Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!
Шрифт:
А моего "Додонова" сократили в "Додон". Если кому- то из нас кажется, что ума у него на стакан больше, чем у меня, то он немедля позволяет играться с моей фамилией добавив лишнюю букву: "даЛдон"! Взлетев — парит над всеми иными человеческими ничтожествами!
"Долдон" созвучен с именем сказочного царя Додона, коего "прославил" великий российский поэт. Да, было такое, есть чем гордиться, но славой позорной: как известно из сказки, царь Додон был подловат, неумён, и "отдал концы" от одного удара в темя клювом Золотого петушка.
— Хорошо, что не от "жареного" петуха! — ехидно добавил бес.
Такие губы, какими мать-Природа наградила Губастую, во Франции ценились
Это была худая, высокая и смуглая женщина неопределённого возраста. Её разлучили с супругом в тридцать седьмом памятном году за какой-то пустяк, который "потянул" на отсидку по статье "политическая" сроком на десять лет. Десять лет изоляции в диких местах обширного отечества нашего. На момент вынужденной разлуки супруг оставил на попечение Губастой двух дочерей. Грустная, но не единственная история из времён нашего "прекрасного прошлого".
Характер у Губастой" был тяжёлый, мрачный. Мои нынешние объяснения мрачности Губастой такие: женщина, мать двух малых детей, помрачнела стараниями "народной власти" после того, как супруга упрятали на десять лет "без права переписки". Смертник, значит.
В любое время года "Губастая" ходила в галошах "Красный треугольник" на босую ногу. Иной обуви на её ногах никто и никогда в монастыре не видел. Говорила редко и низким голосом. Монастырские бабы постоянно "шпыняли" Губастую разными способами, известными только женщинам. Повторяю: мы — "простой народ", и всё делаем "просто". "Запросто" можем сделать любую взаимную пакость и всегда — "друг — другу"!
— Мальчик, зачем разбил лампочку? Зачем изгадил подъезд родного дома!?
— Просто так… — "простой" мы народ! Знаем, что "простота — хуже воровства", но продолжаем оставаться "простыми".
Бабы "доставали" "Губастую" хотя и "просто так", но с наслаждением, а та огрызалась, как могла. Огрызалась талантливо, на уровне лучших актрис мира. "Огрызания" Губастой были образцом высокого актёрского мастерства для скучающих монастырских женщин. Пожалуй, Губастая огрызалась куда талантливее, чем актёры больших и малых театров "страны советов"! Монастырским "актрисам" ролей не писали и Губастая о великих драматургах мира ничего не знала, но содержанию её словесных отпоров позавидовали бы многие актёры "больших" и "малых" столичных театров. Присутствовал в игре русский мат — не знаю, но "под занавес", в финале "пиесы", как зрители, так и "актриса" оставались довольны. Правда, криков "браво!" и аплодисментов не было…
К концу жизни получил дар видеть особую, редкую породу соплеменников, не такую и малую, чтобы обойти её упоминанием.
Порода, коя основное время жития своего пребывает в звании "говно-человек", но при этом мечтает "благоухать ромашкой".
Моменты радостного "благоухания" начинаются у меня тогда, когда могу хотя бы как-то унизить соплеменника и "возвыситься над ним". Такие мгновения делают меня счастливым, я "взлетаю" и парю над униженным! Но самый большой труд для моего слабого мозга — это придумать текст унижения соплеменника, озвучить его в нужный момент и насладиться результатом! Это и есть мой "миг ромашки": я "благоухаю"!
Есть и другой сорт моих "родичей" с названием "интересующийся дурак" Это иная порода двуногих, "распределённая в равных долях" среди мужчин и женщин. Такие могут вцепиться в любого
— "а кто вы такой, а где живёте, а…" — и бывают страшно обижены, если любой формой им дают понять:
— Шёл бы ты, милый, со своими расспросами! — простаки таких "вопрошателей" принимают за внимательных и отзывчивых людей, но это не так: они всего лишь в списке "ромашек". "Ромашки" сами не способны породить что-то интересное, они питаются чужой информацией, это всего лишь "бойцы отряда информационных вампиров".
Родственник жены, старый и мудрый человек без образования, называл их "интересантами". Кто-то иной, с образованием выше, чем у деда, назвал бы их "интересующимися", но дед не знал правил великого русского языка и слова изобретал сообразно своим представлениям. Получалось у деда: хорошо видел различия между "интересантом" и "интересующимся", и без ошибки применял родственных слова. Боялся "интересантов" и считал их доносчиками на всех и всем. Не умышленных доносчиков, не из тех, кто сознательно доносит, а таких, кто делает подлость не соображая. "Интересанты", как правило, высосанную информацию осмыслить не могут, не дано, но на переделку добытого не в лучшую сторону мыслительных способностей у них хватает. Стараниями "интересантов" в памятные исторические времена было изведено не малое количество жизней соплеменников. Чтобы "антерес" не умер — они его постоянно взбадривают новыми порциями "антиреса". Случается, что добытое забывают по причине "неумения пользоваться микроскопом", но чаще добытое обрабатывают по своим соображениям. Эта публика куда опаснее несуществующих вампиров и таким на лбу следует делать чёрные
татуировки:
— "Осторожно: "информационный вампир"! Будьте бдительны!" — более половины всех бед и несчастий для остальных людей рождаются в головах "интересантов" с длинными языками.
В один из вечеров последних дней летнего месяца, из своей кельи вышла Губастая. Немного постояла на покосившемся крылечке и, загребая монастырскую пыль довоенными галошами завода "красный треугольник" двинулась по своим делам.
Путь Губастой лежал мимо кельи, перед которой на лавочке сидели три бабы из "антиресантки" и "чесали языки" о событиях в монастыре. Четвёртая баба стояла: лавка была маловата.
Губастая шла, смотрела прямо под ноги и никого не трогала. Знала, что сидевшие бабы обязательно как-то зацепят, не могло такого случиться, чтобы они не зацепили! И когда такое случится — тут она им и выдаст такое, отчего их веселье улетит к чёртовой матери! Есть, есть чем основательно испортить весёлое настроение "цеплялок"! Возможно, что и навсегда…
У сидевших баб иссякли темы бесед, закончилась "пища", нужна была новая, свежая порция, а взять её было негде. Расходиться по кельям на приём сновидений было рано. Чтобы получить "кость" для новых бесед одна из сидевших чем-то "зацепила" проходившую мимо Губастую.
Та остановилась и ответила. Что — не понял. Язык женщин для меня тогда был непонятен, их языка не понимаю до сего времени.
Чем сидевшие бабы "зацепили" Губастую — "фонограмму" прозевал, но главное "блюдо" получил: задетая остановилась против баб и низким, мрачным голосом сказала:
— Смейтесь, смейтесь! Немцы денитки поставили, монастырь выбивать будут! — так и сказала "денитки". Женщина, ей безразлично, чем, как и за какие преступления перед Рейхом, враги собирались расправиться с монастырскими пролетариями? Откуда ей было знать о зенитной артиллерии? Не разбиралась женщина в орудиях, но доподлинно знала намерения высшего немецкого командования в сторону жителей бывшего русского женского монастыря. Где добыла "разведданные"!? Воистину: "многая знания — велии скорби".