Профессор Допотопнов. Необыкновенные приключения в недрах Земли.
Шрифт:
Мамонт
— Не волнуйтесь, профессор. Я вовсе не думал делать неосновательных упреков вашей науке. Я преклоняюсь перед ней. Чему я удивляюсь, так это тому только, что вы так неохотно открываете перед непосвященными тайны прошлого. Хотя, с другой стороны, я не могу не сознаться, что при всем моем доверии к науке и ученым, я все же недоумеваю, каким путем вы узнаете, что такая или иная косточка принадлежала такому-то зверю. Я не могу понять, каким образом вы воссоздаете целый скелет какого-нибудь животного, давно уже исчезнувшего с лица
— Благодарю вас, лорд, от имени всех моих товарищей за веру в могущество науки. Это поощряет к борьбе с препятствиями, которые мы встречаем на тернистом пути к изучению природы. Но я должен с глубокой скорбью сознаться, что мы не уклоняемся от сообщения добытых истин. Мы говорим все, что знаем, но знаем, к сожалению, пока очень мало. Природа страстно оберегает свои тайны, оберегает всеми способами. Мы же теперь, как огня, боимся прежних увлечений. Если мы чего-нибудь не знаем, мы имеем смелость в этом сознаться. Скажу больше: мы с гордостью смиренно заявляем, что не знаем таких вещей, о которых много лет тому назад произносились уверенные приговоры. Надо уметь отказаться от заманчивых предположений. Это, если хотите, жертва, великий подвиг, но жертва и подвиг необходимые: в них сила и залог наших дальнейших успехов… Однако, вам пора и отдохнуть, лорд. Покойной ночи! Завтра утром мы возьмемся за работу.
— Покойной ночи, профессор!
***
Лорд Пуцкинс не мог уснуть. В ушах его звучали слова знаменитого профессора о сомкнувшейся щели…
В комнате было душно. Из окна доносился шум насекомых. Какие-то таинственные звуки носились в воздухе, дразнили и манили наружу. Лорд Пуцкинс вскочил с постели и вышел из гостиницы.
Перед ним лежал овраг. Лучи луны скользили по нему, тщетно стараясь осветить его разрытые стены, и манили за собою лорда. Он пошел за ними… Чем глубже он уходил в овраг, тем более он поддавался очарованию природы. Овраг был внизу гораздо шире, чем наверху. Черные пятна на меловой поверхности скал казались в этом мраке недоступными лучам луны входами в глубь земли, из которых вот-вот покажется какой-нибудь страшный призрак и спросит смельчака: «Зачем ты пришел мутить наш покой в этот час? Этот час наш, иль ты не знаешь этого?». Лорд Пуцкинс наслаждался новыми впечатлениями. То ему казалось, что за ним бегут не один и не двое, а тысячи людей: это был отзвук его собственных шагов, раздававшийся во сто раз сильнее в ночной тишине. То казалось ему, что стены оврага сходятся в вышине и готовы замуравить его живьем. Он все более углублялся в лабиринт оврага, совершенно не думая о том, что вернуться, быть может, будет нелегко, и вдруг, не заметив крутого склона, полетел куда-то вниз. Пролежав несколько мгновений, он поднялся и огляделся во все стороны. По-видимому, он уклонился от главного направления оврага, попал в какую-то боковую ветвь и дошел почти до самого конца ее.
Желая рассмотреть положение ветви по отношению к главному руслу оврага, он уперся плечами в большой камень и залюбовался живописным видом скал. Он поднял глаза к небу, желая найти знакомые ему созвездия, как вдруг почувствовал, что подпора его погружается куда-то, тонет… Он быстро подался назад и удержал равновесие. Затем он повернулся и увидел огромное отверстие на том самом месте, где перед тем лежал камень. В ту же минуту раздался грохот камней, срывавшихся со стен пропасти.
