Прогулки с бесом. Том четвёртый

Сокольников Лев Валентинович

– Чего орёшь!? Какие "немцы"!? Один солдат с винтовкой ещё не немцы. Цыц, малец!

– Безвозмездно предлагаю тему кандидатской диссертации:

"Влияние стре-с-с-сов на отправление ес-с-с-тественных потребностей несовершеннолетними"

– Шесть лет, по уши наполнен страхами о злодеяниях врагов, как не заорать "немцы!"

Реакции других жителей города от встречи с оккупантами - не знаю, но отцова была такова:

– Ебическая сила, вот и немцы пожаловали!
– было сказано отцом, когда пришли в келью. Мата от отца не слышал, не

ругался человек матом, воспитание не позволяло, но "ебическую силу" чтил и пользовался в исключительных случаях. Не было и поминаний тремя литерами русского алфавита мужского полового органа, но называл член "матерщиной".

– Ныне любые оттенки восторга выражают одним "клёво", а отец выражал чувства, будь те положительные или не совсем "ебической силой"

– Оно и понятно: каждому времени свои слова...

А чего я-то криком пугал женщин? "Испражнялся страхом" от проглоченных разговоров о зверствах врагов, в коих женщины сами не участвовали, но "слышали от других"? Что хорошее о немцах могло пребывать в сознании мальца от недавних разговоров, что думать о неизвестных немцах, если ничем иным, как только кастрацией мужчин, отрезанием грудей и убиванием младенцев не старше пяти лет не прославились?

Название "немец" ни о чём не говорило, была только непроверенная страшилка, кою каждый переваривал по-своему. Как было не заорать при виде, пусть и одного человека на мосту в невиданной форме и с винтовкой? Разве не "свои" заразили страхом, что человек-часовой вот-вот покинет вверенный пост по охране чужого моста, придёт в пещеру, возьмёт меня первым за тощие ноги, раскрутит над головой в каске и на пятом обороте не ударит черепом о родимый известняк!?

– Почему на пятом обороте? Хватило и двух.

– Отвратительный циник, умолкни, дай пережить повтор!

Часовой не собирался покидать мост и совершить то, ради чего шёл войной в страну советов: убивать аборигенов в каменоломнях.. Те, сообразив, что у человека с винтовкой до них нет дела живее обычного собрали подстилки-одеяла и не менее живо двинулись в родимые кельи, трепеща и ожидая развития событий.

Стрельбы с моста не было. Видел вражеский часовой, как из нижней части холма, из норы в плитках известняка выползали люди с узлами и поднимались по тропе наверх холма, что думал никто и никогда не узнает...

На какой день любопытство победило страх, и взрослые стали выходить за пределы монастыря подсчётами не занимался, а, рассказ о первом контакте с иностранными гражданами при проведении военных действий весьма интересен.

О первых контактах совецких людей с захватчиками во многих кадрах рассказал совецкий кинематограф, где, как правило, не обходилось без трагедий: аборигены гибли от пуль захватчиков. Почему чужой солдат с моста не открыл огонь по людям, выползавшим из каменоломен?
– спросить сегодня не у кого, а совецкое кино фильмов о спасавшихся в каменоломнях не делало.

Пещеры, укрывавшие монастырских насельников от налётов авиации воюющих сторонв целости до сего дня. Лет десять после

войны лазы, выходившие к реке, были открыты и никого не интересовали историей рукотворных пещер. Но кто-то сверху и что-то углядел в свободном доступе к спасительному прошлому - и отверстия-входы в глубины холма закрыли подрывами, а по какой нужде обывателям не объяснили.

– Когда власть держит граждан в неведении гражданам ничего не остаётся, как до всего доходят своим умом:

– Чтобы дети не заблудились - объяснение годилось смелым детям.

– Чего врёшь, если не знаешь!? На случай новой войны запасы продовольствия хранят- с кем, за что готовились затевать новую бойню было ясно последней монастырской темноте::

– С мериканцами!
– "цели ясны, задачи поставлены, за работу, товарищи"!

Случись чудо явления на мосту немецкого часового в новое время - предложение построил так:

"...человек в серо-зелёной форме, с винтовкой на плече медленно, спокойно, без поворотов головой, шёл по мосту в сторону станции, и, глядя на чужого солдата дозволялось думать, что ничего, как только охранять захваченные мосты, человек не умел..."

Глава 26.

Первые торжества.

– Не будет преувеличением заявка: "объединённые торжества оккупантов и предателей начались в первый день после занятия города"?

– Будет: никто и никогда не устраивает торжеств немедля после падения города, хотя разницы, когда праздновать захват, в первый день, или в двадцать первый - особой разницы не вижу. вижу.

– Война тётя переменчивая, и если не отпраздновать захват в первый день - в двадцать первый может ничего не состояться, выкинутиз занятого города. В таких вещах следует помнить великое "куй железо пока горячее"

Как потом шептались монастырские насельники:

– Город сдали...
– кто из сукиных сынов (поименно) прежнего времени посмел совершить преступление против родного города - от пояснений тихо и незаметно удалялись.

– Бес, какие войска сдали город "Русские", "совецкие"? Может, "сталинские"? Тогда и воздух был "сталинским" Кто ныне стыдится своего прошлого?

Василий Васильевич Крайродной, отцов товарищ, взрослый человек, пребывая в подпитии, до слёз восторгался "краем родным", но на сухую чувств не проявлял. Мне, шести лет от роду, высоких чувств любви "малой родине", какие испытывал Василь Васильевич, не дано было испытывать, немог печаловаться и плакать в паре с Краемродным о крае родном, но и смеяться над слезами взрослого и немолодого дяди не хотелос.

– От Крайродного получил первые уроки любви Края Родного и не понимал откуда идёт любовь...