Профессор Допотопнов. Необыкновенные приключения в недрах Земли.
Шрифт:
— Мы находимся среди самых старых отложений юрской системы, — сказал он. — В течение получаса мы ушли за миллионы лет назад, в прошедшее…
— В прошедшее?
— Конечно. Мы в катакомбах юры, и здесь каждая окаменелость, каждая мало-мальски сохранившаяся раковинка — драгоценный для науки свидетель прежней, давно угасшей жизни…
— А как отложения этого периода, одинаковы они на всем земном шаре или нет?
— Конечно, неодинаковы. Как и меловые и все другие, они в одних местах толще, в других тоньше, а в некоторых их вовсе нет. — Чем же это объясняется?
Сигиллярия
— Объясняется это различными воздействиями тепла, воды и воздуха, которым подвергались и подвергаются пласты. Во многих местах, например, верхние пласты настолько выветрились или размыты, что на поверхности земли оказывается очень древний пласт, и его можно было бы принять за молодой, если бы заключающиеся в нем окаменелости не обнаруживали его древности. Кроме того, здесь важно и само происхождение пластов. Так, пласты одной и той же системы в одних местах отлагались из морской воды, в других из вод пресноводных, то есть на дне рек озер и болот… А затем, вперед! — заключил профессор. — Глубже мы найдем, быть может, вещи более интересные.
И путешественники наши стали с большими усилиями, при помощи рук, ног, канатов и лесенок пробираться дальше. Неутомимый профессор все время внимательно разглядывал стены, что-то соскабливал, растирал между пальцами, наконец торжественно объявил:
— Мы только что оставили за собою триас, т. е. миновали последний период мезозойской эры, соответствующей средним векам в истории земли, и теперь опускаемся вглубь веков древней ее истории, известной в науке под именем эры палеозойской.
— Теплеет как будто, — заметил Станислав.
— Я думаю… Мы находимся на глубине 750 метров. Цельсий показывает 33°.
Лепидодендрон
Продолжая беседу, путешественники незаметно спустились еще на 150 метров. Температура поднялась до 36°. Они были теперь среди красных песчаников пермской системы (диаса), прорезанных тоненькими слоями глинистого сланца[8], доломитового известняка[9] и каменного угля, и среди этих отложений дошли до глубины 1000 метров.
Каменноугольный лес
Здесь они остановились и отдохнули немного, после чего опять двинулись в путь и через некоторое время очутились среди мощных пластов каменноугольной системы.
VII
НА ГЛУБИНЕ 1400 МЕТРОВ
— Знаете, лорд, я бы «врата» эти назвал бы не адскими — о нет! я бы назвал их «раем геолога», — с восторгом сказал профессор. — Земля, так ревниво оберегающая свои богатства, сама вдруг раскрыла нам радушно двери и приглашает нас любоваться ее чудесами. Мне это напоминает прогулку по подземному сказочному царству.
— А мне, — заметил Станислав, — прогулку по босняцкой дороге в сумерки, когда не видать уже ям, где можно свернуть шею.
— Мы приближаемся к
— Этого я не знаю, — важно заметил Станислав, — но зато я чувствую запах нефти или столько же неприятный запах горной смолы.
— Запах объясняется близостью верхних пластов девонской системы, в пустотах и трещинах которых здесь, как и во многих других местах, имеются, очевидно, скопления жидких углеводородов. В некоторых местностях, как, например, на Кавказе и в Пенсильвании, в Америке, углеводороды эти пробиваются нефтяными ключами на поверхность земли.
— Вы говорите, профессор, что мы в девоне? — спросил лорд.
— Нет еще, но мы скоро будем там, — ответил геолог.
— Нельзя ли будет нам, профессор, сделать там маленький привал?
— Конечно, если вам этого хочется…
Они продолжали углубляться в какую-то узкую трубу и наконец достигли небольшой площадки, на которой и остановились. Здесь англичанин с изысканной любезностью поклонился профессору.
— Не чаял я, что буду иметь счастье так скоро приветствовать вас в моем отечестве, в родном гнезде, — сказал он, улыбаясь.
Профессор тревожно посмотрел на него.
— О чем вы говорите, лорд? Как это в вашем гнезде?
— Пуцкинстон, мое родное гнездо, лежит именно в Девонширском графстве, давшем, сколько я знаю, имя девонскому периоду.
— А я думал, что вы бредите, — заметил профессор.
— Это легко может случиться! Здесь жарко, как в бане!
— Да, не холодно, — сказал геолог.
— Я боюсь, как бы мы не задохнулись или, чего доброго, не сгорели по собственной неосторожности.
— О, этого бояться нечего, — прервал лорда палеонтолог. — Здесь нефти очень мало и она безвредна. Но я чувствую себя здесь, как в таинственных катакомбах. Нас окружают останки давно вымершего мира. Когда дюйм за дюймом образовывались эти толстые пласты, не было еще четвероногих животных, не было и пернатых, и царями нашей планеты были рыбы, эти…
— Рыбы — царями? Но это невозможно! — внезапно прервал его лорд Пуцкинс.
— А между тем, оно было именно так!
— Какой же тогда жалкий должен был быть свет!
— Да, несомненно… но только с нашей, нынешней точки зрения. Нельзя же, однако, ко всему прикладывать свою собственную мерку. Я уверен, что если бы девонские обитатели морских глубин умели мыслить и оценивать как мы свое положение, то ни одна рассудительная рыба не придумала бы для себя лучших условий жизни, чем пребывание в море. Она только пожелала бы, чтобы в этом прекрасном море погибли все ее враги и чтобы всегда было вдоволь пищи. Лишь какая-нибудь «недозревшая» рыба предалась бы глупым мечтаниям о другой стихии, более легкой, чем вода — о воздухе, например. Умей рыбы рассуждать, они в то время считали бы океан своей неотъемлемой собственностью и даже думали бы, что он создан для них. И они были бы последовательны, рассуждая таким образом. В самом деле, дожди падали для того лишь, чтобы растворить в воде воздух, необходимый им для жизни; даже солнце лишь для них одних освещало мрачные глубины…
Девонские рыбы: 1 — коккостеус; 2 —птерихтис;3—цефаляспис
— Да, доктор Мухоловкин был прав, называя вас поэтом, — произнес с усмешкой лорд Пуцкинс.
Профессор хотел ответить, но раздался вдруг глухой треск, какое-то шипение и испуганные крики Станислава.
— Что там такое? — встревожился лорд. — Верно, какое-нибудь несчастье!
— Ах, несчастье! несчастье! — отчаянно кричал Станислав, подбегая с каким-то шипящим предметом, который он бережно нес обеими руками.