Прогулки с бесом
Шрифт:
– ....которые бездарно растратит!
– и я не "подарок"! Как иногда всё же приятно вставить всё знающей сущности шпильку!
– Нет, пожалуй, ничего не выйдет! А рижская европейская квартира!? Как от неё отказаться? А культура? Латыши - не подарок, но и родина - не лучше.
– А каково было этническим немцам покидать Россию? Родиться в России, возрасти, получить образование, что важно, прожить лучшую пору жизни - и "вернуться на историческую родину"? В совершенстве владеть русским языком, сделать его родным и единственным - всё в одночасье изменить?
Здравствуй, новая-старая родина! Каково!? А евреи?
– Необходимо в таких местах делать
Кто надоумил жаловаться президенту на латышей? Разве что-то изменилось в жизни после старческих стенаний? Разве латыши после "моста" одумались и стали другими? Принялись выказывать "знаки внимания и уважения"? Снимать шляпы и кланяться при встрече? Перестали в спину говорить "оккупант"? Точно сказано: "прежде, чем наказать - бог отнимает разум"!
– "Начнём от печки": мы делимся на таких, кто команду "убей!" выполняет без раздумий и с удовольствием, и на таких, кто, убивая себе подобных - мучается душой, но в итоге тоже убивает. Последняя категория - те, кто никогда и никого не убьёт без команды "свыше".
Какая категория граждан преобладает на сегодня - статистических данных об этом ни у меня, ни у беса нет.
По природе наш герой был первой категории. По "приказу свыше" убивал не задумываясь и в твёрдой уверенностью, что "борется с врагами советской власти". Если прежняя "защита социалистического строя" оправдывала всё, то война добавила свободы и позволяла "разгуляться чувствам". Война родила о себе всего три слова, но великих: "война всё спишет"! и эти три слова были сильнее любого адвоката. На сегодня знаю и без подсказок беса, кто был автором "оправдания": Кузя Лапердосов.
При совершении убийства главное "оружие" - это "обладать моральным правом на убийство". Такое право сидит в каждом из нас от рождения, но начинает "работать" по команде "сверху". Какое количество из "двуногих и прямоходящих" убивают без "благословения свыше" - об этом ни бесу, ни мне - неизвстно. Непонятны хроники нынешних уголовных событий, где рассказывается об убийствах без причин:
– "Захотел - и убил"!
Война, повторяю, тем и хороша, что в ней убивать можно без причин и особых разрешений "сверху". В войне хватало одного заклинания при совершении "жертвоприношений":
– "Во имя защиты социалистической родины союза советских..." - и далее по тексту.
В дружинах викингов были воины-берсерки из расчёта "один на ладью", особые воины, с отклонениями в психике.
Когда предстояло тяжёлое сражение, то такой воин принимал порцию гриба-галлюциногена, раздевался до пояса, брал в руки двуручный меч с названием "брагмар" и устремлялся в тяжёлое место битвы.
Берсерк был ужасен: если все бьющиеся защищали тела доспехами, то берсерк был голым по пояс! Что и пугало врагов.
Берсерк рубил всё, что двигалось! Рубил без остановки и передышки, сигналов со стороны "свой/чужой" не воспринимал, но видел только шевелящуюся массу людей, кою нужно рубить. Это была машина для убийств. За время битвы берсерк истощался полностью и потом часами лежал в беспамятстве.
– И у Кузьмы многое имелось от "берсерка". Если древнему викингу для входа в беспамятство требовался гриб, то Кузьме гриб не нужен был, ему хватало команды "взять!" от "вышестоящих товарищей".
И вот он, ужасный финал героев прошлого: отработавшие свой "ресурс" внутренности, ноги, отказывающие переносить тело, и эти ужасные третьи шейные
Другие, в отличие от Кузьмы Петровича, рядовые, не требуют от президента новых тазобедренных суставов из титана, не жалуются на немощи и не просят защиты от иностранцев старческим организмам, живут в отечестве, и не в хоромах европейского образца, а в берлогах, не герои.
– Видно, плохо отечество защищали, по труду и оплата. Как иначе? Разные они. Кузьма Петрович имел одну цель в жизни: прожить каждую свою, и только свою, минуту хорошо, а чьи-то минуты лапердосовых не волновали.
– Лапердосова и пожалеть следует! "Посочувствовать" и "выразить".
– Оно, конечно, можно пустить "слезу сочувствия", но твою слезу Кузя примет "обязательной", ты обязан "выражать признательность", а Кузя олько принимать, он герой, он заслужил "почёт и уважение". И после физической кончины ты всё едино "должен трепетать перед светлой памятью о нём", и никто не будет понуждать вопросом:
– "Вы готовы к трепету"?
– у Кузи на сегодня одно назначение: принимать потоки состраданий, а так же верить в них, или сомневаться. Есть желание сочувствовать Лапердосову? Вот что главное. Родина пока не знает способов защиты "верного сына своего от нападок противных иноземцев", но что-нибудь стоящее обязательно придумает. Не допустит, чтобы чаша весов, к коей сегодня плотно прилипла старая задница Кузьмы Петровича, опустившись, крепко приложится к булыжной мостовой "славного города Риги"!
Глава 60.
Дружеские застолья начала войны.
Сколько написано трудов, освещаюхих причины ухода в алкогольную зависимость не знаем, но отцовы выпивки с друзьями нам неиза
Отцов "гостевой график" был построен так, что втроём друзья никогда не встречались. Пожалуй, и до сего времени есть варианты дружбы, когда один дружит с двумя, но те двое меж собою - нет, отсутствует "триумвират". Кто ждя отца был "другом номер один", а кто "дублем" - и об этом никогда не спрашивал отца.
Один из друзей, равный по возрасту отцу, фанатично верующий человек, рассказывал прочитанную в "Ниве" волнительную фантазию:
"Крестьянин в стойле сказал коню:
– "Христос воскрес"!
– "и бессловесное животное ответило:
– "Воистину воскрес"!
– история перешла в дразнилку с коротким пояснением в адрес рассказчика: "бессловесное животное".
Единоверцы делятся так: один знает больше о предмете веры, другой - меньше, и менее знающий боготоворит знающего и тянется к нему, превращает знающего в "малого земного бога" только для себя. На тяге малознающих к "грамотны" держатся секты. Отец знал много, но почему не использовал свои знания "о горнем" с превеликой пользой для себя - не знаю...Долгие беседы друзей о "вышнем" походили на футбольную "игру в одни ворота": друг внимательно слушал всё, что рассказывал отец о христианской вере. Беседа состояла из вопросов друга и отцовых ответов, но в чём состоял смысл - не понимал.