Профессия: разведчик. Джордж Блейк, Клаус Фукс, Ким Филби, Хайнц Фельфе
Шрифт:
Как и было обусловлено заранее, Клаус Фукс занялся дальнейшей разработкой математического аппарата газодиффузионного процесса и решением конкретных технологических проблем строящегося комплекса в Оук Ридже, местонахождение которого тщательно скрывалось от британской научной миссии и куда его так ни разу не допустили. Исследовательская база находилась в Колумбийском университете и финансировалась «Келлекс корпорейшн»…Рождественские праздники 1943 года он провел в пригороде Бостона Кембридже в семье своей сестры Кристель Хейнеман, которую он не видел уже семь лет. Встреча выдалась и радостной и грустной одновременно. Семейная жизнь самой «благополучной» из всех Фуксов Кристель складывалась, по ее словам, совсем неблагополучно, атмосфера в доме была напряженной, она даже подумывала уйти от мужа и жить с детьми отдельно. Слушать это, сознавая, что нацизм и война безжалостно разбросали по разным уголкам света дружную и счастливую когда-то семью, было вдвойне грустно. От отца окольными путями доходили скупые
В январе 1944 года имя Клауса Фукса было упомянуто в общем списке британских ученых, которым давалось разрешение на посещение «различных исследовательских центров» «Манхэттенского проекта» без необходимого в таких случаях специального разового разрешения, выдаваемого военной контрразведкой. Но ему было запрещено посещение без специального разрешения «закрытых» исследовательских центров и комплексов и допуск к секретной документации в ходе этих посещений. Он никогда не был ни на объекте «X» в Оук Ридже, ни в ядерном комплексе в Хэнфорде, где добывался другой делящийся материал — новый элемент «плутоний»… К этому времени большая часть английских ученых возвратилась в Великобританию, в США из Бирмингемской группы остались, по настоянию американцев, только те, кто представлял наибольшую ценность для «Манхэттенского проекта»: Рудольф Пайерлс, Клаус Фукс и молодой английский физик Тони Скирм.
…В субботу 4 февраля 1944 года Клаус Фукс, как было условлено, стоял на углу Истсайд и Генри-стрит с теннисным мячом в руках, выглядевшим несколько диковинно в этот холодный февральский вечер. Все дальнейшее произошло так, как объясняла «Соня»: из немногочисленной толпы, стоявшей у входа в кинотеатр, отделился полноватый, низкорослый, плотного сложения, средних лет мужчина с резкими чертами на крупном, несколько одутловатом лице и выразительными черными глазами, спрятанными за толстыми диоптриями очков в роговой оправе, с парой кожаных перчаток в одной руке и книгой в зеленом переплете — в другой. Он произнес слова пароля и, дождавшись ответной фразы, сделал паузу. «Раймонд?», — спросил Клаус Фукс и, увидев утвердительный кивок незнакомца, назвал себя: «Я — доктор Фукс». Так судьба свела Клауса Фукса с Гарри Голдом, родившимся в Америке сыном эмигранта из России Ефима Голодницкого, который сыграет фатальную роль в его жизни. Фукс коротко проинформировал «Раймонда» (только под этим именем он будет знать этого человека) о работах по созданию атомного оружия и своем участии в этом проекте. Они договорились о следующих встречах (каждый раз на новом месте) и обсудили запасные варианты на случай непредвиденного срыва очередной встречи. Через 20 минут они разошлись, договорившись встретиться в очередной раз в марте на углу 59-й стрит и Лексингтон-авеню. Всего с февраля по июль 1944 года Клаус Фукс встретится со своим американским связником пять раз, после чего связь будет прервана…
Из секретного меморандума Гувера Сауэрсу: «…в этот период времени (декабрь 1943 — август 1944 года. — Прим. авт.) Клаус Фукс знал основные направления американской программы ядерных исследований и приблизительные сроки ее реализации. К этому времени от своего первоначального намерения сообщать русским только результаты собственных исследований он уже отказался и передал им известную ему техническую информацию о газодиффузионном заводе в объекте «X». В частности, он передал информацию общего характера о мембранах, используемых в газодиффузионном процессе, и сообщил их композиционный состав — синтезированный никелевый порошок, но не мог ничего сообщить об инженерно-технических деталях этого проекта, так как не располагал этой информацией. Его главным информационным вкладом в сотрудничество с русскими в этот период времени стала передача им копий всех докладов, подготовленных нью-йоркским офисом британской научной миссии…По его словам, в течение всего этого периода после встреч с нью-йоркским агентом у него создалось впечатление, что хотя русские и проявляли большой общий интерес к американскому атомному проекту, понимая его важность и военную значимость, но каких-либо серьезных разработок в этой области не вели…»
После того как летом 1944 года промышленная установка в Оук Ридже по производству металлического урана была пущена в действие, встал вопрос, что делать с нью-йоркской группой британских ученых во главе с Рудольфом Пайерлсом. Отпускать в Великобританию блестящих, прекрасно зарекомендовавших себя английских ученых, знакомых к тому же с общими технологическими основами конструкции атомной бомбы, американцам явно не хотелось. Поступило предложение принять участие в «интересной» работе на «одном объекте» на юге страны. На сборы дали буквально несколько дней, и уже 14 августа 1944 года Клаус Фукс стал обитателем комнаты № 17 в сером армейском бараке под громким названием «общежитие Т-102»,
