Проходимец (сборник)
Шрифт:
Поступить в институт сразу мне не удалось, но после армии были льготы, особенно отдавшим интернациональный долг. В учебке я написал заявление в Афганистан. Служил под Лашкаргахом. Вот тебе и путешествие, а событий и впечатлений – так хоть отбавляй. Сбылась мечта идиота. Там мозги вправились буквально за пару дней. Мне повезло, Паша. Дважды повезло – и потому, что цел остался, и потому, что не стала эта война главным событием в моей жизни, как для многих моих товарищей. Потом нашу бригаду вывели – сначала в Туркмению, а дослуживал уже в Азербайджане.
За пару месяцев до дембеля отправили меня в командировку в Крым. И решил я пацанам привезти в подарок домашнего крымского вина. Один прапор подсказал, где купить. Не у шинкарей, у которых вино часто палёное было, а у его знакомых каких-то. Они для себя вино делали. И записку к хозяевам дал. Прихожу с канистрами. Стучу в дверь. Открывает девушка. Тоненькая. Волосы белесые, будто выгоревшие на солнце. Голубые глаза. В общем, ничего особенного, но у меня холод по коже пробежал, до того она мне показалась знакомой. Ну, я объяснил, зачем пришел, записку показал. Она говорит: «Пойдемте» – и ведет меня в подвал. Нацедила мне канистру красного и канистру белого. И кот все время под ногами крутится. Серый и пушистый. Я поблагодарил ее, деньги даю. Она не берет. Говорит, подарок. Потом улыбнулась, взяла кота на руки и пошла в дом. Не оглядываясь. А я подхватил канистры – и на станцию. Выходя со двора, почему-то заметил, что пара штакетин в заборе сломана. Иду, а канистры, хотя и небольшие, десятилитровые, тяжелыми кажутся, как двухпудовые гири. Дошел до перекрестка, чувствую, не могу, надо передохнуть. Поставил вино под куст, а сам развернулся и побежал обратно.
Морду
Следующие несколько лет перемотаем, все-таки вместе учились. А в конце четвертого курса познакомился я со своей первой женой Ольгой. Ты, наверно, помнишь ее. Девица красивая, умная, но не злая и не спесивая. Хотя папа у нее был влиятельный и богатый. Поднялся быстро, занимался всем подряд – от компьютеров до продуктов питания. Ко мне Ольгин папа относился хорошо, как к родному. То, что я из провинции, из простой семьи, его не смущало. Может, он себя во мне узнал, а может, сына хотел, да не довелось, – не знаю. В общем, стал он меня потихоньку к своему бизнесу привлекать. Особенно к сделкам с японцами, поскольку я уже неплохо знал язык и мог читать документы. Дела пошли. Появились деньги, я купил себе подержанную «Хонду». Неплохо, в общем. Особенно на фоне всеобщей жопы. А папик Ольгин давал понять, что после свадьбы переведет меня на более высокую орбиту, где уровень решений – и доходов – совершенно другой. Я был только за. Думал: вот она, жизнь. Наконец-то поперло! Свадьбу назначили на август.
Как-то в мае еду я в метро: машина была в ремонте. Тут заходит в вагон девушка с ребенком на руках, завернутым в одеяло. Ну, я, как примерный пионер, встаю и говорю: «Садитесь, пожалуйста». Она благодарит, собирается сесть, и тут из одеяла выпадает хвост – серый и лохматый. Я аж вздрогнул от неожиданности. А она заметила и звонко так смеется. Оказалось, кот у нее заболел и она его везет к ветеринару. Ну, я решил джентльменом быть до конца и предложил помочь с транспортировкой.
Так я познакомился с третьей Леной. Она в каком-то химическом вузе училась. Ольга, моя невеста, яркая была, фигуристая, огонь-девка. А Лена – наоборот. Очень светлые волосы. Тонкая. Глаза голубые, серьезные. Даже холодноватая немного внешне.