— Вот оно опять, это счастье, которое везде меня преследует! — воскликнул он. — Двойное счастье: и шеи не свернул и случайно нашел то, чего тщетно искал профессор. Я у таинственного отверстия!
***
Это была тревожная ночь. Сделав свое открытие, лорд Пуцкинс немедленно разбудил геолога, и оба они тотчас же отправились в овраг, где убедились, что действительно лорд случайно нашел отверстие, оставшееся, должно быть, после второго землетрясения.
V
На следующий день лорд Пуцкинс проснулся поздно. Было уже около 10 часов. Кроме него, в комнате был еще Станислав, слуга и неразлучный товарищ геолога. Это был чудесный парень: в меру услужливый, в меру веселый и любопытный, чрезвычайно искренний и преданный.
Он еще мальчиком попал из родительского дома в услужение к профессору и быстро освоился с новыми условиями жизни. Он выучился чужому языку и вскоре стал правой рукой ученого.
В четырнадцать лет он из простоватого мальчугана превратился в дельного помощника и постоянного спутника в научных экскурсиях профессора. В то же время он был и его лакеем, поваром, секретарем и заботливым опекуном. Он чистил сапоги, жарил бифштексы, складывал и склеивал кости, приводил в порядок рукописи, но умел в то же время десять раз в течение одного часа навлечь на себя гнев профессора. В последнем отношении он был прямо неподражаем. Нисколько не смущаясь вспышками геолога и резкими выговорами, он невозмутимо продолжал склеивать обломки костей пещерного медведя с обломками костей гиены, отдавал в переплет страницы разных рукописей и утверждал, что все содержится им в полном порядке.
О своих делах и делах профессора он говорил всегда во множественном числе: мы экзаменовали студентов, заплатили портному, открыли скелет обезьяны и т. д. Профессор ничего не имел против этого сотрудничества, лишь бы все было в порядке.
Справедливость требует сказать, что Станислав имел некоторое право на доверие, так как геология была ему отчасти знакома. Самой сильной его стороной являлась петрография[6] . Минералы, которые ему по службе часто приходилось разглядывать, так как на нем лежала обязанность сметать с них пыль, приносить и уносить обратно в музей, очень его интересовали, и он имел о них препорядочные сведения.
Палеонтология также не была ему совершенно чужда, благодаря тому, что он очень любил читать надписи на разных окаменевших экземплярах. Но когда он произносил греко-латинские названия, было презабавно слушать, как он умудрялся их коверкать.
Таков был Станислав.
— Доброго утра, лорд! — сказал он, когда лорд открыл глаза.
— Доброго утра! — зевая, ответил тот.
— Как вам спалось, лорд? Я уже здесь часа два разбираю минералы. Поглядите-ка, какой прелестный образчик известняка…
— Это что за порода?
— Это, лорд, такая осадочная порода, которая состоит из спаянных между собой камешков. Горные породы, как вам, должно быть, известно, делятся на осадочные и массивные, или кристаллические. Первые образовались из осадков на дне морском и называются также слоистыми; вторые (как, например, гранит, лава) происхождения огненного.
— Ты, я вижу, занятный парень, — сказал англичанин и сел на кровати, — говоришь, словно книжку читаешь.
Станислав взял со стола другой камень и поднес его лорду.
— Это также осадочная порода, — сказал он с возрастающим оживлением, — именуется она песчаником, так как состоит из зерен кварца, связанных минеральным веществом. Если вещество это глина, то песчаник называется глинистым; если — кремневая масса, то — кремнистым.
— В самом деле? — проговорил лорд, с любопытством глядя на Станислава. Тот почувствовал, что произвел впечатление, и небрежно прибавил:
— У нас полные шкафы разных песчаников. А вот аммонит, — продолжал он, — полюбуйтесь… что за дивный экземпляр! Видали ли вы что-нибудь подобное по красоте?
Перекресток
Проект «Поттер-Фанфикшн»
Фантастика:
фэнтези
рейтинг книги
