Тюрин, на которого Державин найти ничего не сумел.
Ходоровский пробежал глазами и сдержанно кивнул. Фримен оценил и это. Русский детектив не сказал «никаких проблем» или «невозможно», он вел себя как истинный профессионал.
— Я готов заплатить по пять тысяч долларов за каждое досье. Уверяю вас, политики за этим нет, — на всякий случай успокоил Ходоровского Фримен. Он с некоторым неудовольствием почувствовал, что на фоне невозмутимого Ходоровского сам начинает мелко суетиться.
— Тогда что же есть? Это все высокопоставленные люди.
— Согласен. Но высокопоставленные — в России, — уточнил Фримен. — А в данном случае речь идет о дискредитации указанных лиц в американской судебной системе.
«Вот сейчас начнется, — подумал Фримен, — сейчас этот русский взорвется кучей бессмысленных вопросов, на которые я все равно не смогу ему ответить. В частности, какое, к черту, имеет отношение американская судебная система к русским чиновникам?!»
Ходоровский посмотрел в потолок и, не глядя, сбил пепел с сигареты точно в чугунную пепельницу, привинченную к столу. Пепельница была сделана в форме изогнутого сапожка. Интересно, как ее вытряхивают? Может, пылесосом?
— Я готов за это взяться. Что именно вас интересует?
— Связи с частным бизнесом, неоправданные траты денег, любовницы, загулы, любая прочая мерзость. Вы не мальчик, сами понимаете, что может стать компроматом.
— Мне нужен месяц для сбора подобной информации, — ответил экс-подполковник КГБ. — За этот срок я разберусь со всеми этими фигурантами и принесу вам их досье.
— Неделя.
— В таком случае, — Ходоровский посмотрел в потолок, — по пятнадцать тысяч за досье. Могут возникнуть непредвиденные траты. Но без задатка я к работе не приступлю. Половину суммы вы заплатите вперед.
— Четверть, — улыбнулся Фримен.
— Треть, — холодно возразил Ходоровский. И это было то, на что американец настраивался с самого начала.
32
В это же самое время Денис Грязнов сидел в Генеральной прокуратуре на Большой Дмитровке, в кабинете у Турецкого, и убеждал позвонить в Германию его, Турецкого, хорошему приятелю — Питеру Реддвею, руководителю международной антитеррористической группы «Пятый уровень». Реддвей был американец, более того, в недавнем прошлом он был заместителем директора ЦРУ, более того, с Турецким в «Пятом уровне» они некогда работали вместе. Словом, Грязнов-младший убеждал, Турецкий вяло отбояривался.