Прогрессивный сатанизм. Том 2
Шрифт:
Поэтому догматик, например, гордится количеством прочитанной им литературы, а значение и важность любой книги измеряет количеством страниц. То, что он, прочитав, ничего не понял; что даже если бы и понял, то никакой практической пользы из этого чтива всё равно не извлечёшь – его не волнует. Галочка поставлена, теперь можно претендовать на более заметную роль среди последователей догмы. Догматик даже вообразить себе не может (поскольку воображение у него отсутствует), что ту же информацию можно получить через другую, "неканоническую" литературу, или вообще додуматься до неё самостоятельно.
Апофеоз догматизма – предмет "Литература" в советской школе: чтобы получить хорошую оценку, надо прочитать ограниченный набор произведений и повторить учителю то, что про них говорится в хрестоматии.
Вообще, взаимоотношение догматиков с
Самостоятельно мыслящий индивид стремится почерпнуть из книг новые факты и новые идеи, но догматики самому словосочетанию новые идеи придают негативную эмоциональную окраску, да и новые факты вызывают у них как минимум настороженность. Вообще, стремление к фактам, а не к идеям – есть показатель самостоятельности мышления, и наоборот: неспособность воспринимать факты без сопутствующего им готового объяснения в рамках существующих концепций – признак догматизма.
Когда догматик сам становится автором, его неспособность адекватно оценивать содержание и качество литературы выражается в патологическом внимании к форме и количеству, что отражает его подсознательные страхи и комплексы. Книга должна быть как можно толще и написана максимально "научным" (то есть наукообразным) языком – а то вдруг кто-то догадается, что количество мыслей в голове у догматика ограничено, а то, о чем он пишет – не наука. Кроме того, теоретический опус догматика содержит ссылки на как можно большее количество другой литературы, по возможности иностранной или давно изданной: чтобы, с одной стороны, продемонстрировать согласие с догмой всех народов во все времена, а с другой – поднять самооценку догматика, прочитавшего так много редких книг… (Сравните с докторской диссертацией Эйнштейна, в которой он излагает теорию относительности на 17 страницах, вообще не ссылаясь ни на какую другую литературу.) Характерным признаком господства догмы в обществе является ритуальное сожжение "вредной" литературы. Догматики привыкли считать, что мысли находятся в книгах, а не в головах, – поэтому они и верят, что вместе с еретическими книгами сгорают и еретические мысли.
Догматизм порождает особый жанр полухудожественной литературы, который можно охарактеризовать известной фразой: много шума из ничего.
Примером является и богословская литература, и опусы теоретиков фашизма вроде Мигеля Серрано, и некоторые образцы коммунистической публицистики. Общим в ней является изобилие пафоса и эмоций на пустом месте, туманный стиль изложения, за которым не видно никакого сюжета или идей, если они в этой литературе вообще присутствуют. Авторы такого догматического чтива и не собирались выражать ничего конкретного – только эмоции, прежде всего – щенячий восторг от своей сопричастности к догме. Кроме того, подобная литература призвана создать впечатление о якобы имеющейся возможности творчества в рамках догмы, а также представить догму более сложной и разнообразной, чем она есть в действительности, чтобы тем самым поднять самооценку её последователей.
Догматическое искусство (если вообще в данном случае возможно говорить об искусстве), как правило, представляет собой тиражирование на разные лады одних и тех же образов. Христианские святые на иконах – все на одно лицо, точно так же, как соцреалистические рабочие и колхозницы, или нацистские "истинные арийцы".
Это объясняется тем, что индивидуальность и догма – две вещи несовместные.
Рядовые последователи догмы всегда рассматриваются её идеологами как аморфная масса одинаковых человечков, характеризуемая лишь количеством и самим фактом приверженности данной догме. Идеалом властителей общества, подчинённого догматической идеологии, как раз и являются такие одинаковые человечки, "идущие вместе" туда, куда им прикажут. Отдельные индивидуальные черты допускаются только для самих идеологов, да и то лишь в той степени, чтобы рядовые последователи не путали одного из них с другим. Кроме того: чтобы изобразить индивидуальность персонажей в художественном произведении – надо самому быть индивидуальностью, а обладающие таковой к производству догматического "искусства" не допускаются по идеологическим соображениям.
