Прогулка
Шрифт:
Поднявшись с кресла, Никитин подошел к двери и открыл её.
– - Макс, проводи Олега Ивановича до палаты!
– - приказал он мордатому медбрату.
– - Вы же понимаете, что я здесь не останусь?
– - выходя из кабинета, спросил Кузнецов главврача. Он глядел на врача настороженно и враждебно.
– - А куда вы денетесь с подводной лодки, голубчик?
– - весело ответил Василий Павлович, сторонясь и пропуская пациента мимо себя.
Вернувшись в свою палату в сопровождении Макса, Олег Иванович обнаружил, что соседа уже не было. Кузнецов лег на кровать, закинув руки за голову, и прикрыл
9.
После обеда в палату вернулся сосед. Он был чем-то похож по внешности на графа Бенкендорфа: низкорослый, голова с залысинами, узкое вытянутое лицо. Сосед был хмур и неразговорчив, полностью погружен в свои думы.
Олег Иванович не решился приставать к нему с расспросами, лишь только бросил взгляд на его левую руку. Главврач говорил, что он, Кузнецов, сильно щипался. Но сосед был в зеленом больничном халате, длинные рукава скрывали запястья, ладони, и Кузнецову не удалось ничего рассмотреть.
Как, оказалось, сегодня был день посещения родственниками. Сосед ходил на свидание с женой и принес сумку с домашней едой. Кузнецов не знал, что в психиатрических лечебницах разрешалось приносить пищу. По книгам и фильмам он представлял, что здесь жестокий режим: смирительные рубашки, жгуты и ремни для связывания, успокоительные уколы. Однако ничего этого здесь не увидел. Вероятно, палата, в которой он пребывал, была для больных с легкой формой заболевания, и здесь имелись определенные послабления.
К нему могла прийти жена, которая ничего не знала о его романе. Романе?
В голове Кузнецова начали, словно из тумана, появляться разрозненные воспоминания, возникать мысли. Ах, ну конечно, у него был роман со студенткой первого курса, звали её Юлей. Он вдруг вспомнил лицо этой девушки, оно четко возникло перед глазами, будто она сидела рядом. У Юли были густые черные волосы, карие светло-золотистые глаза. "Почти как у Пушкиной, -- в смятении подумал он, -- они очень похожи".
Еще он подумал, что вряд ли жена придет его навестить. У него не то положение, чтобы его жалеть -- он не ранен, не страдает тяжелой болезнью, вроде рака или инсульта. Психбольной -- это нечто странное, даже опасное. Уж сам-то он несколько раз подумал бы, прежде чем навестить какого-нибудь своего знакомого, оказавшегося в подобной ситуации.
Тем не менее, спустя час, его позвал всё тот же Макс и повёл в комнату для встреч с родственниками. Оказалось, пришла Юля.
Она была в легком, почти воздушном белом платье, так делающем её похожей на девушку из пушкинской эпохи. В комнате было душно и жарко -- сказывалась аномальная жара, стоящая на улице. Юля сидела на стуле, но увидев входящего Кузнецова, сразу поднялась.
– - Олег Иванович!
– - радость вспыхнула в её глазах, она подошла к нему, обняла.
Он тоже обнял её, еще до конца не понимая, как себя вести. Он пытался вспомнить, что их связывало, пытался найти в себе те чувства, которые возникли между ними и оказались столь прочными, что разница почти в двадцать лет не стала помехой. Он нерешительно
– - Олег Иванович, -- всматриваясь в его глаза, медленно произнесла Юлия, -- я так рада, что ты очнулся. Врачи сперва всех испугали, сказали, что у тебя глубокая депрессия и тяжелое состояние. Но, слава богу, что ты пришел в себя! Я так рада!
– - Да, да, спасибо! Я сейчас чувствую себя хорошо. Просился, чтобы выписали, но пока продержат еще здесь. Совсем немного...
– - Вот и хорошо, я как раз нашла квартиру, она очень удобная -- недалеко от университета.
– - Какую квартиру?
– - не понял Олег Иванович.
– - Ты не помнишь? Перед твоей болезнью мы решили, что ты уйдешь от жены и переедешь ко мне. Ты даже оставил у меня свою зубную щетку.
– - Хм, от жены? От Александры?
Непонимание мелькнуло в глазах Юлии.
– - Разве твою жену зовут Александра? Ты говорил, что Алла.
– - Боже, извини, конечно, Алла!
Кузнецов смутился и слегка расстроился. Он опять попал впросак со своей николаевской эпохой. Это жену Николая Павловича звали Александра Федоровна, но ведь он не Николай!
Если у него не прекратится эта путаница в мозгах, его никогда отсюда не выпустят.
– - Ты в этой больничной пижаме смешно выглядишь, -- улыбнулась Юля, -- как-то по-домашнему. Так и представляю тебя за столом и тарелкой с борщом.
– - Ага! "Всегда доволен сам собой, своим обедом и женой", -- процитировал он Пушкина и ответно улыбнулся.
– - Ты должен знать, что я тебя очень и очень люблю!
– - вдруг серьезно сказала девушка, -- очень и очень!
– - А как же Энрике?
– - спросил он, пытаясь шутить.
– - Какой Энрике?
– - Тот молодой человек, Иван, похожий на Энрике Иглесиаса. У нас была с ним дискуссия о дуэльной истории Пушкина. Как помнится, он ухаживал за тобой.
– - Да... Клеился. Но знаешь, вокруг меня много ходит таких Энрике. Мне они параллельны.
Он произносит эти слова безразличным тоном, но Кузнецов вдруг чувствует в душе ревность. Каким бы остроумным, обаятельным он ни был, какое бы положение не занимал в университете, Олег Иванович всё равно чувствовал ущербность своих отношений с Юлей. Его сверстники могли привлекать молодых девушек только богатством или известностью, однако ни денег, ни славы у него не было, и взять их было неоткуда. Притом, он прекрасно понимал, что с каждым годом стремительно теряет свой главный потенциал -- возраст, а ведь именно он давал надежду со временем добиться и того, и другого.
Юлия подошла, вновь обняла его, прижалась с силой.
– - Мы с тобой никогда не расстанемся, никогда! Ведь, правда?
– - Конечно, правда!
– - легко согласился он, уступая её настойчивости, но, совершенно не представляя свою совместную жизнь с ней.
– - Я так скучаю без тебя!
– - с чувством продолжила она и хотела что-то добавить еще, но ничего не сказала. Она отошла, прислонилась к подоконнику у окна.
Комната для посещений находилась на первом этаже больницы. Сквозь стекло было видно, как в тумане по тротуару шли прохожие. Многие надели марлевые повязки, словно в городе вспыхнула тяжёлая эпидемия вроде холеры или чумы.