Прогулка
Шрифт:
Её салонные дела абсолютно не касались Карла Васильевича, и он был в полном неведении о возникших подозрениях императора. Но граф хорошо знал характер дражайшей Марии Дмитриевны: надменный, властный, решительный в отношении людей ей неприязненных, не её круга, не фешенеблей. В тоже время, тех, кто понравился, она могла опекать самым нежным образом -- заботливо и пристрастно. Одним из этих опекаемых был молодой Геккерн.
Нессельроде не придавал особого значения подобным глупостям своей благоверной, однако, в силу происшедших событий, Карл Васильевич связал в одно целое повышенную внимательность жены к Дантесу,
Связал и внутренне ужаснулся.
Он отдаленно слышал пересуды о пасквиле, смех в салоне по этому поводу, но не придал сему обстоятельству особого значения. Теперь же, всё приобретало иной смысл, угрожающий, виделось в другом свете.
Если графиня замешана, хоть малейшим образом, в эту историю, следовало предпринять немедленные шаги, чтобы спасти их репутацию в глазах императора. Да что там репутацию -- его карьеру! Помочь в этом ему мог только один человек -- Бенкендорф.
7.
– - Иногда мне хочется быть простым человеком и жить обыденной жизнью, без особых забот, -- признавался Николай Павлович жене Пушкина во время одной из совместных конных прогулок в окрестностях Царского Села. Он немного кокетствовал этими словами, стремясь очаровать супругу поэта. Казаться простым и доступным -- было одним из его приемов "шармирования", как выражался покойный брат император Александр, создав производное из слова "шарм".
Лето в тот год было теплым, но не жарким, приятным, а у него выдалось немного времени между инспекционными поездками по России, которыми он увлекся в последнее время. Император пригласил двор совершить верховую прогулку возле Царского Села и с внутренней радостью узнал, что Наталья Пушкина, в очередной раз удачно разрешившись ребенком и оправившись после родов, присоединиться к ним.
Они ехали длинной кавалькадой. Их сопровождали фрейлины императрицы и приближенные дамы, офицеры гвардейских полков, неизменный граф Бенкендорф с Орловым. Александра Фёдоровна отказалась от поездки, сославшись на утреннее недомогание. Он и сам знал эту особенность жены -- утром она никуда не годилась и приходила в себя лишь к вечеру.
Лошади шли тихо, спокойно -- никто не торопился. Николай Павлович был в белом кирасирском мундире на черном коне, напоминая белого короля на черной шахматной клетке. Он знал, что в седле выглядит великолепно: подтянутым, с гордой осанкой, величавым. Так и должен смотреться истинный император великой русской земли.
Рядом, элегантно восседая в дамском седле, в синей амазонке, ехала Натали Пушкина. На голове у неё был черный цилиндр с развевающейся на ветру белой вуалью, и это выглядело так, словно она заранее знала, как будет выглядеть император, какие цвета в его одежде будут преобладать. Длинные перчатки облегали красивые изящные руки, в одной из которых она держала тонкий хлыст. Изредка, но не сильно, Натали касалась им крупа своей лошади.
У императора было веселое, игривое настроение и оно передалось коню. Вороной под ним плясал, резвился так, что приходилось его сдерживать и успокаивать.
Николай Павлович перехватил удивленные взгляды Бенкендорфа, Орлова и находящихся поблизости двух флигель-адъютантов. Ничего. Пусть смотрят! Он глядел на свою спутницу, блестя глазами, и на ум ему пришли слова: "Если
Несмотря на беспечную веселость, ему отчего-то было грустно. Молодость, жизнь, незаметно проходили и с каждым днём, с каждым прожитым часом, всё меньше оставалось возможности что-то изменить, повернуть вспять, исправить. Ему уже не встретить молоденькую незамужнюю Натали в пору его, Николая, беззаботной юности. Не увидеть мелькнувший вдалеке за перелеском силуэт незнакомой всадницы и не пуститься за ней вдогонку в надежде на новое и волнующее приключение.
Он -- почтенный отец семейства, правитель огромной империи. Необдуманные поступки не для него, поскольку мало свойственны благородному человеку. Холодный ливень благоразумия всё чаще настигал его в вихре блестящих балов и маскарадов, остужая возбужденное сердце. И под смеющейся маской на мир смотрела его скучающая душа.
Между тем, он любил фантазировать, представляться кем-то другим.
Вот и сейчас, находясь рядом с Николаем, Натали слушала одну из его очередных фантазий, рассказываемых с детской улыбкой на лице. Улыбка на лице императора выглядела довольно странно для того, кого все боялись.
В этих рассказах он был открытым, доступным для всех человеком, а не государем, застегнутым на все пуговицы военного мундира.
Николай говорил:
– - Ежели бы я был простым чиновником в почтовом ведомстве, то постарался бы подбиться к почт-директору и попросил бы у него какое-нибудь тепленькое местечко. Он назначил бы меня почт-экспедитором, к примеру, в Торжок или хотя бы в Псков. Но оказалось, что у тамошнего городничего прехорошенькая дочка и я приударил бы за ней. Влюбился бы по уши. Однако ж, папаша не захотел отдавать дочку за меня. Отсюда проистекают все мои несчастья. Страсть охватывает меня, я уговариваю дочку бежать со мною, и мы вместе убегаем. Тогда городничий доносит обо всем моему начальству, которое изыскивает меня, отнимает девушку, достаток и отдает под суд.
– - Что же дальше, Ваше Величество?
– - спросила, улыбаясь Пушкина, -- отправили в крепость?
– - Нет. Пришлось искать связи, протекцию, -- Николай Павлович оглянулся и, увидев подъезжавшего ближе Александра Христофоровича, продолжил, -- тут появляется граф Бенкендорф. Слава Богу -- я спасен! Нахожу к нему подход, подаю прошение, и он вызволяет меня из беды.
Подъехавший Бенкендорф, услышав последние слова царя, громко расхохотался.
– - Вы ужасный придумщик, государь!
– - также смеясь, констатировала Натали. Она раскраснелась, то и дело поправляла длинные локоны, выглядывающие из-под цилиндра.
– - Ваше Величество, -- обратился к нему Бенкендорф, -- прошу меня извинить, но я хотел бы переговорить с вами наедине.
– - Я вас оставлю ненадолго, -- сказал, будто извиняясь, император Наталье.
Они с графом отъехали в сторону, пропуская мимо себя всадников царской свиты.
– - Ваше Величество, -- осторожно произнес Бенкендорф, -- я хотел бы вас предостеречь от увлечения мадам Пушкиной. Вы знаете её мужа -- это ужасный человек и страшный ревнивец. В свете и так говорят об ухаживаниях поручика Геккерна за мадам Пушкиной. Его ухаживания часто переходят границы приличия.