Прогулки по радуге
Шрифт:
— Ты прав, пойдем в номер, — приглушенно сказала она, и интонации ее голоса заводили Данилу еще больше. — Вот только Рабдину надо отвести в детский клуб на пару часиков, — заговорщическим голосом прошептала она.
Номер у них был экзотичным, полным света и прохладного морского бриза. Комнаты украшали морские ракушки всевозможной величины и раскраски, мебель, сделанная в национальном стиле из резного дерева с причудливым рисунком, изображающим различные народные истории. Из окна открывался захватывающий дух вид на бесконечный океан, и шум прибоя был постоянным фоном для отдыхающих.
Романтичность места не могла не оказывать своего воздействия. А может,
Однажды вечером, когда они ужинали в одном из прибрежных ресторанчиков, Эрика решилась на серьезный разговор, который давно зрел в ее мыслях, но она никак не решалась обсудить это с Данилой, не будучи уверенной в его реакции. Нынешний вечер, тихий, романтичный, облаченный в морской бриз, казалось, как нельзя лучше подходил для подобных признаний. Рабдина, как всегда, поклевала, немного еды, как птичка, и уже бегала вокруг, общаясь с официантами и посетителями. У нее это всегда получалось очень легко и непринужденно: через десять минут пребывания в любом месте она уже заводила друзей. Вот и сейчас не успели они оглянуться, как она уже рассказывала фантастические истории своим новым знакомым, какой-то пожилой паре туристов, которые внимательно слушали ее россказни, кивали и угощали при этом конфетами. Данила, улыбаясь, смотрел на ужимки Рабдины, наблюдая при этом краешком глаза за нетерпеливым ерзаньем Эрики на стуле.
— Данила, как ты смотришь на консервативные устои? — спросила наконец Эрика как бы между прочим, уставившись вдаль и пожевывая соломенную трубочку от коктейля.
— Что ты имеешь ввиду?
— Ну как ты смотришь на роль женщины в обществе, в семье, на ее традиционную пассивность?
— Смотря в чем пассивность. — Он, улыбаясь, провел пальцем по ее плечу.
— Ну, нет, я не про это, — засмеялась она, — я имею в виду в широком смысле этого слова.
— В широком смысле я думаю, что женщина сама вправе решать, что ей нужно для ее счастья, пассивность или активность, консерватизм или феминизм, только ей решать, так же как и мужчине.
— Значит, ты за полное равенство? — не унималась она.
— Нет, не за полное. Я, например, не считаю, что труд их должен быть одинаково тяжелым или что они должны быть одинаково ответственны за содержание семьи, я считаю также, что женщина заслуживает большей заботы о ее нежной персоне. Это к примеру. — Он подумал еще и добавил: — Но если самой женщине что-то из перечисленного все-таки необходимо для ее счастья, то флаг
— Ясно, — как-то неуверенно сказала Эрика.
— Эрика, если у тебя есть конкретный вопрос, не ходи вокруг да около, я же вижу, что тебя интересует что-то другое. — Данила смотрел ей в глаза, как ребенку, от которого можно ожидать какой угодно шалости.
Эрика сделала небольшой глоток своего коктейля из кокосового молока с ромом «Пина Колада», и было видно, что она не может набраться духу сказать что-то, что вертелось у нее на языке. Данила спокойно молчал, только в уголках глаз его спрятались искринки улыбки.
— Я хочу сказать тебе что-то важное, но не знаю, как ты на это посмотришь, — сказала она наконец.
— Если ты этого не скажешь, то так никогда и не узнаешь, как я на это смотрю!
— Я хочу ребенка! — выпалила Эрика и закусила верхнюю губу, нервно теребя в руках салфетку.
— А почему ты не знаешь, как я на это посмотрю? — Данила взял ее за руки. Заявление было довольно неожиданным, и видно было, что далось оно ей не без труда — ни само решение, ни слова об этом. Он с нежностью заглянул ей в глаза, стараясь поддержать ее неуверенное балансирование на грани собственных чувств.
— Ну не знаю… — замялась она, — потому что мы не так давно вместе, потому что мы даже не женаты, потому что у тебя, может, пока совсем другие планы в жизни. И у тебя есть Рабдина. В общем, это не просто ведь желание родить ребенка, это ведь означает, что надо создавать семью, ну ты понимаешь, что я хочу сказать? — Она смотрела на Данилу, ожидая, что он облегчит ей задачу и сам скажет это за нее. Но Данила намеренно не прерывал ее. Видя, что она справится, он решил ее подзадорить и нарочно делал вид, что не понимает, о чем речь, вопрошающе приподняв брови.
— Ну, Данила, ну ты же понимаешь! — умоляюще воскликнула она. — Ты просто притворяешься, специально, чтобы подразнить меня! Хватит паясничать, я о серьезных вещах говорю, между прочим!
— Нет, дорогая, я абсолютно не паясничаю, так что ты имеешь в виду?
— Хочу ребенка, хочу, чтобы ты стал отцом моего ребенка, хочу, чтобы ты при этом еще и стал мужем матери своего ребенка, — скороговоркой на одном дыхании выпалила она, — вот что я имею в виду! Теперь понятно?
— А о существовании Рабдины ты не забыла? Она в набор твоих «хочу» тоже входит?
— Нет, конечно, не забыла! Как ты мог подумать такое, я ее люблю не меньше твоего и…
— То есть ты мне делаешь предложение? — уточнил Данила, оборвав ее на полуслове.
На этом решительность Эрики иссякла.
— Нет, я просто делюсь с тобой своими желаниями, — выкрутилась она. — Могу я просто помечтать?
— Можешь. А ты знаешь о том, что я по совместительству работаю главным исполнителем твоих желаний?
Эрика облегченно улыбнулась.
— А это значит, что стоит тебе только пожелать, и я обязан мчаться его выполнять! Работа такая, понимаешь ли. Особенно если твое желание как нельзя лучше совпадает с моим!
Он встал со стула, опустившись на одно колено, кряхтя, как старик, и торжественно произнес:
— Дорогая, любимая Эрика, для того, чтобы все твои только что перечисленные желания сбылись, тебе надо сказать только одно волшебное слово в ответ на мой волшебный вопрос: ты выйдешь за меня замуж?
— Да! — Она нагнулась, чтобы поцеловать его, и неожиданно из ее глаз брызнули слезы.
Данила поцеловал ее мокрые глаза. Несмотря на его браваду и шутливый вид, сердце его билось так сильно, как будто счастья было слишком много, чтобы оно могло его вынести.