Профиль невидимки
Шрифт:
Непрестанная прихотливая игра сопротивлениями и емкостями, чередование вводов и отводов происходит на панелях макета, чтобы можно было разделять, регулировать, сглаживать и снимать токи, бегущие по артериям электронного сердца. И все это влияет друг на друга, сосед на соседа. Провод на провод, по которым течет ток. Провод на катушку. Провод на лампу. Катушка на лампу. Где только ни образуется воздушный промежуток между двумя элементами, там уже возникает новая емкость. Но это ненужная, паразитная емкость, искажающая электрическую картину. А где она может быть? Да
Всем этим Марк занимался, составляя еще монтажную схему, - бесконечно осмотрительная расстановка. Но надо еще и еще, проверяя теперь по живому действию. А оно всегда вносит столько нового, непредвиденного, это живое действие, что ему уступают даже самые лучшие, остроумные расчеты схем.
Собственно, с того и начали наступление на нуль: пока никаких нововведений, а лишь еще и еще раз простая перестановка.
Что мешает? Что влияет? Александр Иванович и Марк рыщут придирчивым взглядом по всем закоулкам лампового узла.
Переставили кое-что, развели по сторонам. Ну, как теперь? Что скажет осциллограф?
Снова колышется изумрудная полоска на матовом экране. Она уже ровнее, и возникающая иногда «борода» как будто укоротилась. «Подстригли» немножко. И вольтметр отмечает уже только вольт. Не три, как было, а только один. Простая перестановка - и уже заметный результат. Первый шаг к нулю.
– А здесь?
– указывает пальцем Александр Иванович в другую точку макета.
Переставили и здесь. Опять проверка.
– Полвольта!
Еще ровнее становится полоска на экране, но ей все-таки далеко до спокойного нулевого безразличия. Наводки все же прокрадываются. Надо дальше, дальше, к самому нулю.
Александр Иванович не оставляет поисков. Цепко хватают его маленькие мягкие руки любую ниточку, которая, кажется, обещает приблизить к нулю. Каждое утро он повторяет:
– Ну-с, продолжим.
Необходимо что-то предпринять с первой лампой. О, эта первая лампа! Сколько она приносит всегда тревог и возни! С нее-то все начинается. Она первой принимает удары наводок и посылает искажение дальше, по всем каскадам усиления. Пятьдесят на пятьдесят и еще раз на пятьдесят… И наводка разрастается до размеров катастрофы - жуткая, всклокоченная «борода» на всем экране.
Александр Иванович решает: изолировать первую лампу. Ее отделяют от других стальной перегородкой. Там, в уголке, она теперь как в отдельном загончике, и стальной забор охраняет со всех сторон ее нежную чувствительность. В стальной массе перегородки должны тонуть, задерживаться мятущиеся напряжения, электрические поля, невидимо пляшущие вокруг.
Лучше, еще лучше становится картина на экране. «Бородка» чуть клинышком выскакивает иногда из-под полоски. А вольтметр что?
– Две десятых!
Ого! Крупный шаг к нулю.
Поставили лампу на резиновую подкладку. Так ей спокойнее, меньше будет дрожать. Вы топаете возле прибора ногами, где-то хлопнули дверью или грузовик прогромыхал под окнами -
Прокладка смягчила и эти наводки.
– Одна десятая!
Они приблизились к порогу, за которым начинается уж вовсе ничтожный счет - сотые дольки вольта. Почти капельное напряжение. Но как перепрыгнуть туда? Туда, поближе к нулю. Ведь нуля, желанного нуля все еще нет.
Опять раздумье над панелью, и тот же тихий голос Александра Ивановича, не допускающий никаких возражений:
– Ну-с, продолжим.
Клейменов был тут же, следя ревниво за тем, не влияет ли все-таки состояние датчика на электрическую картину. На его глазах разворачивались перипетии лабораторной борьбы с капризной сменой разных ходов, маневров и поворотов. И невольное чувство удивления возникало вновь перед сложностью этой борьбы и перед ее бесконечным упорством. У себя на заводе ему тоже приходилось видеть кое-что. Но тут! Тут было нечто совсем иное.
Борьба за нуль продолжалась. То приходилось защищать подводку к макету. То придумывать особую систему двойного заземления… Наводки отбрасывались экранами, наводки отводились в землю. Шаг за шагом продвигались они -к нулю. Это были уже совсем маленькие, крохотные шажки. Трудно было уследить за ними по извивам полоски на экране. Только с помощью вольтметра можно было ловить эти едва пробивающиеся наведенные токи. Стрелка, дрожащая, беспокойная стрелка топталась почти на месте.
– Пять сотых!
Совсем около нуля, почти нуль.
Около? Почти? Это не устраивало Александра Ивановича. Нельзя успокаиваться, нельзя отпускать в самый последний момент вожжи эксперимента. Должен быть вполне удовлетворительный нуль, устойчивое нейтральное положение прибора, на котором только и смогут проявиться ничтожнейшие сигналы оттуда, из мира невидимых гребешков.
– Продолжим, - с тихой твердостью повторяет Александр Иванович.
Борьба за нуль продолжалась.
ВОПРОСЫ И ВОСКЛИЦАНИЯ
Защита точности нагромождала одну задачу за другой. Самое, казалось бы, простое оборачивалось вдруг цепью тяжелейших осложнений.
Как питать током прибор? Питать надо электромагнитные катушечки датчика, чтобы они могли сигналить о малейшем покачивании коромысла с иглой. Питать надо лампы, чтобы в них проснулось волшебное свойство усиления. И надо, чтобы было совсем просто: воткнул вилку в штепсель - и уже готово, прибор готов к действию. Но в осветительной сети все время меняется напряжение. Больше или меньше, а меняется. Мы замечаем даже на глаз: что-то вдруг потускнело или загорелось ярче. До пятнадцати процентов иногда меняется. В общем, это нам не мешает. А прибору эти пятнадцать процентов - глубочайшее потрясение. Удар исполина в тысячу и тысячу раз больший, чем все робкие сигналы от гребешков, бьет по электронному сердцу. Смерть всякой точности.