Жизнь у меня в то время была деловая, да и Ольга жару давала. Но пару раз в неделю я встречался с Леной. Сбегал к ней тайком от всех, как когда-то в детстве в Ужи, к Лене – первой. Причем не на машине, а на метро. Я ей почему-то сказал, что учусь на инженера-строителя и подрабатываю на стройке, как Шурик из «Операции Ы». И хотя врать я никогда не умел, в этот раз получилось легко. Естественно как-то. Когда я с ней был, мне даже казалось, что это все правда, так и подмывало ляпнуть что-нибудь о несущих конструкциях и сопротивлении материалов. Моя настоящая жизнь – институт, бизнес, Оля и ее папа – все это начинало казаться сном, не страшным вовсе, нет, просто нереальным, зыбким, который вот-вот рассеется в памяти без следа и сожаления. А когда я с Леной расставался, то сном начинала казаться она, и у меня было такое странное чувство, что было бы здорово уснуть и больше уже не просыпаться.
– Соболь, а ты знаешь толк в извращениях! – восхитился я. – Но ты мне одно скажи. Эту-то Лену ты трахнул?
Соболев кивнул.
– Эту – да.
– Слава аллаху, – успокоился я, – а то мне немного тревожно стало тут с тобой тет-а-тет. Да еще выпимши. И как оно?
Олег задумался.
– Хорошо. Совсем по-другому, чем с Ольгой, или с другими. Но хорошо. Очень хорошо. Не знаю, что еще тебе сказать. Тут начались каникулы. Лена уехала в свой город. А я стал готовиться к свадьбе с Ольгой.
Олин папа подарил нам квартиру. В бизнесе он поставил меня во главе целого направления, как и обещал. Поначалу интересно было, и деньги очень хорошие. Тем временем закончил институт. Но постепенно стало во мне расти некое недовольство. Полукриминальные партнеры, крыши, взятки на каждом шагу, имущество, записанное на третьих лиц, – все это стало меня доставать. Я вдруг понял, что деньги сами по себе мне неинтересны. Во всяком случае, богатым человеком в России я быть не хотел. С Ольгой тоже разладилось. Она любила сверкать, тусоваться, а меня это утомляло. Как-то незаметно мы друг от друга отдалились – у нее своя жизнь, у меня своя. А когда она объявила, что хочет развода, я возражать не стал.Я решил поехать учиться. Подал заявления в несколько бизнес-школ. Сдал тесты. В объяснении, почему я хочу быть финансистом, написал что-то про эффективные рынки, справедливое распределение ресурсов между наиболее умелыми пользователями, и о том, как с моей помощью и рынки, и весь мир станут еще справедливее и лучше. Да я и сам в это все почти верил тогда. Взяли меня в одну из школ в Калифорнии.
– А чё, Стэнфорд – неплохая шарага, – ободрил я товарища.
– Экий ты, Павлуша, на бренды падкий, – усмехнулся Соболев. – Пустое это. Каждый семестр у меня была новая герл-френдша, а такое впечатление, что одна и та же. То есть внешне-то все разные, но по отношению к жизни вроде как один человек. Агрессивные, стремящиеся что-то кому-то доказать. Не сделать, не создать что-то, а именно доказать, настырно так. Я сейчас уже и не помню, как их звали.
После получения диплома меня взяли на работу в финансовую фирму в Сан-Франциско. Потянулась типичная жизнь яппи. Делаешь работу, которую не любишь, а лишь чтобы заработать деньги, и на эти деньги купить вещи, которые, в принципе, тебе не нужны, а покупаешь ты их чтобы этими вещами произвести впечатление на людей, которые тебе не интересны. Очень быстро мне стало скучно. Поэтому, когда подвернулась возможность поработать пару лет в Токио, я согласился с радостью.
