Профессия – психолог труда

Пономаренко Владимир

С позиции антропогенеза этот феномен можно расценить как реализацию эволюционного механизма отклика на космический импульс. Приведенные наблюдения наводят на мысль, что «человек летающий» впитывает космическую энергию, становясь естественным экстрасенсом, распространяя вокруг себя частицы поля Вселенной.

В свете сказанного можно сформулировать более высокий уровень обобщения, касающийся проблемы безопасности полета как безопасности жизни вообще в ее телесном и духовном измерении. Речь идет о том, что исследование безопасности жизни летчика может стать интеллектуальным мостом для создания общей концепции безопасности на планете Земля. И начинать, видимо, надо с разработки концепции языка духовного общения, с понимания идеи назначения человека как духовной силы, противодействующей злу. Сегодня это крайне важно, ибо даже среди летного состава все меньше и меньше сохраняется отношение к полету как к смыслу жизни. Коммерция, конъюнктура, снижение ценности самого полета, неуважение

к духу авиации приводит к обесцениванию всеобщего человеческого в летческом «Я». А ведь жизнь показывает, что человек безнравственный во зле менее опасен, чем тот, кто свою мораль употребил во зло. Нет большего греха для летчика, чем превратить небо в средство и цель личной наживы, сделав из этого не только средство, но и цель. Если дело пойдет так и дальше, то от авиации останется лишь ощущение «транспорта», но только опасного и малоприятного. Горько об этом писать, еще горше думать. Особую надежду возлагаю все же на ту часть летнего состава, которая не предала Небо. И поэтому, опираясь на лучшее, что есть в духе летчика, продолжаю развивать мысль о безопасности рода человеческого. Речь идет о создании теории духовной генерации высших целей человечества.

Если мы, психологи, хотим развивать идеи добра, то должны свои теории подпитывать здравым смыслом и сверять с ним. Психологии предстоит еще исследовать дух человеческий как исток развития земной жизни и ее ценностей. Дух – это жизненная сила, но не для власти над другими, Дух – это сила характера с целью смирения своего «Я», дух – это высокое достоинство, хотя и готовое к покаянию. Так постепенно мы научно углубимся в субъективный мир человека.

В качестве примера психологического объекта субъективного мира рассмотрим феномен покаяния. Я как психолог-практик представляю покаяние таким образом. Покаяние – это духовный процесс страдания, когда сотканное из совести твое «Я» покинуло тебя, но осталась истерзанная душа, жаждущая подняться к своему «Я» и слиться с ним. Возможно, в этот момент и рождается Бог в человеке. Покаяние есть психологический процесс, ибо душа к нему стремится через осознание, через осмысление своего греха. Видимо, есть зерно истины в призыве святого Павла: «Преобразуйтесь обновлением ума вашего, заботьтесь иметь Бога в разуме».

Особенность человеческого духа в том, что он связывает нас с тем состоянием, которое приходит к нам и которое назовем вселенским сознанием. В этом направлении теория объективного образа субъективного мира человека может дать положительный результат, и сегодня познание закономерностей связи индивидуального сознания со вселенским как ноосферного механизма вечного течения живого, того, что было, есть и будет. Эта задача не только научно-познавательная, но и практическая, ибо от ее решения зависит судьба создания совершенно нового языка, языка сознания, с помощью которого люди обретут дар понимания не конца жизни, а ее вечности.

Видимо, нам следует подумать о неком новом качестве памяти как хранительнице Времени. Это подведет нас к новому взгляду на саму субстанцию прошедшего времени. Прошедшее, спрессованное в памяти, выступает как связь бытийного сознания отдельной личности со всем человечеством. Видимо, мы подходим к овладению языком осознания памяти как ключа к разгадке времени. Язык сознания – это одновременно способ подключения к биоэнергии Высшего Разума. Кто знает, возможно, создав новый язык сознания, психологии как науке удастся разработать способ длительного поддержания в душе человека общевселенского Добра, потенциал которого выше потенциала зла. Безусловно, Зло не уничтожить, ибо оно, кроме всего прочего, несет в себе дифференциальный признак Добра. Поэтому роль Добра, по мнению просвещенных мыслителей, не столько в борьбе со злом, сколько в ограничении зоны действия зла.

Возможно, стоит решиться расширить проблему психического образа и подойти к исследованию образов Добра и Зла. «Под добром,– писал Спиноза,– я буду разуметь то, что все более приближает нас к образу человеческой природы, под злом то, что препятствует нам» (Спиноза, 1932, с. 141). Ведь это не потусторонние реалии, они суть виды биоэнергии, а личность – общество – это лишь место их «прописки», приложения. Идея добра и зла возникла не в природе. Гегель писал, что человек не добр, не зол от природы, поэтому законы человеческой нравственности бесконечно выше законов природы. Если это так, то новая задача науки психологии – раскрыть процесс созревания добра в человеке.

