Прогулка в Тригорское
Шрифт:
После нескольких строк, обращенных к отсутствующей красавице- «предмету поэтов самохвальных» — прославленной и им, Языковым, поэт продолжает:
Прошел, прошел мой сон приятный; — А мир стихов? но мир стихов, Как все земное, коловратный Наскучил мне и нездоров! Его покину я подавно: Недаром прежний доброход (sic) Моей богини своенравной Середь Москвы перводержавной Меня бранил во весь народ, И возгласил правдиво-смело, Что184
В «Московском Телеграфе» была напечатана резкая статья о стихотворениях Языкова. Вообще этот журнал не вполне сочувственно относился к таланту Языкова, и в 1833 году (№ 6-й) вновь поместил довольно строгий разбор его стихотворений (статья была написана Кс. Полевым).
185
Военно-литературный журнал. Спб. на 1828–1829 год, изд. А. Воейковым.
186
Журнал, изд. М. Погодиным с 1827 года.
187
«Атеней» — на 1828–1829 г. М. издание Мих. Павлова.
188
Известный плохой журнал А.Е. Измайлова, издававшийся в Спб. с 1818 по 1827 год.
Но, разумеется, Языков не исполнил своего шутливого обета: он продолжал, от времени до времени, седлать своего бойкого Пегаса, продолжал и следить с живейшим любопытством за произведениями своего «первосвятителя» в поэзии. Так, получив «Северные Цветы» на 1829 год, Языков писал Вульфу: «сердечно трепещу от радости, видя в них отрывок из романа Пушкина — подвиг великий и лучезарный» [189] . В том же году Языков решился наконец, после шестилетнего пребывания в Дерпте, оставить этот город… «Через месяц, много через два, — писал Языков к своему другу 9-го февраля 1829 г.,- покину я Дерпт навеки — сяду в деревне симбирской, буду петь жизнь патриаршескую, Волгу, тебя и еще кое-кого и кое-что — и вот все мои надежды на совершение давно желанных подвигов. Дерпт мне так надоел, что я бы бежал отсюда пешком, если б не стыдился оставить здесь мое прозвание на позор заимодавцам… Кланяйся Пушкину; первое мое дело литературное в Симбирске будет отповедь к нему о моем житье-бытье…» Без грусти покидал Языков Дерпт, тот самый город, в котором родились первые произведения его музы. А между тем, не так еще давно перед тем, поэт, обращаясь к Дерпту в особо посвященном ему стихотворении, до сих пор остававшемся в рукописи, говорил:
189
Письмо 3-го февраля 1829 г., Дерпт.
190
Стих, написано «7-го апреля 1825 г.», списано нами из рукописного сборника, принадлежащего г. Вульфу
В то время, когда Языков прощался с Дерптом, Пушкин, утомясь петербургскою жизнью, мчался на Кавказ. Быстро пронеслись для него несколько месяцев в беспрерывных разъездах: ряд новых впечатлений, охвативших поэта, освежил его, и он с запасом новых сил, бодрый, веселый, осенью того же года ехал уже обратно в Петербург. Биограф Пушкина, следя за ним из месяца в месяц, затрудняется определить, где именно находился поэт с 8-го сентября, день отъезда его из Горячеводска, до 16-го ноября 1829 года, вероятно, дня прибытия его в Петербург [191] . Мы отчасти можем разъяснить недоумение биографа: перед нами лежит письмо Пушкина к Вульфу из тверской деревни последнего: Малинники, от 16-го октября 1829 года [192] . Независимо от того, что письмо это указывает нам место, где отдыхал поэт от своей поездки в Арзерум и от трудов на поле брани, письмо само по себе, по тону и складу своему, чрезвычайно любопытно; обстановка ли, окружающая поэта, вообще ли веселое настроение духа, которое обыкновенно овладевало им в деревне, среди любезных и искренне расположенных к нему лиц, как бы то ни было, но 30-летний Пушкин, в письме своем к приятелю, является шутливым балагуром, остряком, проказником, тем самым Пушкиным, каким он был в первые годы по выходе из лицея. Приводим это письмо буквально, с небольшими, однако, выпусками, так как некоторые места его не могут явиться в печати:
191
Анненков. Матер. 1855 г., т. I, стр. 215.
192
В своем дневнике Алексей Вульф, получивший это письмо лишь 15 февраля 1830 года, сделал подробную запись (см. дневник). На другой день — 16 февраля — Вульф писал Анне Николаевне Вульф: «Как Сомов в „Северных Цветах“ ежегодно дает обзор годовой литературы, точно так же Александр Сергеевич сообщает мне известия о тверских красавицах. Кажется, самое время не имеет власти над ним, он не переменяется: везде и всегда один и тот же. Возвращение наших барышень, вероятно, отвлекало его от Netty, которой он говорит нежности или относя их к другой, или от нечего делать…» — См. Б.Л. Модзалевский, «Поездка в Тригорское» — «Пушкин и его современники» вып. I, стр. 85–86.
