Профсоюз сумасшедших: Стихи и проза
Шрифт:
Рублекопящие от зари до зари,
Вместо Любви — только дрожь с женой,
Жрущие звери, жизни цари,
Ты — миллионный — проклят мной.
Стихи для тебя — поллюции грамм,
Вулканы грудей — сладострастий слюна.
Вечный, Великий, Могучий Хам,
Тебе — мое жгучее На'!
3.
Вам, засвинившие очи Весны
За то, что нет котлет и калош,
Я — у жизни ворующий сны—
Третьих Проклятий синеющий
4.
Вам, для которых Смерть — лакей
Гениальных людей — к чертям,
Вам, истерзавшие мысль в кулаке,
Четвертое Страшное — вам.
5.
Вам, жандармы морали густой
«То добро, ну а это — зло»,
Вам зеленеющий злобой стон: —
Несите хлам На слом.
6.
Моей Возлюбленной за боль и страсть
Изжевавшие жизнь мою,
За бездны, за муки, за дикую власть,
За сонный последний приют,
Моей Любимой за то, что любим,
За то, что мы в Мире вдвоем —
Шестое Проклятье, — и вместе с ним
«Да святится Имя Твое».
Февраль 1923.
ЖЕНЩИНА У МЕНЯ В ЛАПАХ
Солнечный шар рыжий —
В лузу заката
Тощей
Ночи
Киём.
Тучных громад грыжи
Вздулись над рощей,
Где мы вдвоем.
Наше знакомство скрежещет экспрессом
Дачным, который в пятницу.
Знайте —
Каждую женщину сжатую прессом,
В каждой слезинке распять несу.
Зазвеневши губами — распну Вас бесстонно
На кресте Революций Ваш ужас исплачу.
…Только Вам ведь сейчас выходить из вагона
И дворняжкой протиснуться
В мужнину дачу.
Ах, каким диссонансом это Ваше «не троньте»!
И какой ерундою «мне надо спешить»…
Только многие дни Ваш сиреневый зонтик
Мне разбойничьим присвистом
Сердце кружить.
И когда
Распахнувшись духами
Вы низко
Чотким шопотом яростно мне запестрели —
Не услыша я понял, что Вы — коммунистка,
И что юность в подполье,
Что отец Ваш расстрелян.
Что супруг — офицер, контр-разведчик и белый,
Но любовь в Ваше сердце — железную лапу.
Только так Вы с’умели
Информацию нашему штабу.
Прошуршала — И стихла.
И взглядом месила
Словно липкое тесто — мой шалый покой.
Осторожно спросила: — А Вы кто такой?.
— Разорвите
Все
Все пута,
Все цепи!
Развернитесь душой словно парусом в бред!
И вгрызайтесь
В мой
Вой,
Рев,
Стенанья
И лепет,
Потому что я — ваш поэт!
В алый хохот знамен
И в декрет Совнаркома
Я вплету вашу боль, как в прическу цветок.
Я лечу вас на площадь из маленьких комнат,
Ваш последний поэт и пророк!
Вас промок пульный дождь в этих громах орудий
Героинями в кожаных куртках густой.
Пусть я первый венчать ваши юные груди
Ярко-алой моей Звездой!
Июль 1923.
Лян-чи-хэ.
УБИЙСТВО
Туман —
Кисель молочный в глотке улиц.
И в жести луж —
Фонариков опухшие глаза.
Завесы тьмы шурша сомкнулись,
Чтоб душу
Жестким языком тоски лизать,
Тревожно каркая
Мигали сонных пятна.
Ночными птицами слетало с белых губ:
— Кошмар…
— Убит…
А в оловяной луже внятно
Шептал хихи
Кая ехи
Дно-тих
Ий труп.
Бесшумный шелест: —
Ах, какая прелесть…
Кто?! Кто сказал?! — Налитый кровью рот.
Завыла мать.
А ночь сомкнула челюсть
И черным вороном шарахнулась вперед.
И солнце дернется рассветом в серой вате
И раздерет лучом пугливой ночи плащ.
А им вползти в уют своих кроватей
И зло шептать,
Что жизнь — палач,
Но ни один испуганный мерзавец
Не будет знать перед своим концом,
Что мне всю жизнь носить в груди пылающую зависть
К тому, кто с дыркой в черепе
Хихикал нам в лицо.
Март 1923.
ЛЕОНИД ЧЕРНОВ
Автопортрет.
От 26-ти до 32-х лет
В своем пламенном свинцовом полете,
Где бездарное с солнечным скрещено,
Где каждый мужчина — поэт,
Где героиня — каждая женщина, —
Вы многих еще найдете…
Вы многими вновь забредите —
И сердце завоет, звеня.
Вы узнаете гениальных поэтов,
Блестящих художников встретите,
Но никогда не найдете
Меня…
Леонид Чернов — веселый грешник,
Влюбленный в колючки акаций,
Променявший весенние черешни