Всматриваясь в неразумность поступков умных людей, хотя и умозрительно, но ощущаешь, что их появлению человек обязан противоборством опыта как знания, сознания как трансформатора этих знаний образу духовности как истинно внутреннему генератору добра. Знание, интеллект, сознание и даже воля организуются в поведенческий образ, впитывающий историю жизни человека для выработки социальных приемов по решению повседневных целей. Эстетическими свойствами подобного образа являются гордыня, страсть, гедонизм, эротика, эгоцентризм, для них обратной связью служит результат удовлетворения, наслаждения победой. «Обслуживающим» аппаратом этого образа

выступают инстинкты. Можно представить, что энергии, представленной в социальном опыте на протяжении жизненного пути, едва хватает на удовлетворение потребности в наслаждениях. Отсюда необходимость в приеме дополнительной энергии для накопления добра внутри образа духа, т.е. в этической сфере.

Беру на себя смелость утверждать, что одним из направлений в разработке методов снижения психологической напряженности людей может быть включение планетарного мотива в коммуникативную, духовную и материальную жизнедеятельность: достичь разгадки космоса как начала и продолжения высшего разума – в этом трансцендентная суть идеи поиска языка сознания, с помощью которого можно получать из Космоса энергию, питающую разум, но не мыслью, а добром. Есть же в организме фагоциты, т.е. клетки-защитники, пожирающие врагов. Почему же не быть очищающей энергии, подвигающей человека на добрые поступки. Эта мысль для меня не кажется абсурдной, поскольку некоторые наблюдения и исследования психических состояний в космосе дают право задуматься над подобными проблемами.

Как было сказано выше, вдали от Земли летчики и космонавты отмечали прилив необычной энергии добродетели, чувство свободы Души, они ощущали ранее им не свойственное осознание своего второго «Я» и связи со всеми людьми и, главное, ощущение любви к человечеству вообще. Это примечательно, что именно в космосе у людей проиходит отклик на время прошлого, они открывают для себя то, что внутренняя свобода есть средство реализации смысла жизни. Эти факты порождают научный интерес к энергии времени и пространства и открывают способы ее трансформации во вселенское сознание. Повторяю: к этому есть предпосылки, так как реальное пребывание человека даже в околоземном пространстве способствует возникновению у многих мысли о единстве человеческих душ.

Физики уже поняли, что нынешняя картина мироздания нуждается в существенном развитии. Пора и нам серьезно задуматься над проблемами космизма, живого вещества, биополя, геополитического мышления, вселенского сознания. Развивая идеи Б.Ф. Ломова о психическом мире человека, следует попытаться создать физическую карту духа в виде биоэнергетических меридианов на планете Земля. Естествоиспытатели обозначили долготу и широту для физической ориентации в пространстве, для связи между людьми и природным окружением. Думаю, что есть и духовные меридианы, в пространстве которых пересекаются духовные и природные силы, создавая вектор генераций, всеединства духа, космогонического и земного. Осталось «немного»: исследовать вид языка для перевода внечеловеческого сознания в образе духа, осуществляющего межчеловеческое общение. Это надо было открыть еще вчера. Человеческий мир слишком алогичен и жесток, порой унизительно неразумен. Несмотря на то, что на Земле есть все для природного энергетического насыщения человека, ему не достает способности удерживать духовную энергию духа. Человечество не только не удерживает ее, но и извращает. Видимо, утрачен механизм раскодирования энергетики Разума. Но раз есть психическое поле, психический образ, должно быть психическое вещество. Скорее всего, оно представлено энергией в виде информации, которая пока остается за пределами нашего сознания. Предполагаю, что код расшифровки лежит во Времени, которое не совпадает с циклами земной жизни. Причинами этого несовпадения, скорее всего, является разность мер организованности биополей в духовном и физическом пространствах. Нужен код сведения этих полей. Требуются принципиально новые психолого-теологические парадигмы в интересах духовного объединения. Пора осознать некие житейские мудрости типа того, что истинная ценность жизни измеряется лишь отсутствием страданий, а не присутствием наслаждений (Шопенгауэр, 1992, с. 417). В частности, осознать, что достичь уровня познания духовных сил, нравственных начал можно не только в пространстве истории государств, но и гораздо дальше, за ее пределами. Тогда сольются научное и религиозное сознание, которое станет образом-пульсаром субъективного мира человека. В этом случае надчеловеческий образ и будет тем общепланетарным механизмом психологического благоговенья перед жизнью как высшей мерой творчества и смертью как началом бессмертия. Образ мира дает нам пример цикличности и обновления вселенского начала. Познаем силы духа – значит научимся управлять социумом во всевозможных его ипостасях.

Все вышеизложенное, вероятно, будет с трудом воспринято и, скорее всего, не принято читателем. Я сам шел и продолжаю идти к этому пониманию медленно, шаг за шагом. Однако какое это отношение имеет к безопасности полета? Могу, но не в оправдание, а в порядке отстаивания своей позиции еще раз подчеркнуть: проблема безопасности полета – это проблема человека, его судьбы, права на выбор и на жизнь. Человек в полете, что ни говори, ближе к Вселенной, к ее познанию, и «прислушаться» к его душе полезно. Конечно, есть летчики-специалисты, есть летчики-профессионалы, но есть и летчики, чья духовность, выраженная в любви к полету, обогащает его нравственность, его Душу. Возможно, они воспримут эту главу не как «заумь», а как приглашение в мир высокого вдохновенья, где «Я» – лишь отражение счастья, чистого неба глоток (Н. Орешина).