Перед отъездом мебель и прочие громоздкие вещи надо было куда-то девать. Я снял место в хранилище и перевез все туда. А когда грузчиков отпустил, захотелось мне пива выпить. Вроде я и не любитель, а тут захотелось. Район, где располагалось хранилище, был бедный, настоящее гетто, я здесь и не бывал раньше никогда. Вижу – бар. Захожу. Классический, блин, дайв. Посетители все сплошь мексиканцы. А мне какая разница? Я даже рад: молодые-то городские профессионалы осточертели, и это очень мягко говоря. Ну, взял я себе пиво и пью. А за два стола от меня четыре девчонки сидят. Три обычные метиски, уже начавшие расползаться вширь, как это почти со всеми ними происходит. А четвертая – худая, посветлее, блондинка практически. Сидят, болтают. Я на светленькую уставился. Ну, не вписывается девчонка в интерьер. Она вроде это заметила, а может, мне показалось.
Тут подходят к ним человек пять парней. Руки и шеи в цветных татуировках, а у двоих даже бритые бошки разукрашены. Рожи однозначно опасные. Уличная банда. Стали они с девчонками хохмить. Метиски ржут. Лестно им внимание королей района. А беленькая, хоть и улыбается, но как-то через силу. А потом встала и пошла. А самый страшный ей кричит:
– А донде коньо бас, каброна? (Куда, мол, намылилась, коза?)
Одна из подружка хохочет:
– Элиана тьене ке ир аль кагадеро! (В сортир, типа, ей надо).
Вся компания ржет. А я сижу и наблюдаю за дверью в туалет. Элиана эта выходит осторожно и – по стеночке так – шмыг на улицу. Я за ней. Она шаги услышала, оборачивается. И говорит: «Слава богу, что это ты». Я ей: давай, мол, провожу, а то вдруг эти уроды кинутся догонять. Она улыбается и кивает. Оказалось, что Элиста попала в Америку меньше года назад. Разумеется, нелегально: их через границу в трейлере перевезли, как свиные туши. Отец и брат работают на стройке, она – горничной в какой-то паршивой гостинице. Идет и рассказывает, как ей все нравится в Сан-Франциско. Над моим акцентом издевается. Заставила меня несколько раз повторять «сервеса» и «сапатос». И хохочет – звонко, как на ксилофоне играет. Мне тоже весело стало. И хорошо. Дошли до ее дома. Халупа еще та. «Сколько, – спрашиваю, – вас здесь живет?» –
Вскоре в одном из экспэтских клубов в Роппонги я познакомился с Дженнифер. Она, как и я, приехала на два года от своей юридической фирмы. Нетипичная такая американка. На языке неплохо говорила, интересовалась местной историей и литературой. Стали мы вместе с ней выходные проводить. Потом и вовсе она ко мне переехала. Я сделал Дженни предложение, она согласилась. Когда вернулись в Штаты, поженились. Ругаться времени не было, поскольку видели друг друга мало. Работала она еще больше меня. Часов по семьдесят в неделю в среднем, а то и больше. Я, в принципе, был не против. Мне только интересно стало – зачем? Может быть, она, как юрист, неутомимо бьется за справедливость? Я быстро понял, что нет. Может, думаю, ее занимают разные юридические хитросплетения, закон сам по себе? Тоже оказалось – нет. Она знала только свою специальную область, довольно узкую, и не интересовалась даже смежными отраслями права. Деньги? Да вроде мы не особо нуждались. Меня повышали в должности регулярно, зарплату увеличивали, платили премии.
Понял я, Павлуша, что занимала ее именно карьера. Сам факт, что она при деле. При престижном деле, что важно, – престижном, в самом что ни на есть общепринятом смысле, престижном как для абстрактных людей, так и для вполне конкретных и мне хорошо знакомых. Для тех самых людей, что кичатся своим гольф-рейтингом, говорят потрясающе бесстыдно фальшивые речи, тщеславных тем тщеславием, в котором только тщета и совсем нет славы, мечтающих о годовых бонусах и угловых офисах. Людей, похожих на грызунов, день за днем, год за годом таскающих не орехи даже – пресный овес – в свои норы, у кого поменьше, у кого побольше, но одинаково душные. Людей, видящих друг в друге свое отражение, за это друг друга ненавидящих, но сбивающихся в тесные, пищащие кучи из страха остаться в обществе себя самих. Тех самых людей, стать одним из которых я так стремился и, наконец, понял, что не смогу.
