Происхождение
Шрифт:
Чарлз удивился:
– Сам Гершель создал астрономию, так почему же он противится созданию другой науки? Знаешь, я думаю, что мозг человека - что комод. Выдвинешь один ящичек, он пуст, готов к познанию, откроешь другой - забит косностью. Поймем ли мы его когда-нибудь?
– Поймем настолько, чтобы выжить, но не настолько, чтобы упиваться познанным, - едко заметила Эмма.
Еще один приятный сюрприз - письмо от видного ботаника Хьюэта Уотсона: "Начал читать "Происхождение" и не смог оторваться, пока не проглотил всю книгу. Несомненно, Ваши основные взгляды будут приняты и станут основополагающими принципами
В Лондон к Эразму, где гостили Чарлз с Эммой, приехали Томас и Генриетта Гексли. Томас с порога воскликнул:
– Ваша книга - лучшее, что я читал по естественной истории за последние девять лет со времен работы фон Баэра по эмбриологии! Я ради вашей теории хоть на плаху пойду, и крепко надеюсь, что вы не станете сердиться и огорчаться из-за нападок и неверного толкования ваших взглядов, а их, как я понимаю, будет предостаточно. Однако пусть вас поддерживает мысль, что вы заслужили вечную благодарность всего мыслящего человечества. И пусть не пугают вас всякие шавки, не забывайте, есть друзья, которые в силах постоять за вас и готовы верой-правдой служить вам, хотя ранее вы им в этом частенько и не без причин отказывали. Я и сам готовлюсь к битве, точу когти и вострю клюв.
Последними приехали Джозеф и Френсис Гукер. Джозеф оставил обычную свою серьезность дома в рабочем кабинете, сейчас он смотрел весело, радостно что-то бормотал, тискал Чарлза за плечо.
– Книга отлична от рукописи как небо от земли. "Происхождение" мы прочитали в гостях у Лайелей. Знаете, Лайель прямо оторваться не мог, зачаровала его книга. Да и я считаю, что написано отменно, вы славно потрудились. Успех обеспечен. Спасибо за теплые слова, адресованные мне в предисловии. Для меня это дань любви честнейшего, хотя и заблудшего человека.
Пока Гукер здоровался с остальными гостями, Чарлз отвел его жену в сторону.
– Отец прочитал мою книгу?
– Да.
– И как же мой старый добрый наставник Генсло отнесся к ней? Боюсь, на этот раз ему не за что похвалить ученика.
– Почему же, отдельные главы ему понравились, хотя...
– Он возненавидел меня?
– Нет, по-прежнему любит как сына... и прощает все прегрешения перед господом.
Чарлз всмотрелся в лицо Френсис - копия профессора Генсло, только каждая черточка миниатюрнее.
Гости собрались за столом. Бокалы наполнили холодным белым вином.
Лукаво прищурившись, Эразм поднял бокал и провозгласил тост:
– За происхождение нашего вида! Чарлз Лайель вставил:
– Американец Эмерсон раз сказал: "Берегитесь, когда вседержитель посылает на землю мыслителя".
Через два дня Дарвины вернулись в Даун-Хаус. Тогда-то и оправдались слова Джона Мильтона - тоже выпускника колледжа Христа, - сказанные более двухсот лет назад в "Потерянном рае":
"Поднялся адский шум".
Поразившее всех послание пришло от Адама Седж-вика, старого друга Чарлза. Сейчас Седжвик - каноник в Норидже, лицо весьма влиятельное как в англиканской церкви, так и в Кембриджском университете. Письмо, судя по всему, лишь пристрелка,
После почтительнейших заверений в дружбе, Седжвик перешел к делу:
"Не знай я Вас как человека доброй души и чести, не стал бы писать всего этого... Книгу Вашу прочел скорее с болью, нежели с радостью. Местами она восхитительна, местами же я смеялся до колик; отдельные взгляды повергали меня в печаль, ибо они представляются мне в корне ошибочными и вредными, о чем и скорблю. Предлагаемая Вами человечеству структура развития столь же чудовищна, как и локомотив епископа Уилкинса, на котором он хотел довезти нас до Луны.
...Я ставлю первопричиной волю господню и могу доказать, что она вершится на благо тварей его. И суждение мое непоколебимо, будь оно выражено в словах или, тем паче, в логических построениях. У природы не только физическое, но и моральное, метафизическое начало. И всякий отринувший эту двойственность безнадежно погряз во грехе... Вы не связали первое со вторым, напротив, насколько я понял по некоторым примерам, усердствуете в обратном.
Отдельные места в Вашей книге глубоко оскорбляют мои моральные воззрения".
Чарлз положил письмо на стол перед собою. Как оно его уязвило! И Эмму обличительная речь пастора огорчила настолько, что она не разрешила прочитать письмо даже старшим детям. Уже вечером перед сном Чарлз излил жене всю боль и горечь:
– До чего ж обидно читать: "Местами она восхитительна, местами же я смеялся до колик". Седжвик говорит, что пр-доброму ко мне относится, а сам выставляет меня на посмешище, вот, мол, дурак, годы корпел и напечатал нечто "в корне ошибочное и вредное". Он же знает, что я вею жизнь кропотливейше изучал естественную историю, и насмехается. Что может быть обиднее?
Целых два дня обдумывал он ответ, отвергая вариант за вариантом, и наконец решил написать просто: "Думаю, не найдется человека, которому не хотелось бы огласить результаты работы, поглотившей все силы его и способности. Я не нахожу вреда в своей книге; случись в ней неверные взгляды, их вскорости полностью опровергнут другие ученые. Уверен, вы согласитесь, что истину можно познать, лишь одолев все превратности судьбы".
Следующая отповедь появилась в "Эдинбургском обозрении", снова без подписи. Чарлз, Лайель, Гукер и Гексли собрались в "Атенеуме", просмотрели эту на редкость длинную статью и сообща пришли к выводу, что ни одному мало-мальски известному ученому в Англии не сохранить анонимности. Из статьи, хотя и неочевидно, следовало, что наступление на Чарлза подготовил Ричард Оуэн. Непонятно только, почему он предпочел остаться в тени.
Джозеф Гукер едва заметно улыбнулся:
– Трудно объяснить природу человеческую, это посложнее редкой тропической флоры или горных пород.
– Статья очень ядовитая и тонкая, - заметил Чарлз.
– Вреда она принесет немало. К вам, Гексли, Оуэн относится весьма критически, вас, Гукер, просто ненавидит. Только к вам, Лайель, он не питает вражды. Считайте, что вам повезло.
– Наоборот, - Лайель широко улыбнулся.
– Мне кажется, что меня обделили. А если подходить "весьма критически" к самому Оуэну, то не показательно ли, что за многолетнюю деятельность он не нажил ни учеников, ни последователей.