Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!
Шрифт:
Байки о "процветании страны советов" пролетали мимо ушей, не фиксировалась сознанием, но "коМуническая" партия в его исполнении останется в памяти до конца дней моих. Тем "великим" словом в исполнении майора упивался тогда, и своей прелести оно не потеряло и сегодня.
Любовь к носителям "коМунических" у части граждан не сгинула и до настоящего времени, но ни бес, ни я не знаем процент граждан тоскующих по "сильной руке". Какая это рука — здоровая, или сухая, как прежде, что новая рука может натворить — тоскующим безразлично: "рука" должна быть"!
Мы любим, получать по
Отвратнее батальонной кормёжки ни раньше, ни позже не было. Треска, капуста, перловая каша прозванная "кирзой", жареная до черноты на неизвестном жире томатная паста, коя очень жестоко била изжогой по стройбатовским пищеварительным трактам.
Белый хлеб давали только тем, кого батальонная медицина признавала "слабым на желудок". Батальонные "временные военные трудности" скрашивались еже утренними песнями о "родной коМунической партии" в исполнении майора. Как всегда, ничего нового.
Момент, когда хотел бы опротестовать древнее утверждение о том, что "если человека долго называть "свиньёй" — он захрюкает". Ошибка: три года майор говорил нам, полусолдатам, о прелестях "социалистического строя", а мы ему не верили! Не хотели "хрюкать", как замполит ни старался! Напрасно бился с нами майор!
Шёл третий год тому, как "вождь, учитель и друг всего советского народа" отбросил "копыта в мягких кавказских сапожках", а осиротевшее "комуническое" учение продолжало жить и совершать поступательное движение вперёд". Майор убеждал нас, что "комуническое учение совершает победную поступь по всей стране", но так ли было — ненормальных, желающих проверить и поделиться результатами проверок с остальными не находилось. Большая часть граждан не верили, что поступь "победная", она скорее походила на шарканье старика, чем на "поступь". Понимал майор это, нет ли — "отступать некуда: позади — Москва!"
— Бес, если бы в пятьдесят третьем повторился сорок первый, то чем бы всё могло кончиться? Как в сорок пятом?
— Сомневаюсь…
Майор влиянием на умы подчинённых не мог сравниться с Колькой, майор Кольке и в "подмётки не годился". Случись каким-то чудом майору и Кольке сойтись в диспуте на тему "успешное построение светлого "коМунического общества" в отдельно взятой…" — от майора, как от "политработника", мало бы чего осталось. Или совсем ничего: Колька дал бы "тов. майору" сто очков форы без опасения проиграть спор. Ни возраст, ни жизненный опыт, ни положение "начальника" не спасли бы майора от поражения, имей он неосторожность вступить в диспут с Колькой.
Методы товарища были "подлые и провокационные": если видел скучающую "группу товарищей военнослужащих", то подсаживался к ним, и какое то время ждал. Затем невзначай, без злого умысла, без задних, "тыловых" мыслей, ненавязчиво задавал умирающим от скуки сослуживцам какую-нибудь тему. Пустяковую, ерундовую, не стоящую внимания, бросовую тему, но от которой до сего момента скучающая "группа товарищей" вмиг преображалась, а через совсем мало время участники "диспута на заданную тему" забывали содержание Колькиного вопроса и уходили от темы
— Вывод: "законы действуют и без опубликования их в печати".
Тогда для чего нужен был замполит, если он умел "будить умы вверенных ему на воспитание военнослужащих"? Если и одного взгляда на майора хватало для смелого вывода: "на то время существовало два сорта "политических работников советской армии":
а) сорт высший — это обошедшая мир фотография с изображением "замполита, поднимающего бойцов в атаку". Молодой и красивый человек, убеждённый в непогрешимости "вышестоящих товарищей", истово верящий в "силу и величие коммунистического учения, кое обязательно приведёт трудящихся всего мира к счастью". Политрук с пистолетом марки "ТТ" в руке, зовёт "на бой и смерть" людей, ничего не знающих о "коммунизме". Лицо замполита так повёрнуто к объективу камеры, что текст призыва по артикуляции рта никому и никогда не удастся прочесть. Фотография ничего не говорит о возвращении политрука живым из боя…
б) и майор нашей части без "ТТ" в руке, но с "коМунической" партией" на языке. Цвела и пахла эра "двойных стандартов", но каковы буду "плоды" цветения — об этом догадывались единицы в "стране советов", и как всегда — "враждебные".
Думать нехорошо о проходящей жизни — думали, но не все, а только единицы, вроде Кольки. Но их тщеславие длилось недолго: способов "смирить гордыню и вывести на чистую воду отдельного товарища" на те времена хватало.
"Темы бесед", что давал Колька сослуживцам заканчивались в девяти случаях из десяти переходом "границ вежливости" между беседующими совсем скоро после их начала. Спорящие "переходили границу" и "накал страстей" бывал настолько горяч, что каждый участник диспута был готов утвердить свою точку зрения "всеми имеющимися у него средствами". Но, удивительное дело: "военных действий" от провокационных Колькиных вопросов никто и ни разу не открыл.
А что "возмутитель спокойствия"? Когда "температура" спора подходила
к "критической" и мог произойти "взрыв" — Колька незаметно, как привидение, покидал собрание "выясняющих истину" бойцов. Он хорошо видел "точку кипения", после которой был не нужен и "термоядерная реакция синтеза" протекала без него. Если бы в такой момент кто-нибудь из спорщиков поинтересовался автором темы спора, то уверен, что он не смог бы это сделать и под пыткой!
Тогда-то Колькину способность волновать умы сослуживцев и определил словами: "бросил кость"…
Друзья по стройбату! Не сердитесь: не собираюсь вас сравнивать с четвероногими животными, пищей которых в основе — кости.
Но как было ещё назвать зловредную деятельность товарища? Его высказывания "на грани" меня абсолютно не трогали, для меня они были простыми и понятными, "избитыми" и что-то сказать новое о них было невозможно. Почему другие на них так бурно реагировали, и что такое вообще наша реакция на слова — об этом знает совсем малая часть людей.