Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!
Шрифт:
Выдержать, не сломаться, не запаниковать сознанием: "вон, соседка пошла прятаться от бомбёжки, а нам места не хватило!" мог не всякий. "Обойдённые судьбой" прятались в любой земляной норе без учёта её категории. Это походило на случай, когда в городе есть только одна переполненная гостиница: или терпи в ней всё, что она предложит, или…
Сооружениям, кои никак не тянули на звание "пяти звёздные", тут же сами спасающиеся от бомбёжек дали прозвание: "убожества". Это почти, как и "убежище". "Убожества" никак не могли спасти от бомбардировок
Ничего не могу сказать о том, как "простые советские женщины"
становились аналитиками:
— Слышь, Моть, вчерась не прилетали аспиды… Поди, сегодня ждать надо!
Прогнозы были безошибочными. С точностью в три девятки. Выше не бывало. Надо сказать и о таком: чем ближе приближалась война, тем более нервными становились и обитатели монастыря. Это и понятно: говори тебе два раза в сутки, один раз утром, и разок на сон грядущий:
— Завтра тебя повесят! — и так каждый день полных два месяца! Любой станет нервным!
— Женщины нервничали больше. Женщины войны переносят тяжелее вас, мужчин и всё потому, что у них забот в войну больше. Один прокорм "подрастающего поколения" чего стоил!
Заявить, что "жрать было нечего" — не могу. Чем-то мы всё же питались, но это "чем-то" к настоящему времени полностью вылетело из памяти. Стёрлось.
Избыточные переживания от налётов вражеской авиации превратили монастырских женщин в приборы необыкновенной чувствительности!
Дар предвиденья на бомбёжки развился до такой степени, что каждая третья из них могла предсказывать будущий график налётов вражеской авиации с точностью в "три девятки":
— Сегодня прилетят, аспиды!
Дар "пророчества" не миновал и мать, но с небольшим отличием: если соседка Шурка публично заявляла, что пора бы и нас бомбить, то мать ей не возражала, но и не водила в большой подвал спасаться.
Есть порода людей: они не возражают, помалкивают, согласны с любыми чужим высказыванием, но делают своё. Их прозвание: "себе на уме". То есть, руководствуются только своими соображениями, а чьи-то соображения в расчёт не принимают.
Такова и мать. У неё имелся свой график налётов вражеской авиации "на городок рабочих", но она им ни с кем не делилась:
— Всё равно не верили!
Сегодня думаю, что по причине малой грамотности она вообще не имела никакого графика, а в "спасательных операциях" руководствовалась каким-то, на уровне зверя, чутьём. Её "график" абсолютно не совпадал с прогнозами других женщин. Отличался от "общественного". Помимо "графика" налётов авиации она имела собственное мнение и по иным вопросам:
— Нужны мы им. Чего у нас бомбить-то?
И всё же она не выдержала, и однажды, только однажды! Повела нас спасаться от предстоящей опасности. Придёт бомбёжка к нам, или облетит стороной — сказать не могла, но повела нас прятаться: всеобщий страх перед налётами с запада не миновал и мать.
Не в большой, капитальный монастырский подвал со сводчатым потолком мы пошли спасаться,
— Сегодня прилетят обязательно!? — почему мать только однажды "дрогнула" и поддалась чьей-то уверенности? До веры кому-то ещё, помимо себе, она никогда не опускалась!
Подвал на соседней улице сами спасающиеся называли "убожеством", но такая оценка не мешала им набиваться в "убожество" до предела. Так было и в ту ночь.
Ошибки в прогнозе не было и всё, предсказанное сестрицей Нюрой, сбылось в начале ночи. Подлая вражеская авиация начала "работу" с наступлением полной темноты.
Враги прилетели и, не мешкая, приступили к основному занятию: долго и обильно "долбили" город и станцию. Основательно. Каждый из пребывавших в "убожестве" с минуты на минуту ожидал, что "долбание" малозначительных мест вот-вот закончится и вся мощь военно-воздушных сил врагов обрушится на их яму!
Сегодня, когда заканчиваю седьмой десяток лет "командировки" в этом мире, непонятная сила тянет задавать вопросы в пустоту. Вопросы сплошь низменные, призёмлённые и нет ничего удивительно в них: они родились в погребе для хранения припасов на зиму. Нужно представить ночь конца лета 1941 и тесный, закрытый изнутри, слабенькой крышкой, погреб. Плюс отсутствие какого-либо источника света, плюс "обработка" вражеской авиацией только ей одной известных объектов. Хватит?
В возрасте шести лет дети с горшком управляются сами, если от неизвестного продукта на них не наваливается диарея… то есть, понос… понос.
Но в возрасте шести лет, даже при умении в совершенствовании пользоваться горшком, я испытал неуправляемое, произвольное ослабление основного "запорного кольца" в заднем проходе. Не совсем полное с вываливанием содержимого прямой кишки, а так, всего лишь "ослабление его прочности"…
Первым местом моего "конфуза" был погреб.
Это потом, в "пылу самообразования", узнал, что Природа своим "детям" во многие места тела понаставила запорных "колец" из мышечных волокон с одной целью: удерживать всё ненужное организму до срока и момента, когда организм из "центра" не даст кольцу команду:
— Открыться и произвести сброс! — время между "подпёрло" и командой "открыться!" на языке монастырских пролетариев называлось "терпением".
Учёные-физиологи утверждают, что команды на открытие основных "запорных колец" наших тел мы подаём сознанием, с чем никак не могу согласиться: в памятную "погребную" ночь мой персональный сфинктер плохо слушался… Утешало: "запорные кольца" остальных обитателей земляной норы отказывались служить как и мои и подавали "звуковые" сигналы "без зазрения совести". Сигналили о том, что устали от страха и потеряли "сдерживающие способности"… В организмах спасающихся в погребе наступила "анархия", поэтому сфинктеры открывались без команд из "центра". Это было ново, но неинтересно потому, что скоро в погребе нечем стало дышать.