Проходящий сквозь стены. Рассказы
Шрифт:
Из-под огромных букв заголовка на Мартена глядел его портрет. Мартен тут же вскочил со стула, вдребезги разбил графин с водой, оттолкнул официанта и, опрокинув по пути пару стульев, бросился к выходу. Большими шагами он пересек забитую автомобилями площадь Пале-Рояль — и был таков. Побродив какое-то время по плохо освещенным переулкам, он наконец вышел на улицу Риволи у магазина Самаритен. Он изрядно устал, нужно было передохнуть и как следует обдумать положение. Неприятная неожиданность, портрет в газетах, вынуждала резко изменить тактику. В качестве временного убежища Мартен выбрал ближайшую церковь. Поглубже натянув шляпу, чтобы не видно было лица, он вспоминал речь в свою защиту
«В целом, — подвел он итог, — не так уж все плохо для моей души. Если небесный суд окажется хотя бы так же милостив, как суд присяжных… Присудят ей, скажем, лет пятьдесят в чистилище, вот и все дела!»
Мартен сидел в полутемном нефе церкви, у самого подножия колонны. Величие и пустынный полумрак святилища не трогали его. Тревоги улеглись, и он теперь мог не спеша обдумать, что делать дальше. Когда новый план побега был готов, он взглянул на часы и положил себе три четверти часа на отдых. Его внимание привлекли огоньки свечей, ярким роем мерцавшие в боковом нефе, где был придел Девы Марии. Пред алтарем три старушки в черном стояли на коленях, сцепив руки перед треугольным вырезом воротника. Мартен, увидев, как они молятся, подошел и опустился на колени за их спинами. Память у него работала великолепно, и он с легкостью вспомнил пару молитв, выученных когда-то. Но осекся, едва успев начать, так как сообразил, что толку в этом никакого. Призыв, поднявшийся было из груди, рухнул обратно: Мартен понял, что точно так же мог бы горланить кабацкие песни под куполом храма, никак не нарушив его святости. Он с легкой завистью наблюдал за старушками — вот у кого каждое слово поднималось из души, и даже легкий шепот, должно быть, звучал не напрасно.
«Ведь и я был таким же, — думал он, — но теперь, без души, я даже не грешник, я не в счет, и никто меня не услышит. Эх, был бы я всего-навсего бедным грешником! Как все было бы просто!..»
Покинув придел, Мартен решил обойти всю церковь и направился в темную ее часть; где-то там, впереди, брезжил маленький огонек. Подойдя, он различил около главного алтаря единственную свечку, которая освещала деревянную кружку для пожертвований с надписью «За души в чистилище»; на кружке был висячий замок. Мартен вытащил из кошелька стофранковую купюру и опустил в щель. Но не успел отойти и на шаг, как вдруг передумал:
«И зачем я кинул туда сто франков? Какой с них толк, если делить придется на миллионы душ! Моей — и на долю секунды мучений не убавит. Мне эти деньги куда полезней на земле».
Убедившись, что никто его не видит, Мартен осмотрел замок. Петли, в которые продета дужка, были привинчены слабо — он легко отвинтил одну из них. Забрав со дна свою купюру, единственную в кружке, он вернул замок на место и продолжил обход. Ему пришло в голову, что для всякого, у кого есть душа, то, что он только что сделал, было бы грабежом и кощунством.
«В некотором смысле без души даже удобно, — подумал он, — если только не думать, чем все кончится…»
Мартен бродил по церкви как по музею: с таким же спокойным и ясным рассудком. В апсиде он сел на стул и долго разглядывал витраж в темной глубине — его нижняя часть из простого матового стекла наливалась красным от закатного света снаружи. Постепенно тело Мартена расслаблялось, забывались и муки чистилища, и необходимость искать пропитание. В состоянии такого животного блаженства он стал понемногу задремывать. Мир тихо сужался до стеклянного квадрата, который Мартен различал из-под тяжелеющих век. Он понимал, что опасно засыпать здесь, в церкви, но не мог противиться охватившему его оцепенению, пока вдруг под сводами не прокатился гул — хлопнула тяжелая дверь. Мартен
— Святой отец, я хотел вас спросить!..
От неожиданности священник отшатнулся, но потом сделал знак, что внимательно слушает.
— Как вы думаете, святой отец, может ли убийца рассчитывать на милость Господа?
Стараясь скрыть внезапный испуг, священник ответил шепотом, будто призывая Мартена к благоразумию:
— Не сомневайтесь, милость Божия безгранична.
— Ну да, так я и предполагал…
Мартен помедлил минуту, раздумывая, стоит ли задавать более конкретный вопрос. И решил, что лучше воздержаться.
Священник же подумал, что Мартена нужно поддержать в добром намерении, и, коснувшись его руки, участливо произнес:
— Вы, наверное, пришли исповедаться?
— Что вы, нет, конечно! — отшатнулся он. — Не в чем мне исповедоваться.
Священник укоризненно покачал головой. В ответе Мартена он услышал не столько гордыню, сколько простодушие.
— Святой отец, еще вопрос: могу ли я попросить вас отслужить мессу за упокой души некоего Мартена? Она сейчас в чистилище.
Мартен протянул стофранковую купюру — ту, которую только что вытащил из кружки. Когда же сделка состоялась, он решил уточнить:
— А на сколько ваша месса уменьшит ей срок?
— Ну, тут вам никто не ответит, — сердито сказал священник, досадуя, что беседа приняла такой оборот. — Мы можем дать лишь надежду на спасение. Остальное в воле Божьей, и в каждом случае все по-разному.
— Я прекрасно понимаю, но ведь должен быть какой-то гарантированный минимум, иначе риски несоразмерно высоки, и…
Мартен говорил в полный голос, не заботясь о том, что тревожит таинственный полумрак. Его громкие возгласы оскверняли тишину церковных сводов. Священник вспомнил о своих духовных чадах, которые с нетерпением ждали исповеди и наверняка все слышали. Он прервал Мартена нетерпеливым жестом и сухо сказал:
— Ну, пусть будет полгода.
— За одну мессу — целых полгода! Надо же! Подумать только… Это любопытно!
Он погрузился в подсчеты, а священник, решив, что разговор окончен, холодно простился с ним и пошел прочь, но Мартен догнал его и схватил за рукав сутаны:
— Погодите, святой отец!.. Это же совершенно все меняет.
— Мне некогда, меня ждут прихожане.
— Всего минуту! Я только закажу у вас еще несколько месс.
Поняв, что ему не уйти, священник через силу улыбнулся. Мартен тем временем достал бумажник, вынул внушительную пачку тысячефранковых купюр — все свои сбережения — и протянул их священнику:
— Вот, возьмите, тут хватит лет на сто, не меньше!
После чего, не обращая внимания на протесты святого отца, быстро вышел через боковую дверь. На часах было без двадцати шесть, Мартен, не привыкший так много ходить, почувствовал, что проголодался, но строго сказал себе: «Ужина не будет — я все потратил на спасение души».
В полицейском участке люди толпились перед окошками, а сотрудники, с другой стороны, нетерпеливо поглядывали на большие часы на стене. Мартен наугад встал в одну из трех очередей и стал ждать. Через десять минут мужчина перед ним подошел к конторке, но ему сказали, что рабочий день кончился. Робко улыбнувшись, он извинился и ушел. Мартен встал на его место и протянул полицейскому свои документы, но тот даже не взглянул в его сторону.