Догматизированная культура всегда основана на искажении реальности: иногда застенчиво-стыдливом (как христианская и иудейская); иногда наглом, в расчёте, что "пипл хавает и не
Ещё одна отличительная черта всего, что делают догматики – гигантомания. Догма должна не просто давать ответ на какие-то частные вопросы, а описывать всю Вселенную. Так, из чисто экономической теории Маркса сделали "марксистскую физику", "марксистское языкознание" и вообще "марксистскую научную методологию".
В маленькой книжке под названием "Тора" каббалисты находят ответ на любой вопрос, переставляя буквы. То же самое наблюдается и в культуре общества, охваченного догмой. Самый большой в мире Царь-кололол, мечеть с залом на 100 тысяч верующих в Исламабаде, целые города из одних буддистских храмов в Индонезии и Камбодже – это всё порождения религиозной догмы. Догма политическая мечтала построить самые высокие в мире небоскрёбы в Москве (Дворец Советов) и Пхеньяне (гостиница "Рюген"), разбить в Берлине площадь, вмещающую 1,5 миллиона человек, проложить железную дорогу с шириной колеи 3 метра и трёхэтажными вагонами – но оказалась менее удачлива в деле воплощения своих мечтаний в жизнь. Характерно, что в свободных обществах такой самоцели сделать нечто самое-самое не наблюдается: и древние греки, и римляне, и современные страны Запада, возводя что-то выдающееся для своего времени, руководствуются рациональным расчётом и коммерческими соображениями. Родосский колосс и Александрийский маяк построены потому, что из-за сложных условий плавания вблизи берегов нужен был ориентир, видимый в море с дальнего расстояния. Римский Пантеон с гигантским для своего времени куполом – главный храм крупнейшего на тот момент города в мире. Самые большие в мире мосты строились там, где они были больше всего нужны: соединить две части большого города (Сан-Франциско, Сидней, Стамбул). Самые высокие небоскрёбы – на самых дорогих участках земли. И т.д.
Легко догадаться, что гигантомания догматиков проистекает всё из того же комплекса неполноценности, порождением которого является и собственно догматизм.
Кроме того, она отражает общее для всех догматических течений стремление к повышению количества из-за невозможности преуспеть в качестве и пристрастие к символам вместо практически полезных вещей – что является проявлением свойственного догматикам антииндивидуализма и антипрагматизма.
В конечном счёте догматики терпят провал потому, что начинают обманывать сами себя, верить в свою способность совершить чудо – решить на практике те грандиозные вопросы, которые догма берётся решать в теории. Из иллюзии всезнания у них вырастает иллюзия всемогущества, а такую иллюзию жизнь разбивает быстрее и проще. Чуда не происходит: бог не помог крестоносцам в их авантюрах; рабочий класс Запада и не собирался свергать помещиков и капиталистов; "еврейская" наука создала лучшие вооружения, чем "арийская"; а ветвистая пшеница Лысенко так и не унаследовала приобретённые признаки; – хотя догматики были абсолютно уверены, что всё произойдёт наоборот.
Общая схема, по которой строится догма.
Есть первоисточник, по возможности – противоречивый, написанный туманным языком и большой по объёму. Нужно, чтобы, с одной стороны, нельзя было аргументированно доказать, что автор первоисточника придерживается по какому-то вопросу какой-то определённой позиции, а с другой – можно было вырвать из контекста первоисточника цитату по возможности любого содержания. Автор первоисточника должен быть уважаемым (хотя бы в каких-то определённых кругах) человеком. Кроме того, первоисточник должен представляться фундаментальным объяснением каких-то мировых проблем.
Есть главный идеолог, утверждающий своё толкование первоисточника как единственно правильное и как полностью соответствующее позиции автора первоисточника. Он излагает это толкование в своих книгах, которые, в отличие от первоисточника, пишутся по возможности ясным языком, понятным для простого народа. Нужно, чтобы изучающие догму отдавали предпочтение трудам главного идеолога перед первоисточником.
Есть вторичные идеологи, которые повторяют на разные лады то, что сказано главным, иногда конкретизируя некоторые детали. Кроме того, их задачами являются: – обеспечение распространения догмы во все сферы жизни, включая науку и культуру; – борьба с инакомыслием; – адаптация и доведение догмы до разных слоёв населения.