Проигравший
Шрифт:
Над пришпиленным к полу покойником милиционеров стояло особенно много. Руками никто ничего не трогал, но зазубренное копье мужчины рассматривали с большим интересом. Некоторые наклонялись к самому древку и качали головами. Вместе с ними стоял сотрудник музея. Молодой и выглядящий огорченным.
Осторожно переступая через разбросанные экспонаты, поближе к ним подошел Осипов.
– Здравствуйте. Мы из милиции.
– Здравствуйте.
– Скорее всего, это дело будут вести сотрудники нашего отдела. Так что давайте поговорим.
– Давайте.
Осипов еще раз огляделся.
– Здорово
– Неизвестно. Понимаете, у нас инвентаризация. Недавно предыдущий хранитель умер, и все эти коллекции передали мне. Моя фамилия Тихомиров, я аспирант… ну, вернее, раньше был аспирант, а теперь стану, наверное, младшим хранителем… но я даже толком не успел еще вступить в должность. И что именно передали, сказать пока не могу: мы только начали переписывать экспонаты, а тут к нам и залезли. Боюсь, работы теперь на несколько недель. Может быть, на несколько месяцев. Все разгромили, вандалы.
Осипов вздохнул. Неизвестно кто влез в один из главных музеев города, неизвестно что именно тут украл, а потом отрезал себе голову, приколол себя на память к полу, а саму голову куда-то унес. И разбираться с этим теперь предстоит ему. Получающему всего лишь крохотную зарплату милицейского капитана. Он достал из папки листок бумаги и стал записывать ответы аспиранта.
– Давайте начнем с самого начала. Как, вы говорите, ваша фамилия?
С одной стороны окна в зале выходили на Неву, а с другой – в небольшой садик позади Кунсткамеры. Стогов подошел к окну и выглянул наружу. Снаружи, в садике на деревьях желтели листья. Дождь немного стих. Под деревьями стояло несколько лавочек. На одной из них какие-то ханурики в дурацких куртках с самого утра пили алкоголь. Капли стекали по стеклу, и от этого хануриков было толком не разглядеть. «И охота им, – поежился Стогов. – На улице-то…» В такую погоду хотелось прямо в одежде залезть под теплое одеяло и лежать там с закрытыми глазами.
Осипов продолжал задавать аспиранту дурацкие вопросы.
– Ну а хотя бы приблизительно: что они тут могли искать?
– Да что угодно! Вон видите ящики в углу? Согласно нашим документам, они стоят запечатанными с 1794 года.
– И что там внутри?
– Никто не знает. Я же говорю: их никогда в жизни не вскрывали. Любой музей на свете – это просто очень большая куча очень старых экспонатов. Разобраться в которой способен только хранитель. Пока хранитель жив, есть надежда навести в этой груде хоть какой-то порядок. А не дай Бог умрет хранитель – все, концов не найдешь.
– А хранитель, вы говорите, умер?
Аспирант подбородком указал на стену. Там висело фото с траурным кантиком. На фото был изображен пожилой мужчина в очках.
– Его звали Ростислав Васильевич. Он тут работал еще с довоенных времен, представляете? Последнее время он болел, на службе почти не появлялся.
– То есть искать концы теперь бессмысленно?
– Абсолютно!
Капитан попробовал вспомнить, что еще обычно в таких случаях спрашивал у свидетелей его начальник. Вспоминались сплошь удары по печенке да выпученные глаза писающихся от страха подозреваемых.
– А как вы думаете, как злоумышленники могли сюда попасть?
– Это как раз не секрет.
Аспирант рукой показал на окно, у которого все еще стоял Стогов.
– Вот окно. Вон, видите, снаружи карниз? Подтянуться на руках. Выдавить раму. Спрыгнуть на пол. И до утра делай тут, что хочешь.
– У вас что, в залах нет сигнализации?
– На дверях есть. На окнах первого этажа тоже есть. А на нашем этаже нет. И не спрашивайте меня почему.
– Да? А я собирался.
– За почти триста лет существования нашего музея это первая попытка ограбления. Теперь сигнализацию, наверное, поставят. Но до этого ее не было.
Осипов внимательно осмотрел оконную раму. Потом покусал ручку и на всякий случай осмотрел ее еще раз. Рама как рама. Что делать дальше, написано на ней не было.
Аспирант переводил взгляд с экспоната на экспонат и причитал:
– Нет, ну какие вандалы! Вы посмотрите: не поленились даже носорогу рог отломить!
– А у него был рог?
– Вот такенный.
– Ладно. Рог мы тоже зафиксируем. А этот человек вам знаком?
Аспирант покосился на пришпиленного к полу покойника.
– Ну, в таком ракурсе мне трудно сказать. Думаю, при его жизни мы не встречались.
– То есть это не кто-то из ваших сотрудников?
– У нас в музее не принято ходить на работу в спортивных штанах.
– А голова? Вы не знаете, где его голова?
– Может, укатилась в соседний зал? И там затерялась, а? Знаете, сколько у нас в музее отрезанных голов?
Осипов подошел поближе и сел на корточки. Ну да, спортивные штаны и отсутствующая голова. А еще – груда разбросанного вокруг холодного оружия: ассегаи, мачете, самурайские мечи, средневековые секиры и все в таком роде. Мужчина лежит на животе, а в спину ему по самое древко всажено копье.
– Ты его сфотографировал?
– Да, товарищ капитан.
Капитан покрепче ухватился за древко и рывком вытащил копье из спины. Звук получился противным, чавкающим. Осипов не глядя отдал копье стоявшему рядом сотруднику.
– На-ка. Подержи.
Покойник лежал на животе, поджав руки под себя. Аккуратно взяв покойника за плечо, капитан перевернул его на спину, и из окоченевших рук выпал небольшой сверток. Что-то серое, скатанное в рулон.
– Оп-па! Что это тут у нас такое?
Капитан поднял сверток, выпрямился и развернул его.
– Тьфу! Стогов! Твою мать! Ну-ка иди сюда!
Сверток оказался целиком, без единого разреза снятой человеческой кожей. Сплошь разукрашенной странными татуировками. Ноги, гениталии, живот, плечи – не хватало лишь головы. А так вполне годная к употреблению человеческая кожа. Если потеряешь где-то свою, можно влезть внутрь и дальше ходить в этой.
– Что это вообще такое?
Стогов забрал кожу из рук ежащегося от омерзения капитана, свернул ее пополам и положил на пол, рядом с покойником.