«Проезжая из Арзрума в Петербург, я своротил вправо и прибыл в Старицкой уезд для сбора некоторых недоимок. Как жаль, любезный Ловлас Николаевич, что мы здесь не встретились! то-то побесили бы мы Баронов и простых дворян! По крайней мере, честь имею представить вам подробный отчет о делах наших и чужих.
I) В Малинниках застал я одну Анну Николаевну с флюсом и с Муром. Она приняла меня с обыкновенной своей любезностию и объявила мне следующее: а) Евпраксия Николаевна и Александра Ивановна отправились в Старицу осмотреть новых уланов [193] ; в) Александра Ивановна заняла свое воображение отчасти талией К-ва [194] , отчасти бакенбардами и картавым выговором Ю-ва [195] ; с) Гретхен [196] хорошеет и час-от-часу делается невиннее (сейчас Анна Николаевна объявила, что она того не находит).
II) В Павловском Фридерика Ивановна страждет флюсом; Павел Иванович стихотворствует с отличным успехом. На днях исправил он наши общие стихи следующим образом:
Подъезжая под Ижоры, Я взглянул на небеса И воспомнил ваши взоры, Ваши синие глаза [197] .Не правда ли, что это очень мило [198] .
III) В Бернове [199] я не застал уже толсто… Минерву [200] . Она со своим ревнивцем отправилась в Саратов. Зато Netty, нежная, томная, истерическая потолстевшая Netty [201] — здесь. Вы знаете, что Миллер из отчаяния кинулся к ее ногам; но она сим не тронулась. Вот уже третий день, как я в нее влюблен.
IV) Разные известия. Поповна (ваша Кларисса) в Твери [202] . Писарева кто-то прибил, и ему велено подать в отставку, Кн. Максютов [203] влюблен более, чем когда-нибудь. Иван Иванович на строгой диэте (…своих одалисок раз в неделю) [204] . Недавно узнали мы, что Netty, отходя ко сну, имеет привычку крестить все предметы, окружающие ее постель. Постараюсь достать… — Сим позвольте заключить поучительное мое послание. 16-го октября [205] ».
193
Т. е. офицеров стоящего на квартирах в городе Старице Оренбургского Уланского полка, командиром которого
194
Семевским так сокращена фамилия Алексея Михайловича Кусовникова и выпущена часть характеристики. Это — поручик Оренбургского полка; участвовал в Отечественной войне, затем с 1815 по 1825 г. служил в Гусарском полку в Царском Селе, где с ним, по мнению Б. Л. Модзалевского. был знаком Пушкин. В конце 1829 года он был назначен полковым командиром Тираспольского конно-егерского полка и покинул Старицу, что весьма огорчило Анну Вульф, мечтавшую о выходе за него замуж. О нем см. в дневнике Вульфа.
195
Это — Александр Тихонович Юргенев, впоследствии помещик сельца Подсосенье, Старицкого уезда.
196
Это — Екатерина Васильевна Вельяшева, кузина А.Н. Вульфа. Е. Е. Синицина в своих воспоминаниях о пребывании Пушкина в Старице рассказывает, что заметила, как Пушкин с другим молодым человеком (Алексеем Вульфом) «постоянно вертелись около Е. В. Вельяшевой». Дальше в этих воспоминаниях записано о Вельяшевой: «она была очень миленькая девушка: особенно чудные у ней были глаза. Как говорили после, они старались не оставлять ее наедине с Алексеем Николаевичем Вульфом, который любил влюблять в себя молоденьких барышень и мучить их». (В. Колосов «A.C. Пушкин в Тверской губернии». Тверь, 1888 г., стр. 10–11), — Подробно о ней см. в дневнике Вульфа.
197
Любопытно, что с этим именно началом стихотворение вошло во все издания соч. Пушкина, между прочим, см. 1859 г., т. I., стр. 390.
198
Павловское — имение дяди А.Н. Вульфа — Павла Ивановича Вульфа в Старицком уезде, недалеко от Малинников, — Фредерика Ивановна, жена П. И. Вульфа, по определению Вульфа «гамбургская красавица, которую дядя привез из похода и после женился на ней». М. Л. Гофман, побывавший в тех местах в 1910 году, передает, что «и до сих пор еще в Малинниках и в Бернове, а также и во всей Берновской округе сохраняются рассказы о том, как А.Н. Вульф и его друзья потешались над „Фрицинкой“ (как ее в шутку называли), до конца дней своих безжалостно относившейся к русскому языку». «Пушкин и его современники» вып. 21–22, стр. 220.
