Программа
Шрифт:
— Это слишком опасно, — покачал головой Реджи, — зачем мне подставляться?
— Я пытаюсь помочь девочке, которая попала в секту. Я думаю, это та же секта, членами которой были вы с Эрни.
— Да мне наплевать на это. Я наладил жизнь, переехал. Оставил все это в прошлом.
Тим выдвинул последний ящик. Внутри лежал коричневый бумажный пакет. Тим положил его на стойку и открыл. Он вынул лежащую сверху оранжевую бутылку и прочитал надпись на этикетке: валиум. Рэкли скользнул взглядом по десятку других бутылок в пакете — надписи на этикетках были сделаны на английском или
— Ну ладно, ладно. Ты нашел у меня сильные психотропные средства. И теперь пришьешь мне статью за хранение, да? — Реджи хлопнул себя рукой по лбу — Черт! Я так и знал. Не надо было вас сюда пускать.
— Нет, — спокойно ответил Тим, — ничего такого я делать не собираюсь.
— Нет? — Реджи потеребил верхнюю пуговицу. — Слушайте, я не собираюсь вам ничего рассказывать. Я просто не могу этого сделать.
Тим почувствовал, как в нем заговорил профессиональный инстинкт — потребность надавить на свидетеля, заставить его говорить. Но он одернул себя. Страдание и боль, через которые ему самому пришлось пройти за последний год, смягчили Тима. Он уже был слишком стар для того, чтобы упрямиться, но и до возраста мудрости ему тоже было далеко. Тим просто кивнул. Он помнил слова доктора Бедермана, который говорил об уязвимости людей, побывавших в сектах. Он должен предоставить Реджи свободу выбора. Пока.
Рэкли протянул Реджи свою визитку, на которой был от руки приписан номер его сотового:
— Этой девушке очень нужна помощь.
Толкнув дверь, он еще раз повернулся к Реджи:
— Я очень тебе сочувствую. Ужасно, что тебе пришлось пройти через все это.
7
Когда Тим приехал домой, он не нашел Дрей ни на кухне, ни в гостиной. В доме было тихо. Если бы не ее припаркованная возле дома машина, можно было подумать, что она завернула куда-нибудь после работы.
Он позвал ее, и она ответила. Тим пошел на звук ее голоса. Дрей сидела на полу комнаты Джинни, прислонившись спиной к стене. Здесь все осталось так, как было прежде: обои в цветочек, ночник. Посреди комнаты стоял большой мешок для мусора, доверху набитый детской одеждой. По полу были разбросаны вешалки.
Лицо Дрей было спокойным, взгляд пустым, как у человека, пережившего шок и справившегося с собой.
— Прости, что не подождала тебя. Я знаю, что ты готов… — она махнула рукой на комнату, — …уже давно. Я просто хотела… То, как я отреагировала вчера, когда открыла дверь, это заставило меня понять, что… возможно, действительно пора двигаться дальше.
Тим кивнул.
— Как же это тяжело, — сказала Дрей.
Она протянула руку. Тим помог ей подняться, а потом поцеловал ее. Дрей обняла его за шею. Раньше она не была такой эмоциональной, но Тим ничего не имел против этой перемены.
Дрей подошла к кровати и начала снимать с нее постельное белье, которое до этого стирала каждую неделю. Тим вдруг подумал о том, как он шаг за шагом научился жить без дочери. Ему вспомнился рассказ Бедермана о том, как магазины игрушек создают ажиотаж перед Рождеством и заставляют родителей переплачивать. Рэкли все бы на свете отдал за то, чтобы его еще
Он начал помогать Дрей складывать вещи в пакеты. Он так осторожно складывал каждую пластмассовую безделушку, что ему в какой-то момент стало просто смешно. Тогда Тим стал быстро швырять в пакеты все, что попадалось под руку. Его вывел из задумчивости голос Дрей:
— Не знаю даже, чувствую ли я грусть или вину за то, что сейчас делаю… А может, и не надо себя накручивать, а то получится, как в какой-нибудь дешевой мелодраме. Может, надо просто сделать это — и все.
Через час все, что оставалось после Джинни, было упаковано в семь увесистых мешков. Тим вынес их на крыльцо, а потом разобрал кровать Джинни и ее стол и тоже вытащил все это во двор. Дрей стояла на пороге, глядя на сложенные на улице вещи.
— Я сейчас, наверное, немного поплачу, — предупредила она. Тим начал говорить какие-то слова утешения, но тут она осела на пол. И он просто держал Дрей в своих объятиях, пока она не успокоилась. Тим не давал воли чувствам. Между ними существовала какая-то молчаливая договоренность, по которой оба не могли расклеиться одновременно. Кто-то должен был держаться.
Рыдания прекратились, Дрей подняла на Тима свои необыкновенно искренние зеленые глаза и пробормотала:
— Похоже, я нашла правильную эмоцию. Черт.
— Давай сходим куда-нибудь, — предложил Тим, — может, в «Нобу»?
— «Нобу»?
— А что? Я ведь теперь снова получаю зарплату судебного пристава.
Они только один раз были в этом дорогом японском ресторане. На годовщину своего знакомства, которую впервые отмечали без Джинни. Тогда оба чувствовали себя крайне неловко, да и настроение было на нуле.
Дрей быстро переоделась и даже подвела глаза и наложила на скулы тонкий слой румян. Она редко красилась, и косметика ей не шла, потому что она слишком хорошо выглядела без нее. Но Тим не стал ничего говорить, оценив усилия Дрей. Потом они ехали в машине, по радио передавали какие-то глупые романтические песни. Когда они доехали до оживленного перекрестка, Дрей начала стирать с лица косметику. Она сказала:
— Знаешь, это как-то слишком уж странно после всего.
Тим вздохнул с облегчением:
— Слава богу. Закусочная подойдет?
— Да, здорово, — улыбнулась Дрей.
8
Настойчивое мяуканье сотового резко выдернуло Тима из крепкого сна. Дрей издала какой-то усталый звук и натянула одеяло на голову. На часах было 2:43 ночи.
Тим сел на постели и опустил ноги на холодный пол, чтобы быстро вернуться в реальность.
— Да?
— Тим Рэкли?
— Кто это?
— Догадайся.
Тим протер глаза, мысленно продумывая варианты. Сейчас он занимался только одним делом, так что сомневаться не приходилось:
— Реджи Ронделл.
— Может быть, и так.
— Сейчас полтретьего утра.
— Серьезно? — В его голосе не было ни тени сарказма. Послышался какой-то шорох. — Черт. Ты прав. Я теперь не особо слежу за временем.
— Хочешь поговорить?