В общем, вскоре мы с Дженни разъехались, а со вчерашнего дня я официально свободный человек, – правда, как ты правильно заметил, «не забесплатно».Соболев замолчал. Я ждал продолжения, но его не было. Так прошли минуты две-три. Когда мне надоело ждать, я спросил:
– И что дальше?
– Ничего, – ответил Соболев.
– А думаешь-то ты все время о чем? Об этих четырех Ленах, если я правильно понял?
– Да.
– Хотя Элиана – это, вроде, не совсем Елена… Да и крашеная она была наверняка. Много ли в Мексике натуральных блондинок? А ты кота ее видел? Он тоже серый и пушистый?
– Нет, не видел. Да и при чем здесь кот? – Соболев вдруг разозлился. – Я же совсем о другом тебе говорю.
– Конечно, конечно, Олег. Я понимаю, что о другом, – быстро согласился я. – Ты пытался их найти?
– Разумеется. Сначала хотел разыскать ту, что из Мексики. Мне сказали, что ее загребли иммиграционные власти, вместе с отцом, братом и многочисленными соседями и, вроде бы, депортировали. Я попробовал навести справки в Мексике, но это дело безнадежное. Что случилось с Леной номер три, тоже до конца узнать не удалось, хотя я даже сыскную фирму нанимал. Следы теряются в Самаре. А пару месяцев назад я взял отпуск. Сначала поехал в Крым, в поселок, в котором был много лет назад в командировке. Мне казалось, что я обязательно узнаю тот дом, как только увижу. Ходил по поселку два дня, прошел все до единой улицы с начала до конца по нескольку раз. Спрашивал прохожих, нашел двух Елен с девичьей фамилией Терещенко и одну Тищенко, на всякий случай. Они меня не вспомнили, и я их не узнал. Потом вернулся в свой родной город, поехал в Ужи, а там вместо деревни давно дома многоэтажные стоят, и люди живут совсем другие…– Олежка, ты думаешь, что эти четыре Лены – это один и тот же человек? – спросил я. – А чё? Все худенькие блондинки, практически с одним именем, да и кот этот. Мистерия, блин…
– Нет, не думаю. По крайней мере, не в буквальном смысле. Но то, что каждая из них была мне знаком, – в этом я сейчас не сомневаюсь.
– Знаком чего?
Олег Соболев задумался.
– Это сложно объяснить. Знаком другой судьбы, наверно. Приглашением в иную жизнь. Аварийным выходом. Я думаю, я уверен, что эти четыре Лены были ответом на то мое письмо на небо. Четыре раза получал я ответ. В одинаковых конвертах, написанный одним и тем же почерком. С котом на марке. Четыре раза, Павлуша, четыре раза! И ни разу этого не понял… Хотя ты, наверно, думаешь, что я с ума сошел, бешусь с жиру и ищу совпадений там, где их нет, так?
– Что ты, Олежка, вовсе я так не думаю. А может, ты получишь еще один? Может, будет пятая Лена? – предположил я. – А что, пять – хорошее число, ты, как японолюб и латентный буддист, знаешь это лучше меня. Пять элементов, пять чувств, пять основных цветов.
– Да уж, число пять гораздо лучше, чем число четыре, Соболев как-то странно хохотнул и посмотрел на меня все тем же интенсивным взглядом, от которого мне стало немного неуютно.
– Я надеюсь, что будет. Очень. Потому что иначе…
– Иначе что?