199
Берново — имение в 8 верстах от Малинников, принадлежало Ивану Петровичу Вульфу, женат, на Анфед. Муравьевой, двоюродной сестре Михаила Николаевича Муравьева.
200
«Минервой» Пушкин называл кузину Вульфа Екатерину Ивановну Гладкову, старшую дочь Ивана Ивановича Вульфа и сестру Netty Вульф. Это была «очень красивая, пышная, молодая женщина», в январе 1825 года вышедшая замуж за ротмистра стоявшего в Старице Оренбургского полка Якова Гладкова. В дневнике Вульфа сохранилась подробная и интересная характеристика этой «Минервы».
201
Анна Ивановна Вульф, по словам ее брата Николая Вульфа, была «очень умная, образованная и симпатичная девушка и при всем том — красавица» (В. И. Колосов… стр. 28). Поэт находился с ней в переписке, но письма их до нас не дошли. К 1829 г. относится шутливое стихотворение Пушкина «За Netty сердцем я летаю», ей посвященное.
202
По мнению Б. Л. Модзалевского, это Екатерина Евграфовна Смирнова, 17-летняя дочь тверского священника, три года воспитывавшаяся у бездетного Павла Ивановича Вульфа. В 1888 г., будучи 76-летней старухой, она передала В. И. Колосову несколько интересных рассказов о Пушкине.
203
Писарев и Максютов — офицеры стоявшего в Старице Оренбургского уланского полка.
204
Иван Иванович Вульф, отец вышеупомянутых Екатерины Гладковой и Netty, по словам своего племянника Алексея Вульфа, «поселившись в деревне, оставил жену и завел из крепостных девок гарем, в котором и прижил с дюжину детей, оставив попечение о законных своей жене. Такая жизнь сделала его совершенно чувственным, ни к чему другому не способным».
205
Подлин. на почт. бум. в 4 д., запеч. облаткою. Рукою А. Н. Вульфа отмечено: «1830 г.», но это явная ошибка; начало письма прямо показывает на время его написания; ошибка же А. Н. объясняется тем, что пометки сделаны им были только в недавнее время. Любопытно, что предыдущее письмо Пушкина к Вульфу пародировало военные рапорты, а это рубрики газет.
Молодой гусар, к которому адресовано было это шутливое послание, еще в феврале того года оставил Петербург и, благословляемый Языковым печатными и рукописными посланиями, отправился на поле брани. „Еще тебя благословляю“, — писал к нему, между прочим, Языков:
Мой добрый друг, воспетый мной. Лихой гусар, родному краю Слуга мечом и головой — Христолюбивого поэта Надежду грудью оправдай Рубись — и царство Магомета Неумолимо добивай! [206]206
Ненапечатан. стихотворение Языкова из писем его к Вульфу 9-го февр. 1829 года. Дерпт.
„Давно не имел удовольствия письменно говорить с вами, — писал к г-же Осиповой тогда же и о том же гусаре барон Дельвиг, — но часто слышал об вас от милого Алексея Николаевича и Пушкина. Спрашивал об вас и был доволен, имея возможность узнавать, где вы и здоровы ли. Теперь, расставаясь с вашим юным воином, теряю надежду иметь от вас известие иначе, как утрудить вас просьбою посылать по нескольку ваших строчек к Дельвигу, всегда уважавшему и любившему вас… Я, издавши „Северные Цветы“, как будто от изнеможения занемог и прохворал целый месяц“ и проч». [207]
207
Это письмо от 5-го февраля 1829 г., из. Спб. было последнее, которое послал Дельвиг к обладательнице Тригорского: 14-го января 1831 года Дельвига не стало.
