Прогулка
Шрифт:
– - Безобразов?
– - лицо Николай вновь сделалось холодным, и он отвернулся в сторону.
Ему неприятно было вспоминать о Безобразове. Этот образцовый офицер был красавцем, любимцем петербургских дам. Он хорошо показал себя в Варшаве, во время польского возмущения, и за усмирение поляков награжден золотым оружием. Ныне он славно воевал на Кавказе. Но...
Лицо императора омрачилось еще более. С ним, с Безобразовым, была связана одна неприятная для Николая Павловича история и состоялась она недавно, всего два года назад, в ноябре тридцать третьего.
Александре
И вот Александре Федоровне показалось, что Люба засиделась в девках, поскольку у императрицы бытовало мнение -- если фрейлине за двадцать, значит она уже старая дева. Княжне Хилковой исполнилось двадцать два.
Что же, он был не против. Княжна Люба уже немного ему наскучила, и следовало от неё избавиться, взять новую молоденькую фрейлину. Как раз Наталья Пушкина начала хлопотать за своих сестер Катерину и Александру.
Они сыграли свадьбу -- обычную в таких случаях, в концертном зале Зимнего дворца, возле небольшой церкви. Он и Александра благословили жениха Безобразова, а его брат и княгиня Щербатова -- Хилкову. Всё благопристойно и чинно. Он знал, что в таких случаях его жена дарила фрейлинам двенадцать тысяч рублей, как приданное. Считал этого достаточным -- за восемь рублей можно было купить молодую и здоровую крепостную девку.
А потом начался сущий кошмар, такт как Безобразов оказался страшно ревнивым. Он начал бить Хилкову руками, ногайкой, допытываться кто у неё был первым. Странный человек! Вернее, не странный, а глупый! Если фрейлина жила во дворце под неусыпным взором прислуги -- кто у неё мог быть первым? Можно было догадаться самому и проявить деликатность. В конце концов, многие почтили бы за честь, что с его женой по "праву первой ночи" переспал сам государь. Только не этот гордец Безобразов.
После свадьбы царь хотел повысить его по чину, изъявить свою милость, однако... Безобразов повел себя мерзко, недостойно офицера, просто позорно -- побежал жаловаться к Александре Фёдоровне на него! Будто царица -- воздушное создание, его маленькая птичка, могла выступить грозным третейским судьей!
После этого он приказал новоиспеченным супругам разъехаться и послал бывшего флигель-адъютанта на Кавказ, в действующую армию. Пусть благодарит, что не рядовым, а на хорошую должность и с хорошим окладом.
От неприятных мыслей Николая Павловича отвлек начавшийся дождик. Капли, падавшие с неба, были поначалу мелкими, невидимыми глазу, но потом дождь усилился.
– - Ваше Величество, идите под зонт!
– - позвала Натали.
Он приблизился, и она подняла руку вверх, прикрывая их обоих от начавшегося дождя. Близко-близко от себя он увидел её светло-карие, золотистые глаза, зардевшиеся щеки, ощутил запах духов, пьянящий дурман молодой женщины. Она прерывисто дышала, отчего её грудь сильно
Он приобнял её за талию и, пользуясь случаем, привлек к себе. На душе у него стало хорошо, спокойно и, в то же время, немного тревожно.
С края зонта падали, срываясь вниз, тяжелые капли. Вдруг это напомнило ему Большой грот в Петергофе у нижней террасы. Однажды во время дождя он укрылся в нём с Варей Нелидовой. Они сидели в полумраке, а с каменной кромки, нависавшей над выходом из грота, так же отвесно падали капли. Он был влюблен, и душа его певшая от счастья, чувствовала полное единение, слияние в одно целое с другой душой.
Такие же чувства он испытывал во время маневров под Красным Селом.
Вечером, на закате солнца, полки становились на "зорю". Звучал гром барабанов, пели медные трубы полковых оркестров. Все снимали кивера, каски, фуражки и огромный тысячный хор пел "Коль славен наш господь в Сионе". Зрелище было величаво-торжественное и такое незабываемое! Он чувствовал своё полное единение с офицерами, солдатами, потому что в этом хоре звучал и его голос.
Дождь прекратился так же внезапно, как и начался.
С неохотой Николай Павлович отпустил талию Пушкиной и чуть отошел от неё на расстояние, приличествующее случаю. Всё вновь было чинно и благоразумно, как ранее. Так же чинно шли гуляющие пары неподалеку, также слышались за спиной звонкие голоса Екатерины и Александры. Лениво плескались утки у берега Большого пруда.
Однако, на самом деле, всё изменилось. Он понял, что любит и, самое главное, что любим обоюдно.
5.
Император перевёл взгляд вверх, на небо. Оно было серым, затянутым тучами. Дождь продолжал мочить его непокрытую голову, но рядом не было Натальи, чтобы предложить зонт. Никто не мог укрыть его в гроте любви.
Он смотрел на небо и думал, как устал за это время. Устал не физически -- тело еще слушалось его, устал душевно.
Его жизнь напоминала опустевший сундук с золотом. Поначалу, тот был полон денег, и Николай раздавал их щедрой рукой направо и налево, одарял своей милостью верных и добросовестных слуг. Но к концу жизни сундук опустел. Незаметно пропало желание быть обожаемым, убеждать, повелевать. Прошло то упоение жизнью, когда казалось, что он всё может, что ему всё под силу. Вместе с сундуком жизни опустошен был он сам.
Впервые Николай Павлович понял это под Чембарами в Пензенской губернии почти двадцать лет назад, когда коляска с его верным спутником Бенкендорфом опрокинулась и упала из-за неумелости и нерасторопности кучера. Граф набил себе шишку на лбу, она тут же взбугрилась и побагровела. А он сломал ключицу.
Коляска оказалась безнадежно испорченной, а до Чембар оставалось верст десять, которые ещё надо было пройти. И тогда его охватило безнадежное отчаяние. Он присел возле опрокинутой коляски, прислонился к ней спиной и начал тихим, усталым голосом разговаривать с Александром Христофоровичем.