– Ничего. Э, Пашенька, да ты совсем пьян. Давай ступай-ка спать. И спасибо тебе за внимание.– Алло, Сапожникова? Это я, Паша… Дела нормально. Слушай, у меня тут для тебя офигительный есть жених… Не, Леночка, не олигарх. Кой тебе годик-то, Ленуля? Какие, к лешему, уже олигархи?.. Ладно, не сердись. Мой, то есть твой жених – немного из другой лиги, но, уверяю тебя, вариант что надо. Ты прогугли его, зовут Олег Соболев. Резюме посмотри. Представь уровень доходов, а главное – перспективы. К тому же, человек образованный, культурный, не чуждый духовным исканиям. Я бы даже сказал, в некотором роде мистик… Да нечего тут думать! Не боись, на этот раз повезет обязательно… Женится, не сомневайся… Что тебе делать? Да почти ничего. Надо только в Сан-Франциско прилететь. Я и встречу устрою, и расскажу, как себя вести. Ну, осветлиться придется чуть-чуть… Что еще? А вот это я расскажу, когда просьбу мою выполнишь. Малюсенькую просьбочку. Твой средний муж был издатель, если не ошибаюсь? Ну так вот, ты, Ленок, что хочешь с ним делай можешь ему кролика месяца из «Плейбоя» арендовать в счет будущих расчетов, а можешь помассировать ему простату горячей кочергой, дело твое. Но он должен издать мой роман. Они всякого дерьма печатают вагоны, а мой роман – шедевр… Я отвечаю! Потомство будет тебе благодарно… Ну, что, договорились? Ах ты моя умница! Да, ты кошек любишь? Придется полюбить. Временно. И ты, это, шибко-то при женихе не бухай, потерпи уж до свадьбы. А вискарьу него шикарный, кстати…
Жаль, что мы перестали читать газеты. Было в них что-то эдакое. В старые времена русский писатель, утром в атласном халате в креслах сидючи и попыхивая трубкой, откроет, бывало, «Ведомости» и углубится в описания разных имевших место происшествий. Без спешки, солидно, иногда ворча в усы: «…Вот ведь англичане чего, подлецы, удумали». А то вдруг позвонит в серебряный колокольчик и крикнет зычно: «Марфа, неси, душа моя, еще кофию!» И потом, подумав: «Да ну его к черту, кофий. Неси-ка лучше коньяку!»
Теперь не то. Теперь аффтор сидит перед монитором в трусах, дрожит как цуцик и скользит торопливым взглядом онаниста по заголовкам. «Несмотря на все усилия Федеральной Резервной Системы индекс Доу Джонса…» тьфу, блин! «Сара Пейлин призвала хоккейных мам…» – клюшку ей в грызло, дуре, вместе с шайбой и коньками. «Трагедия в доме финансиста». А вот такая новость, согласитесь, не может не радовать нормального человека.
«Полиция Сан-Франциско расследует обстоятельства гибели управляющего директора одного из крупных инвестиционных банков Олега Соболева и его жены. По словам представителя полиции, г-н Соболев скончался от огнестрельного ранения. Причиной смерти его супруги Елены, с которой он вступил в брак три месяца назад, стала черепная травма, нанесенная, по-видимому, бутылкой шотландского виски. Кроме того, в доме обнаружен мертвый кот. Следствие рассматривает несколько версий, в том числе убийство с последующим самоубийством и заказное покушение, связанное с профессиональной деятельностью. Не исключается рука русской мафии. Смерть г-на Соболева, талантливого бизнесмена русского происхождения, оборвала впечатляющую карьеру и стала большим потрясением и неожиданностью для делового сообщества города».
Потрясением и неожиданностью… Действительно, что знаем мы о ближних наших? Да ничего мы не знаем. Ты вот, Олежка, наверно, думал, что я, неудачник, графоман и любитель выпить на халяву, не могу понять порывы твоей мятущейся души, мечты о прекрасном и несбыточном? А напрасно ты так думал. Очень даже я могу понять. Только какая разница? Пустое это.