Лето 1830 года, к которому мы теперь и переходим, было ужасное: страшная гостья, холера, дотоле неизвестная на Руси, валила народ тысячами, вызывала учреждение карантинов и разные другие меры, показывавшие полное незнакомство с этою болезнью и между тем повергавшие всех и каждого в большое беспокойство; там и здесь вспыхивали возмущения… Время было тяжелое, кровавое, одно из тех, в которые простодушные наши прадеды обыкновенно видели приближение преставления света… Между тем, именно начало этого страшного года ознаменовалось в жизни Пушкина событием весьма важным: он сделал предложение Наталье Николаевне Гончаровой, получил согласие и в августе того же года, уже в качестве жениха, спешил в нижегородскую деревню отца своего, в село Болдино, для устройства дел своих по этому имению, часть которого уступлена была ему отцом. Карантины заперли нашего поэта в Болдине на гораздо большее время, нежели он предполагал. Несмотря на то, что поэт наш не терял времени и именно в Болдине окончил „Евгения Онегина“ и написал множество лучших своих произведений [208] , тем не менее счастливый жених несколько раз пытался освободиться из невольного заключения и прорваться сквозь цепь карантинов в Москву; попытки однако довольно долго оставались безуспешными. Вот что, между прочим, писал об этом Пушкин в Тригорское:
208
См. о трудах Пушкина за это время, с августа до декабря месяца 1830 г., в «Матер.» 1855 г., ч. I, стр. 227, 278, 285 и 295, и изд. сочинений Пушкина 1859 г., т. I., стр. 436–470 и др. В Матер., изд. Анненковым, приведен, между прочим, весьма интересный отрывок из записок Пушкина, относящихся до этого времени. В отрывке этом Пушкин передает замечательный разговор свой о холере, разговор, какой он имел в 1826 году с одним дерптским студентом В., поступившим впоследствии в гусары. Этот В. не кто другой, как А. Н. Вульф. Для нас, в настоящем случае, важен тот отзыв, какой делает о нем Пушкин, видевший в своем приятеле гораздо больше, нежели Ловласа и собутыльника. «Он много знал, — говорит Пушкин о г. В.,- чему научаются в университетах, между тем, как мы выучились танцевать. Разговор его был прост и важен. Он имел обо всем затверженное понятие, в ожидании собственной поверки. Его занимали такие предметы, о которых я и не помышлял…» и проч. Матер., стр. 281.
„В Болдинском уединении получил я сразу два ваших письма [209] . Надобно быть совершенно одиноким, как я в настоящее время, чтобы вполне суметь оценить дружеский голос из нескольких строк, начертанных кем-либо из тех, кого мы любим. Я очень рад тому, что, благодаря Вам, отец мой хорошо перенес известие о смерти Василия Львовича. Признаюсь, я очень боялся за его здоровье и за его такие расслабленные нервы. Он написал мне несколько писем, по которым можно думать, что боязнь холеры заместила в нем печаль [210] . Проклятая холера! Не злая ли эта шутка судьбы? Что я ни делал, я никак не могу доехать до Москвы; я окружен целою сетью карантинов — и при этом со всех сторон, так как Нижегородская губерния — самый центр заразы. Тем не менее, послезавтра я выезжаю, и бог знает, сколько месяцев употреблю на проезд 500 верст, которые обыкновенно я проезжаю в 48 часов. Вы спрашиваете у меня, что значит слово всегда, которое находится в одной из фраз моего письма. Я не припоминаю этой фразы. Но во всяком случае это слово может быть лишь выражением и девизом моих чувств к вам и ко всему вашему семейству. Мне досадно, если эта фраза имеет какой-нибудь недружелюбный смысл, — и я умоляю вас ее исправить. То, что вы мне говорите о симпатии, — совершенно справедливо и очень тонко. Мы симпатизируем несчастным из некоторого рода эгоизма: мы видим, что в существе, не мы одни несчастны. В человеке, симпатизирующем другому в счастии, следует предполагать душу весьма благородную и весьма бескорыстную. Но счастие… это большое может быть, как говорил Раблэ о рае или вечности. Я атеист в отношении счастья, я не верю в него и только подле моих добрых старых друзей начинаю немного колебаться. Лишь только я приеду в Петербург, — вы получите все, что я напечатал [211] . Отсюда же я не имею никаких способов что-либо послать вам. Приветствую вас от всего сердца, — вас и все ваше семейство. Прощайте, до свиданья. Верьте совершенной моей преданности. А. Пушкин“ [212] .
209
Эти письма Осиповой не сохранились до наших дней.
210
С. Л. Пушкин с женою и дочерью Ольгой проводил лето 1830 года в Михайловском, где и получил в конце августа известие о смерти своего брата — поэта Василия Львовича Пушкина, — Ни одного письма С. Л. Пушкина к сыну до нас не сохранилось.
211
Из последних напечатанных произведений своих Пушкин имел в виду, вероятно, издание «Бахчисарайского фонтана» и седьмой главы «Евгения Онегина» (1830 года), «Графа Нулина» (издание 1827 года, но в продажу не выпущенное — см. Н. Синявский и М. А. Цявловский. «Пушкин в печати», стр. 116–117), «Полтаву» (1829 года) и «Стихотворения Александра Пушкина» часть 1 и II (1829 года).
212
Письмо на французском языке, на полулисте, из коего сделан пакет с адресом: «Ее высокор. м. г. Пр. Алекс. Осиповой, в Опочку». Письмо исколото в карантине.