Прогнозист
Шрифт:
– Агент надежный?
– Молодая красивая женщина надежней любого академика.
– Вы ей задачу поставили, что нам нужно от Банкира?
– Так точно.
– Держите меня в курсе...
– Есть.
2
Фидель Михайлович Рубан, аналитик фирмы "Лозанд", мечтал встретить новый год в Приосколье - с отцом и сыном. Оттуда, из Приосколья, отец писал не часто, но регулярно. Хвалился успехами внука. Дед огорчался, что мальчик, в отличие от его родителя, учился не на круглые пятерки, но преуспевал по-английскому. У них с первого класса иностранный - английский и почему-то турецкий. Наверное,
Турки в качестве безвозмездного дара обязались построить школу, но только чтобы в ней уже с первого класса преподавали турецкий. Мэрия согласилась - хоть что-то на ниве образования да будет построено. А пока как задаток для турков - в некоторых школах города ввели турецкий, преподавателями стали контрактники-турки, многие свои педагоги оказались без работы.
Олежка к турецкому был равнодушен, хотя некоторые слова запоминал легко, да и как не запомнить, если слово "дурак" по-турецки означает "остановка", "стакан" - "характер", а "характер" если произнести по-турецки в русском звучании при девочках даже не произнесешь. Не язык, а шифрограмма. Что-то похожее у ворья: "кусок" - "тысяча рублей", "писка" "бритва".
Фидель Михайлович уже предвкушал радость встречи, как вдруг телеграмма: "Пропал Олежка. Подозреваю, выкрали. Отец".
Еще недавно с отцом можно было поговорить по телефону, но так как отцу несколько месяцев не приносили пенсию, и он вовремя не внес плату за телефон - его лишили этого вида связи. Поэтому отец писал сыну письма, а письма до Москвы теперь идут в десять раз медленней, чем десять лет назад. Но телеграммы пока ещё разносят.
Эту бросили в почтовый ящик утром, Фидель Михайлович распечатал её только вечером, когда вернулся с работы.
Прочел - ужаснулся. Куда бежать на ночь глядя? Первое, что пришло в голову: дозвониться до Аркадия Семеновича Герчика, профессора-психиатра, работавшего у Лозинского семейным врачом.
Дозвонился. Трубку взяла Клара, дочь профессора, бархатным голоском отозвалась:
– Это вы, Фидель Михайлович? Что случилось?
– Папа дома?
– У шефа.
– Шеф опять болен?
– Как всегда.
– А как до папы дозвониться?
– Никак. Успокоит шефа и приедет.
– А когда?
– 0б этом сам господь бог не ведает... Так что случилось?
– Олежка пропал. Сын.
– Выкрали?
– И ты о том же...
– Фидель Михайлович, не вам объяснять: коль исчез, значит, выкрали. А коль выкрали, надо искать или в Чечне или же за бугром, в тех же Соединенных Штатах...
Клара говорила приятным, ровным голоском, еще, видимо, не осознавая, как это страшно, когда у тебя крадут ребенка.
"В Соединенных Штатах... Стоп! Да в Штатах же моя бывшая!" - вдруг вспомнил он о её существовании. Но Паша нигде ни словом, ни полусловом о том, что сын с ней будет в Америке. Наоборот, она просила - дескать, так удобно будет всем, - Олежку Фидель увезет к деду. Дед живет один, вдовец, внук - его отрада.
А ровно год спустя - у деда нет внука, у отца - единственного сына.
В памяти Фидель Михайлович перебирал общих с Пашей московских знакомых.
И вдруг - о везение! Бывшая сокурсница по университету, восемь лет назад блестяще защитившая кандидатскую диссертацию о взаимосвязи вещества и поля, а ныне валютная проститутка, видела Пашу в гостинице "Националь" с каким-то высоким плосколицым американцем.
За точность бывшая сокурсница не ручалась - вроде Паша, а вроде и нет, - так как была под градусом. Но Фидель Михайлович, зная приметы её нового мужа, сказал себе: она!
С великим трудом дождался утра следующего дня. Утром позвонил Аркадию Семеновичу, Клара заспанно ответила:
– Папа дома не ночевал.
Не ночевал, значит, был при шефе. У шефа, видимо, тяжелый приступ. Как потом Фидель Михайлович узнал, терзаясь мучениями, куда мог исчезнуть его сын, шеф всю ночь бредил манией вседозволенности: сначала плакал, что он любит президента, потом уговаривал врача, уговаривал свою жену Дарьяну Манукяновну и её подругу Тоню / для сотрудников на Антонина Леонидовна, неприступная, как фанатичная монахиня/, чтоб они признали его, Анания Денисовича, президентом России.
С шефом безоговорочно соглашался только врач - он был лицо зависимое от шефа, шеф был его работодателем: кто платит, того и славят.
Дарьяна Манукяновна исступленно твердила: "Придуривается, идиот".
Антонина Леонидовна, обращаясь к шефу, была мягче: "Аничка, золотко мое, давай уснем".
"Только не с тобой", - отвечал шеф, прижимая к ладони левой руки большой и указательный пальцы, как бы показывая, что у него тоже, как и у всенародно избранного, рука трехпалая. Водя левой рукой перед глазами присутствующих, твердил, как заклинание: "Не с тобой, не с тобой..." У него даже голос менялся - становился хриплым, как у неизлечимого пропойцы. По хрипоте, по минутным паузам между словами в нем угадывался действующий президент.
Портила впечатление Дарьяна Манукяновна: "Возомнил себя, рыжий, хрен знает кем".
На жену он не обижался, потому что она - жена. Все остальные ему поддакивали, потому что у шефа капитала на многие миллионы долларов и брат в правительстве.
Утром следующего дня после получения страшной телеграммы Фидель Михайлович обратился за помощью к товарищу полковнику - он старый разведчик на ловле интересующих власть субъектов съел не одну собаку.
– Узнаю, - сказал тот обыденно просто, коротко взглянув на постаревшее за ночь лицо своего сотрудника.
– Установлю, проживает ли ваша бывшая супруга - как её, Прасковья Федоровна Рубан?
– в гостинице "Националь".
– У нее, по всей вероятности, фамилия уже другая, - подсказал несчастный отец.
– Ну и что?
– не удивился товарищ полковник.
– Сколько б раз человек не менял фамилию, а коль он вернулся в Россию, мы ему припомним его первую, а если пригласим кое-куда, то и спросим, зачем он это сделал.
– Пашу спрашивать не надо, она дура, - заступился за свою бывшую супругу Фидель Михайлович.
Товарищ полковник удрученно покачал облысевшей головой: дескать, наивная простота - именно чаще всего женами-дурами и делается большая политика, не обязательно государственная, финансовая - тоже.