Программист и бабочка (сборник)

Венгловский Владимир Казимирович

Папу я тоже люблю. Наверное. Но он так и не смог простить маминой смерти ни себе, ни мне, ни Господу. Он не посещал церковь даже по воскресеньям, не исповедовался, много пил и часто меня бил:

– Ах ты, гаденыш! Опять шляешься где-то, шпанье! Вот тебе!

– Уу-ммм!

– Сам уже черным стал, думкопф, как дружки твой чернозадые… получай!

– Ай!

Я смиренно принимал все его удары. Это ведь такая мелочь в сравнении с маминой кончиной. Я терпел и даже почти не кричал, хотя было больно. И еще, у меня совсем не осталось желания жить, смотреть в будущее и видеть там надежду. Только крепкая вера и осознание того, что лишь Господь властен над жизнью моей,

да еще проповеди падре Франческо питали душу мою, удерживая ее в объятьях грешной земной жизни.

После службы я часто задерживался в церкви и падре рассказывал мне истории о благородных рыцарях, страшных драконах, злых волшебниках-ересиархах, прекрасных принцессах. Сам падре так мечтательно при этом улыбался, что я быстро понял – стать рыцарем в рядах господнего воинства это честь, которой удостаиваются только самые избранные, раз даже падре Франческо лишь мечтает о подобной судьбе. А потом я возвращался домой и отец меня бил за то, что я ходил в церковь:

– Ах ты, гаденыш! Опять к этому педофилу в рясе ходил? На тебе!

– Уу-ммм…

– Сказано тебе, нет бога! Бога нет! Вот тебе, вот, вот… и мамы тоже… нет.

Но я его прощал. Особенно легко мне прощалось, когда отец начинал плакать.

Шли дни, месяцы и годы. И однажды падре стал беспокоиться за меня, заглядывать в глаза, задавать странные вопросы. Он сказал, что я стою на грани помутнения разума, предостерегал меня. Отца он тоже предостерегал, но папа лишь кричал на падре и гнал прочь со двора. Падре тоже папу прощал, но увещеваний своих не прекращал. А потом падре не стало, он уехал в Мексику, а вместо него прислали другого падре – Никоса, который почему-то не желал разговаривать со мной, выгоняя из церкви, стоило мне только раскрыть рот. Тогда-то я чуть совсем не потерял веру и силу нести крест своей судьбы.

Но меня спасли! Господь обратил внимание сэра Рыцаря на белобрысого мальчонку. Я немного заблудился в соседнем районе и меня окружили местные ребята. Все меднокожие, сильные, все старше меня. А двое так совсем уже почти мужчины. Я просил их не бить меня, клялся больше никогда не приходить в их район. Но они только смеялись, издеваясь над моим цветом кожи, и ругали моих родителей, особенно, маму. Я расплакался от обиды, но тут, словно из сказочного ниоткуда, явился большой дядя. Красивый, мускулистый, высокий, он смотрел на меня, словно читая мое прошлое и нынешнее как открытую книгу. Я никогда-никогда раньше не видел рыцарей, но сразу понял – это он и есть!

Понял и оробел. Даже об обидах забыл. И мальчишек недружелюбных больше не замечал. Лишь потом я понял, что рыцарь одним движением брови разогнал хулиганов, так что и след их ругательств безвозвратно простыл в памяти моей.

– Ну что, пацан? Спас я тебя? Шпана бы тебе уши на попу натянула, хы-ы! Должник ты мой теперь. Работать на меня будешь, понял?.. А если кто обидит – ты мне скажи, задницы всем порву, хы-ы…

О! Он не только спас меня, но и предложил свое покровительство взамен на службу! Я сначала думал, что просто стану простым слугой, но все оказалось куда лучше. Так хорошо, как я и мечтать не смел.

– Короче, так! – рыцарь окинул взглядом улицу, проверяя, не подслушивает ли нас какой злоумышленник. – Ствол мой будешь таскать, понял? Хранить дома станешь. Как я позову, сразу все дела бросаешь и ко мне бежишь. Один раз кинешь, в толчок запихну, в такой, где дерьма по уши. Второй раз – уши оторву, в третий раз… после третьего раза, бледнозадый, у тебя уже ничего никогда не будет. Понял-нет?

