Прогулки с Бесом
Шрифт:
Текст листовки, как утверждали державшие её в руках монастырские граждане, был стихотворным и содержал всего четыре строчки предупреждающего текста:
"Не пеките пироги,
не месите тесто:
двадцать пятого числа
не найдёте места!"
Прошлая листовка, если она существовала в природе, была глупостью в основе: откуда было взяться муке на пироги у оккупированных советских граждан!?
Не верю в те листовки, и никак не могу допустить, что за непроверенный факт предательства приземлившегося лётчика с подбитой машины, родная советская авиация обещала жестоко отомстить всем, без
Домыслы - они и есть домыслы: двадцать пятого числа бомбёжки не было. Удивительно! Двадцать пятое прошло и ничего не случилось! Нет, вы только подумайте, как люди умеют сочинять! Можно позавидовать таким способностям!
...и в ночь на двадцать шестое спокойно, безмятежно, уверенно... если тогда можно было во что-то верить... как ещё?
– Нахально!
Улеглись спать после заката солнца с матушкиным определением "с курами вместе"
– Его Величество Опыт. Как всегда. Высыпайтесь, дети, пока есть возможность, удовольствия поспать могут лишить в любую минуту, и не по прихоти, а исключительно для "вашего блага и процветания в будущем"!
Спали так: в небольшом зальчике на полу, головой к окну, что смотрело на восток, улеглись отец и я. Мать с сёстрами находилась на кровати. Тишина, покой и неизвестность. Что будет через пять минут неизвестно, увидим, а сейчас начинается ночь, благословенная ночь с удивительно густым ультрафиолетовым небом на западе.
– Плюс часть неба на северо-западе. Замечал? Спите, спите!
Спать разрешили не более трёх часов: с востока приближался знакомый, "родимый" звук работающих авиационных моторов. Была разница в звуках работающих авиационных моторов машин Люфтваффе и наших? Безусловно! Одни самолёты моторами, как говорили монастырцы, "ныли", и "несли рабство, уничтожение и смерть", (монастырцы так не говорили) а вторые - освобождение от перечисленных ужасов. Существенная разница, но бомбы у тех и других были одинаковы по убойности и по "выполнению возложенных на них задач".
– Одевайтесь - дала команду мать. Повторений и криков не было: мы стали одеваться. Сами. Без посторонней помощи. Деловито, в полной темноте и без ошибок. Искусство! Путаницы в вещах не было, каждый знал свой гардероб. Заключительной деталью моей экипировки было зимнее пальто из сукна немецкой шинели. Единственное богатство гардероба! Зимнее пальто сукна от немецкой шинели! возможно, что и с убитого врага... С дыркой от пули. С качественно заштопанной дыркой от пули.
Сон ушёл. С началом всякой бомбёжки, от кого бы она не исходила, сон всегда уходил...
И начался "военный бал", да так громко и близко, не было прежде таого шума! Не многострадальную станцию клепали советские авиаторы, убийственный груз краснозвёздных птиц подозрительно близко ложился от когда-то святой обители.
Не берёмся сказать сколько монастырцев запаниковали "всё, конец, наша очередь помирать, а за какие грехи!?" - бомбёжки тем и хороши, что не учитывают грехи.
И посылавших воздушное соединение в пять машин (звено, не более) на расплату за предательство сбитого авиатора не касались подробности предстоящего налёта:
– Внизу враги, а как и где прячутся нас не касается.
В юго-восточном углу монастыря, в маленькой, на одну личность,
– Плевать хотела на этих немцев! В молодости ни от кого не бегала, а сейчас вроде бы и начинать не к чему!
– её слова, самостоятельно, без толкования бесом, сегодня понимаю так: она могла эвакуироваться в тыл, но почему-то не захотела этого делать. Не убежала. Только сегодня понял ту старую женщину: куда и зачем бежать? Куда бы не убежала - память о покинутом доме везде найдёт. Милое и привычное родимое гнездо! Как тебя покинуть? Не лучше ли умереть в знакомой обстановке?
– о "ничейных" бабушках" сказано другими, но не полностью: ничейные бабушки становятся таковыми потому, что не хотят быть обузой для родичей.
Те, из породы "интересантов", коим всё и всегда известно, говорили, что в келье "ничейной" бабушки когда-то проживала игуменья, та, кто с приходом "совецкой власти", если верить легенде, предала отнятый монастырь проклятью. Наиболее отчаянные из "знающих" шептали:
– Это и есть игуменья!
Одна легенда. Другая повествует: "старушка была монахиней, оказавшей молчаливое сопротивление "власти советов" и отказавшаяся покидать монастырь. Сколько монахинь тайно проживало в окружностях монастыря - таких данных у советской власти не имелось, но "совецкие" люди эту "статистику" знали.
Были силы и материалы - ста добывала пропитание тем, что стегала ватные одеяла на заказ. Из лоскутов, но красиво. С приходом оккупации обстановка ухудшилась: нечем было работать и старушка жила тем, что пускала вечерами ребят. Из таких, кто не созрел для работы в качестве иностранного раба, и тех, кто избежал рабства. Спрятался. Дать взятку немецкой администрации, чтобы уклониться от работ на благо Рейха - такая фантастика никак не могла бы зачаться по двум причинам:
а) где было взять денег на взятку?,
б) и как немцу её дать?
– тогдашняя ситуация с уклоном от работы на Рейх не похожа на сегодняшний уклон от "службы в рядах вооружённых сил отечества"
– Что было трудным и сложным в отечестве в разные времена оставим выяснять другим, повесть пухнет излишествами, эдакое ожиение наблюдается.
Вечерами молодёжь играла в карты, или лото, и каждый что-либо приносил съестного. Всё принесённое шло в "общий котёл" и съедалось молодыми аппетитами. Не забывали во время "пира" и старушку. Так и жили. Необходимым условием вечеринок было:
– Ребятки, вы засиживаетесь до темноты, керосин нужен для лампы? Нужен! Думайте!
– и спички, спички, эти проклятые спички! Неизмеримые страдания получали люди, как ни странно звучит, от "спасителя и благодетеля": огня! От спичек! Наши наказания за баловство с огнём идут от грека Прометея. И отец попал в Гестапо из-за спичек, и всё, что потом случилось с монастырским "жилым фондом" - от спичек... вернее - от их недостатка.
Спички были дороже керосина, вот почему лампу на ночь упомянутая бабушка не гасила, а только ограничивалась прикручиванием фитиля до минимального горения. До утра. Утрами лампа давала огонь для очага, и таким образом "круговорот огня в природе" не прекращался.