Прогулка по висячему мостику
Шрифт:
Ира уверенно взяла в руки мобильник и набрала Рауля.
– Рауль, привет, ты мне звонил? – будничным тоном спросила она.
– Да, Ира, звонил, – обворожительно бархатным голосом проворковал Рауль и замолчал.
Ира констатировала, что осознанно или неосознанно, но ее реакцию Рауль просчитал точнейшим образом. «А вот фиг тебе!», – разозлилась она всем своим существом и на пойманной волне:
– Слушай! Представляешь? – и принялась эмоционально высказывать какую-то идею по поводу оптимального решения какой-то производственной проблемы, сочиняя ее на
– Ты права. Предпраздничное настроение мало вяжется с рабочим.
– Вот именно! Терпеть не могу праздники! Хоть и знаешь о них заранее, они все равно сваливаются на голову совершенно неожиданно, и всё ни с того ни с сего натыкается на бетонную стену всеобщего безделья!
Рауль рассмеялся.
– Сама-то как праздновать собираешься?
– Праздновать?! Рауль, я собираюсь мужественно переживать тяжелые времена.
Рауль снова рассмеялся.
– Может, я смогу предложить тебе занятие поинтересней?
Тут рассмеялась Ира.
– Рауль! Я безмерно счастлива, что ты неравнодушен к моей горькой участи и всеми силами готов помочь, но только помочь мне можно лишь одним.
– Чем, если не секрет?
– Пристрелить, чтоб не мучилась!
Рауль рассмеялся.
– Ну и шуточки у тебя, Ира!
– Уж извиняйте! Как умеем, так и шутим! Ладно. Знаешь, меня, как осенило, так я и думать больше ни о чем другом не могу. Так что, до завтра!
– До завтра…
Ира выключила мобильник и расплакалась.
«…предлагаемые обстоятельства вряд ли коснуться жизни во миру, а это сложнее. Когда что-то не так в обычной жизни, есть сочувствие, понимание и поддержка родных и близких. А вот когда во всем, по меркам окружающих, сопутствует успех и удача и, по их мнению, и пожаловаться не на что – это гораздо тяжелее». Как прав был Женечка!
Ира в изнеможении соскользнула с кровати на пол, задев рукой лежавший на тумбочке нож и тарелку с апельсиновыми корками. На звук упавшего ножа и разбившейся тарелки наложилась резкая боль в ноге. Ира вскрикнула и схватилась за источник боли. Джинсы оказались распоротыми, а их ткань – горячей и мокрой от крови. Ира задрала штанину – ранка была небольшой и вроде неглубокой, но кровь хлестала аж под напором. Все попытки остановить ее оказались тщетными. Ира набрала Генку.
– Геночка, – кривясь от боли, проговорила она, – я тут порезалась и никак кровь остановить не могу.
– Ирчик! Я мигом! – в волнении ответил он.
Ира кое-как доковыляла до двери и, отомкнув ее, опустилась рядом – сил на то, чтобы вернуться в комнату, не осталось. Последняя ясная мысль гласила, что «мигом» это не раньше, чем минут через двадцать, ведь Генка вряд ли находился сейчас в отеле. А затем боль пропала, и стало как-то по-особенному хорошо и легко. Как сквозь сон Ира увидела склонившегося над ней Генку, который
Горы! Какие они красивые с неба! Где-то далеко внизу стоял Радный. Он смотрел на нее своим тяжелым взглядом и вроде махал рукой. Жест выглядел как-то неоднозначно. Потом кто-то сказал:
– Ваша кровь идеально подходит.
В ответ голос Радного разразился несусветным матом и добавил:
– Уроды! Я вам уже полчаса об этом твержу!
– Вы что, родственники? – бесстрастно поинтересовался кто-то из «уродов».
– Какая разница! – взревел Радный и снова перешел на фольклорный вариант русского языка.
Вокруг что-то гремело, суетилось, а потом снова послышался рев Радного:
– Напрямую лей! Дура!
Голоса стерли горный пейзаж, и Ира снова парила в густом золотистом свете, сквозь который постепенно стала проявляться, поначалу показавшаяся ей странной, картинка. Потом она как-то сразу почти отчетливо вспомнила, как порезалась и как звонила Генке. Картинка стала почти резкой. Ира увидела себя в больничной палате. Рядом, лицом к ней сидел Радный. Из одной его руки, извиваясь, тянулась к ней в руку трубка, а другая лежала у нее на лбу. Радный сосредоточенно смотрел на Иру. Она открыла глаза. Картинка осталась прежней, только ракурс поменялся.
– Как себя чувствуешь? – тихо, мягко, тепло, нежно и заботливо спросил Радный.
– Еще пока не чувствую, – слабым голосом ответила Ира.
Радный усмехнулся.
– Летаешь? – тем же теплым голосом спросил он.
– Да вроде уже приземлилась…
– Не разговаривайте с больной! Ей нельзя напрягаться! – проверещал откуда-то приказным тоном противный женский голос.
– Слушай! Свали, а! По-хорошему, свали! – рявкнул на нее Радный, а потом тихим мягким голосом обратился к Ире. – Не обращай внимания – у медиков свои причуды.
– Блин! Я же джинсы разрезала! – вспомнила вдруг Ира.
– Да-а! Это грандиозная проблема! – усмехнулся Радный. – Теперь я понимаю, откуда столько крови натекло!
– А что, много натекло? – спросила Ира.
– Много… Метко ножи роняешь!
Ира вдруг скривилась.
– Больно? – поинтересовался Радный.
– Угу…
– Потерпи. Вообще-то, это хорошо, что чувствуешь, а то, когда шили, даже не дернулась. Напугала, однако – шили-то на живую!
В этот момент в палату влетел, на ходу напяливая светло-салатного цвета халат, немолодой мужчина.
– Станислав Андреевич! Что стряслось? Я у матушки в деревне гостил, так что раньше прибыть ну никак не мог.
– Да вроде уже все нормально, Петр Иванович. Одному дивлюсь, где ты весь этот даун-хаус набрал? Все, как один – полные идиоты.
– Ох, Станислав Андреевич, сам мучаюсь, но других бог не дал, – прослушав Ирин пульс, а затем пульс Радного, сказал Петр Иванович.
Затем он померил Ире давление. Удовлетворенно кивнул головой и избавил Радного с Ирой от связывавшей их трубки. Потом он осмотрел Ирину рану.