Prognosis bona
Шрифт:
Его собственная ориентация никого не интересовала, как и самого Габриэля. Он не считал нужным ее определять, но на всякий случай себя проверял – больше по девочкам, прислушивался к себе, да так и решал. У него были другие проблемы, которых не было, скажем, у этого Сэма. Что, если он считал это болезнью, проклятьем и прочим? Остались же еще такие родители, родственники, которые не приняли бы таким, какой есть… Старшие братья…
– Габриэль! Хочешь на отек легких посмотреть? – ворвалась в палату Джо, на ходу поправляя костюм. – На рентген везем, поедешь с нами!
– Черт, да! – рванулся Габриэль, но потом вспомнил, что у него, во-первых, открыл ноутбук с огромным
Когда она вышла, Габриэль постарался вспомнить, о чем же он думал, что-то очень похожее на истину, что-то, что не пускало Винчестера сюда жить, но Джо как назло согнала удачную мысль. Он вздохнул и снова взял ноутбук на колени. Что толку думать, если он лучше почитает, хотя читать чужие дневники казалось противно, пусть его дневник был открыт любому желающему.
«Я знаю, что главный вопрос ко мне – это почему я не закрываю свой дневник. Потому что неожиданно я такой не один. У нас, растущих ребят, много проблем, и почти всегда мы не можем сказать о них никому из нашего окружения. Теперь, с победой прогресса, мы можем почитать о ней в интернете, но это, честно говоря, иногда посложнее герпеса (не ловил, честное слово). Может быть, если я скажу здесь об этом, кто-то однажды прочтет и разберется в себе быстрее и лучше, чем это сделаю я.
Я знаю, что большинство считает, что я завидую своему брату. Не стану кривить душой, я завидую, но не потому, что он так легко снимает девушек и навсегда им запоминается (слышали песню в стиле «у меня везде есть девчонки***?»), а потому, что это для него просто. Я не могу взять и воспринять только то, что есть в настоящем. Я подумаю о будущем, о ее близких, о ее проблемах, родителях и прочем, я просчитаю все, на что я повлияю… Большинству девушек это тоже не нравится, это я понял чуть позже. Они любят таких, как Дин. Я учился быть, как он, но это не тот я, ненастоящий. Я буду думать, что ей больно, я буду думать, что у нее было много лучше меня – такое уже не раз было, и я склоняюсь к мысли, что девушек я прежде всего уважаю, и уж потом люблю. В обычных семьях умненький мальчик есть зависть того, кто с трудом школу закончил, но у нас в семье все наоборот.
Мне только что позвонил брат. Он сказал, что отца случайно застрелили в баре».
Габриэль листал несколько коротких записей. Когда его отца не стало, он был слишком маленьким, чтобы принять это в полной мере, но Сэму, кажется, не повезло по всем фронтам. На Сэма он посмотрел с глубоким сочувствием – он был гораздо глубже, чем Дин, в этом он был прав относительно себя. И черт, как странно было Габриэлю понимать, что девушек он понимает – ему было бы лень копаться в этой психологически сложной личности, да еще и не факт, что награда будет. Тогда как Дин был просто доступен (не такому задохлику, как Габриэль, конечно, но ощущение все же оставалось именно таким), то Сэм скорее не пошел бы на контакт, забивая самого себя.
«У меня нет ощущения того, что отца застрелили шесть месяцев назад. Это многое поменяло в наших с братом отношениях, в основном из-за того, что смерть отца привела его в чувство. Я не знаю, чем он жил в Канзасе весь мой первый семестр, но теперь я удостоился чести узнать, что девушки легкого поведения его больше не интересуют. Меня
Вы знали, что если ребенку не давать копаться в песочнице, заставлять его избегать бактерий, он может погибнуть от простой простуды, потому что у него нет иммунитета? То, что я получал от него отголоски этого иммунитета, не сделало меня сильнее. Не дало мне опыт. Я так, цеплялся за буйки и сидел, пока не надоест.
Вчера Джессика спросила меня, хочу ли я куда-нибудь пойти. Джессика, она прекрасная, я никогда не видел того, кто так мягко и одновременно грубо доказывал мне, что ему плевать, о чем я там ночами думаю. Тем более, добавила она, что это еще и не порнуха. Я смутился, конечно, не хочу на эту тему разговаривать сейчас, и без того проблем хватает, а она засмеялась. С ней я не хочу думать.
Мне кажется, что я в нее влюблен».
Габриэль застонал и захлопнул ноутбук. Ему только слезливых романов читать не хватало. Он оторвался, чтобы поужинать, болтая с буфетчицой, после ужина замерил все, что необходимо из самого простого – давление, температура, пульс посчитал, но расчет Кроули оказался верным. Сэм был здоров и в поддержании лекарствами не нуждался, потому что не реагировал на них. Так почему же он не приходил в себя? Многие страдают от погнутой ориентации, но до комы без причины не доходит.
Было уже семь часов вечера, когда Габриэль подвинул кресло к изголовью кровати. Он объективнее посмотрел на лицо словно спящего парня. Он точно был не так красив, как его брат, тем более не самоуверен – не было в его чертах лица ничего подобного – но, наверное, был отличным другом. У Габриэля не было друзей – не возникало надобности, еще тратить себя на кого-то – но с этим было бы проще, тем более, что никакого влечения бы точно не возникло. У Габриэля аллергия на всех, кто на пустом месте трагедию делает и страдает вечно.
Ему было жаль Винчестера. Да, может быть, дружи они, он бы пинками вытащил его из этой странной депрессии, проверил бы, от рождения ли Сэм такой, чисто из любопытства. И вообще-то у его постели Габриэль месяц проведет, так что будем считать, знакомы. Хотя не так круто начинать знакомство с «привет, я тебе тут подгузники задолбался менять».
– Ну блин, можно быть по мальчикам и по девочкам и не страдать от этого, - пробормотал едва слышно Габриэль, зачем-то нажимая большим пальцем на широкий нос Сэма. – Нежный какой, подумаешь, - и хотя Сэм был его года на четыре старше, доминировал бы психологически Габриэль. Были люди, рядом с которыми он, несмотря на то, что был весьма дохлым, чувствовал себя королем мира, не иначе, особенно всезнающим и всенаставляющим. – А если это брат виноват, так тем более ему по мордасам настучать надо, а ты тут валяешься. Зачем мышцы такие качал, если выйти на бой не можешь? Тьфу, а выглядел таким мужиком, - и Габриэль хотел отстраниться, когда резкий выброс левой руки Сэма застал его врасплох. Широкая ладонь легла на ворот его рубашки, а пальцы сжали ткань стальной хваткой, но на его лице ничего даже не двинулось.