Сэр рыцарь Хуан-Родриге Бермундес – именно так звали моего благодетеля, – конечно же, не сразу доверил

мне стать его оруженосцем. Он проверял меня, давал мелкие поручения. Почти месяц. А потом сказал, что смел я и верен ему, а потому достоин высокой чести хранить и носить его оружие и подавать, в случае нужды, его в руки рыцаря по первому требованию. Но и ошибок случаться не должно, всегда рядом быть – моя высокая миссия, а коли подведу я сеньора, падет на меня кара его и недовольство.

Так и стал я носить за своим господином его меч по имени Пустынный Орел и, иногда, полновесное копье с мужским, почему-то, именем Морской Винчестер 1300! Хотя, если вспомнить, копья я пока не носил ни разу, кроме лишь того случая, когда Рыцарь доверил его мне. Оно все время лежит у меня дома, в тайном, сокровенном месте! И ни просите, даже полусловом не обмолвлюсь, где именно!

– Эй, бледнозадый, ствол принес?

«Принес ли ты мой меч, Кнаппе? Готов ли ты к службе во имя Господа нашего, мой верный оруженосец?»

– Конечно, сэр рыцарь, я принес! Принес и готов служить вам и вашему мечу…

– Смотри, мелкий, увидишь копа, делай морду попроще и быстро проходи мимо. Позовет тебя коп, сразу беги! Поймает если, ты меня не знаешь, а пушку на помойке нашел. Все понял?

Рыцарь учил меня жизни, наставлял, как справляться с прихвостнями Тирана, с негодяями копами. Они страшно трусливы, очень боятся, что рыцари пойдут походом на их хозяина, (да сожрет его душу дьявол) и низвергнут его. И сам Тиран этого боится, поэтому набрал в ряды верных ему копов – самых отъявленных злодеев, головорезов, которые ходят по улицам города и следят, чтобы рыцари не носили с собой мечи и копья, свое верное оружие. Поэтому и нужны сеньорам оруженосцы, такие, как я. Конечно, коп и к девятилетнему мальчику пристать может, избить, деньги отнять, или еще как обидеть. Может и оружие найти, но суду подлежит лишь взрослый мужчина, поэтому наказание, которым грозит нам Тиран за ношение мечей и копий несоизмеримо меньше, чем то, что ожидает взрослого мужчину. И весь народ гнет спины перед копами, страдает, но терпит Тирана, потому что сделать ничего не может и боится. Рыцари же, число которых невелико, исподволь борются с Тираном и слугами его. Было бы рыцарей больше… они бы тогда ого-го! Показали бы Тирану все адовы муки.

В любом случае, дурацкие правила трусливого Тирана не мешают моему благородному господину и его товарищам совершать подвиги. Много еще злодейства рождает наша земля, а рыцари, как врачеватели, уничтожают опухоли зла, очищая и облагораживая мир. Сам я, правда, пока подвигов не увидел, слишком мало нахожусь рядом с рыцарями, но другие оруженосцы мне рассказывали, что сэр Бермундес среди прочих рыцарей славен особо, уважаем и дел благородных совершил немало.

Зато я дважды становился свидетелем дуэлей, поединков между рыцарями. И тогда Хуан-Родриге брал свой меч с моей руки и поражал обидчика. Один раз даже до смерти.

А еще мы часто ходили к прекрасным дамам, что жили в двухэтажном доме через два квартала от моего двора. Все они были одиноки и с радостью отдавали сердца и любовь рыцарю, посетившему их.

– Сиди здесь, жди меня, – говорил мне в этих случаях Хуан-Родриге, оставляя у двери. И добавлял: – подрастешь маленько, закорешим тебя, тогда я сам тебе ночь с девкой подарю, хы-ы!

Да, мой господин обещал мне, что и я стану рыцарем, что и меня они примут в свои ряды, несмотря на богонеугодное происхождение. Но эту честь надо заслужить, сражаясь рядом с господином, совершая подвиги наравне с ним. Я верил, я знал, что так и будет. Если только отец к тому времени не прибьет меня окончательно…