Программа

Янг Сьюзен

Что-то ломается внутри меня, и я начинаю рыдать, вспоминать улыбку Брейди, слышать его смех. Мы были так близки. Как долго он был болен? И как я могла не заметить этого?

Джеймс кладет мне руку на плечо, и я склоняюсь к нему. Сначала он напряжен, но потом устраивается поудобнее в кресле, чтобы я приникла к его груди.

 - Знаешь, - тихо говорит он, поправляя мне волосы, - я не помню, что случилось с моей матерью. Я помню, что она была тут, и потом вдруг ее не стало. Не знаю, может, родители ссорились, может, у нее была причина, чтобы уйти. Когда

я спросил отца, он сказал мне, что она уехала, потому что нашла работу, а потом решила остаться. Но нам было хорошо вдвоем.

Он замолкает.

 - Десять баксов на то, что все это — полная ерунда.

Я останавливаюсь и вытираю лицо, сажусь, все еще прижимаясь к нему. Он смотрит на меня, широко открыв глаза. Спрашивает:

– Что?

– Мы в Программе играли в «Ерунду». А ты?

Он смеется.

– Не-а. Почти все время я был в одиночной палате, по крайней мере, они так сказали. Нет, серьезно? Ты играешь в карты?

– Джеймс, - говорю я, - я все время играла в «ерунду» с братом.

Его лицо мрачнеет, и он задумчиво вертит нитку, которая свисает с подола моей рубашки.

– Правда?

Я киваю.

– Думаю... держу пари, что ты играл с нами.

Джеймс не смотрит на меня, просто медленно тянет за нитку, распуская подол, как будто он потерялся в своих мыслях.

– Я не помню, кто научил меня, - говорит он.

– Мой брат научил.

 - Возможно.

Когда нитка наконец рвется, Джеймс, кажется, удивляется тому, какой у меня неровный подол.

 - Черт, прости.

Но когда он смотрит на меня, я не отвечаю. Я чувствую, что у меня опухло лицо, и уверена, что теперь, когда сижу так близко от него, выгляжу совсем не потрясающе. Но я пытаюсь найти что-то в его глазах — чувство, которое я не могу назвать. Внутри меня бушует так много чувств — вина, печаль, влечение.

 - Почему ты снова меня разглядываешь?
– спрашивает он, хотя на этот раз не кажется, что он дразнит меня.

– Риэлм кое-что сказал мне до того, как я ушла.

Джеймс закатывает глаза.

– Да ну? И что же?

– Он сказал...
– я замолкаю, не зная, стоит ли говорить ему это. Но мне кажется неправильным скрывать от него это. Скрывать от него что угодно.

– Он сказал, что любит меня, - говорю я.

Джеймс наклоняет голову, вертит нитку на пальце.

– А сама ты что чувствуешь?
– спрашивает он.

– Не то же самое.

 - Наверное, не следовало вводить его в заблуждение и целовать его, нет?
– говорит он резко, осуждающе. На секунду я застываю. Я доверилась ему только затем, чтобы он тут же бросил мое признание мне в лицо.

Я отстраняюсь от Джеймса, пристегиваю ремень после нескольких попыток.

– Просто забудь об этом, - говорю я, - ты не поймешь.

– Ты права, - он включает зажигание, - я не пойму. И ты не обязана ничего мне объяснять.

– Спасибо, - говорю я с горечью, - рада, что ты это прояснил.

Мы снова молчим, и я думаю о том, как получилось, что Джеймс рассказал

мне о своей матери, а в следующую секунду стал холоден. Думаю о том, не проделывал ли он это с Брейди, когда они дружили. Со мной.

Думаю, что с ним, может быть, всегда было трудно быть рядом.

* * *

Когда я приезжаю домой, я тихо вхожу в заднюю дверь, надеясь, что родители не заметили, что меня не было дома в течение часа. Поднимаясь по ступенькам, я слышу звук телевизора, который доносится из гостиной, и на секунду останавливаюсь у двери в комнату Брейди.

Я вхожу и ложусь на постель брата, смотрю в потолок, надеясь увидеть секреты. Украденные воспоминания.

 - Что с тобой случилось?
– этот вопрос я задаю и брату, и себе самой. Я обыскала свою комнату, хотела найти что-нибудь еще, но ничего не было. В семейных фотоальбомах почти не было фотографий. Не было некролога с молитвой на обороте, который бы заламинировали и повесили на стену. В альбоме для вырезок не было газетой статьи.

Я знаю, что мать лучше не спрашивать. Похоже, она только и делает, что обманывает меня. Не знаю, что случилось со мной и с ней, но больше я ей не доверяю. Она позвала Кевина, чтобы доложить обо мне. Наверняка, она как-то замешана в том, что меня вообще послали в Программу.

У меня в кармане вибрирует телефон, и я быстро достаю его, надеюсь, что это Риэлм, хотя мы даже не обменялись номерами. Замираю, когда вижу, что на экране мерцает имя Джеймса.

Я выключаю телефон и кладу его назад в карман. Быть рядом с ним так непросто. У нас есть общее прошлое, на каждый раз, когда мы приближаемся к тому, чтобы узнать о нем, он отступает. Он делает мне больно. Не думаю, что прямо сейчас я смогу выдержать еще немного боли.

Я сворачиваюсь в клубок, чтобы все обдумать, но вздрагиваю от стука в дверь. Поднимаю глаза и вижу отца.

 - Привет, милая, - говорит он.
– Я просто хотел пожелать спокойной ночи, но тебя не было в твоей комнате. Что ты тут делаешь?

Я быстро моргаю и сажусь.

 - Я скучаю по Брейди, - говорю я и пытаюсь оценить его реакцию. На его лице колебание, он устало трет карие глаза.

 - Я тоже, - отвечает он. Его одежда цвета хаки помята, и от него исходит слабый запах алкоголя. Интересно, когда он начал пить.

Мы долго молчим, а я кусаю губы, думаю, стоит ли спрашивать.

 - Папа, - начинаю я, - Брейди покончил с собой?

Отец резко вдыхает воздух. Сразу не отвечает и садится на кровать рядом со мной. И потом, к моему ужасу, прикрывает глаза рукой, его плечи трясутся.

 - Да, - выдавливает он из себя, - Брейди покончил с собой.

Мое тело замирает, и я понимаю причину своих чувств, хотя они и не связаны с воспоминаниями. Но это как будто ми чувства — особенно моя скорбь — наконец встают на свои места. Пока отец пытается собраться с духом, я стараюсь не расклеиться. Риэлм сказал мне правду. Что еще он знает?