…Отъезд Клауса Фукса в Лос-Аламос стал для него событием неожиданным и незапланированным, и поэтому выйти на очередную встречу с «Раймондом» он не смог. Не вышел он и на запасную встречу. На Фукса, обычно пунктуального и точного, это было не похоже. Посоветовавшись, Голд решил навестить его по домашнему адресу и выяснить на месте, что произошло. Для посещения квартиры Фукса нужен был предлог, и Голд его нашел, проявив, признаться, незаурядную смекалку и выдумку. В книжном киоске он купил книгу Томаса Манна и вписал своей рукой на первой странице его фамилию, инициалы и полный нью-йоркский адрес. Найдя дом и квартиру Фукса, он долго и безрезультатно звонил в дверь. Затем он спустился к консьержке и, показав ей книгу с фамилией и адресом, объяснил, что должен отдать ее своему знакомому, которому она принадлежит. Консьержка ответила, что иностранец под этой фамилией здесь более не живет, а куда уехал — неизвестно. Связь была потеряна. Было решено восстановить ее через сестру Клауса Фукса Кристель Хейнеман, адрес которой был известен. В один из сентябрьских воскресных дней 1944 года Голд выехал на автобусе в Бостон, взял в городе такси и поехал по известному ему адресу в пригород Бостона Кембридж. Дверь открыла женщина, по виду похожая на экономку-служанку, которая сказала ему, что супруги Хейнеман находятся в отпуске и вернутся не раньше середины октября. Голд выехал вновь в Бостон в ноябре, на этот раз в будний день, с тем чтобы не застать дома мужа Кристель Роберта Хейнемана. На этот раз дверь открыла она. Голд назвал себя хорошим другом ее брата, который случайно оказался в Бостоне по делам и решил зайти к ним справиться, как дела у Клауса. Фукс якобы сам дал ему этот адрес на всякий случай. Кристель сказала, что ожидает брата к рождественским праздникам. Голд попросил передать Фуксу письмо, когда тот приедет, и передал Кристель плотно запечатанный конверт. В нем находился обыкновенный лист бумаги с напечатанным на машинке лаконичным предложением в любой из дней по приезде к сестре позвонить между восьмью и восьмью тридцатью утра по указанному телефону и сообщить одну-единственную фразу: «Я приехал в Кембридж и буду здесь столько-то дней». Это был риск, но другого выхода не было…
Клаус Фукс стал сотрудником группы «Т-1» («Термодинамика имплозивных процессов») отдела теоретической физики, которой руководил известный немецкий физик Ганс Бете, друг Рудольфа Пайерлса еще по Мюнхенскому университету. Он, собственно, и способствовал тому, чтобы Пайерлсу предложили работу в Лос-Аламосе. Когда встал вопрос о Фуксе, то Бете с удовольствием разрешил взять его с собой. Он помнил его еще по Бристольскому университету, где в 1934 году некоторое время работал, бежав из нацистской Германии. В его памяти он остался «очень талантливым, спокойным и скромным» молодым ученым, и Бете вскоре сам убедился в выдающихся способностях физика-теоретика Клауса Фукса.
Из неопубликованного интервью Клауса Фукса: «…два года, проведенные мной в Лос-аламосской лаборатории, не изгладятся из моей памяти. Мне выпало счастье работать рука об руку с выдающимися учеными нашего столетия, чьи имена стали уже почти легендарными: Н. Бором, Э. Ферми, Г. Бете, Р. Фейнманом, Э. Сегре, Дж. Чэдвиком, Р. Пайерлсом, О. Фришем и другими. И в научном, и в человеческом смысле это был, пожалуй, кульминационный пункт не только моей жизни, но и многих других ученых, ставших впоследствии Нобелевскими лауреатами и основателями целых научных направлений. Для меня Лос-Аламос стал уникальной научной и человеческой школой.
Ядерная физика была в ту пору молодой наукой. Средний возраст всех работавших в Лос-Аламосе был около 25 лет, и вы можете себе представить, каким удивительно задорным и дерзким, в научном, разумеется, смысле, был этот коллектив. Тон, разумеется, задавали маститые ученые с именами, а некоторые уже и с нобелевскими титулами. Но и мы, молодое поколение, старались не отставать ни в чем. И по возрасту, и по научным заслугам я, разумеется, принадлежал к самому молодому поколению физиков, признанными лидерами среди которых (и я очень не хочу, чтобы мои слова расценили как нескромность) были Ричард Фейнман и Клаус Фукс…»
Хотя Лос-аламосская лаборатория была замкнутой и изолированной от внешнего мира общиной, уровень секретности в ней был все же ниже, чем, например, в Оук Ридже или Хэнфорде. Тем не менее все лаборатории были окружены оградой и охрана пропускала туда лиц, имевших специальное разрешение. Еще одна ограда окружала весь городок. При выходе и входе проводилась проверка. На любые поездки за пределы Лос-Аламоса требовалось специальное разрешение. Если семья ученого получала разрешение на проживание в Лос-Аламосе, она уже больше не могла покинуть его. Само существование лаборатории было тайной, и поэтому вся почтовая корреспонденция должна была направляться по следующему адресу: «Служба инженерных войск вооруженных сил США. Почтовый ящик 1663. Санта-Фе. Нью-Мексико». Вся она перлюстрировалась еще более тщательно, чем на других объектах «Манхэттенского проекта».