Происшествие в Нескучном саду
Шрифт:
Центральная фигура скульптурной группы изображала его, Гонцова, окруженного лежащими в разных позах спящими людьми. Сам он сидел в кресле, возвышаясь над ними, держа на коленях просыпающегося кудрявого ребенка. Ребенок тер кулачками глаза, улыбка его была мягкой, недоумевающей, полусонной. И добрый доктор склонялся к нему, ласково протягивая стакан с волшебным напитком.
Много лет уже, наверное, стоял этот памятник здесь, у входа в больницу, где лежало неподвижное тело мученика науки, заплатившего природе такой дорогой ценой за свое открытие. Тут было
Взрослые, гуляя с детьми вдоль кипарисовой аллеи, конечно, указывали им на памятник и вполголоса, с приличной случаю торжественностью, рассказывали об ученых, самоотверженных друзьях человечества, которым очень редко выпадало счастье дожить до полного торжества своих идей.
– Я думаю, этот куст будет красивее выглядеть с краю, – вопросительно сказал садовник, критически осматривая свою работу. – А вы как посоветуете, товарищ?
Гонцов охотно вступил в разговор.
– Розы, пожалуй, именно то, – ответил он, – что не хватало этому красивому уголку для полной гармонии.
Садовник снова нагнулся над клумбой.
– Мне сразу бросилось это в глаза, – сказал он, энергично работая лопаткой. – С недавнего времени я стал ходить к себе в Академию новой дорогой мимо памятника Победителю Сна. Мне не понравилось здесь и захотелось украсить клумбы розами, чтобы сделать приятное людям, живущим на этой улице. Понимаете?
– А! Вы работаете в Академии Садоводства? – спросил Гонцов, присев на корточки и помогая садовнику разрыхлить землю.
– Нет, в Академии Радия. Я – физик, профессор Новак, если слышали. Мои книги о цветах менее известны.
Гонцов подумал, что в мире, где сон упразднен за ненадобностью, у людей столько свободного времени, что им грешно ограничивать себя одной профессией и не проявлять свой творческий дух в самых разнообразных направлениях.
– Конечно, это дает более широкий взгляд на вещи, – пробормотал он, делает жизнь полнее, красочнее. Я бы, например, выбрал, помимо физиологии, также живопись.
– У живописца должен быть вкус, – пошутил садовник. – А вы здешний, по-видимому, старожил, видите каждый день эти клумбы и до сих пор не догадались, что кусты надо пересадить вот так…
– Значит, ваш дом далеко отсюда? – спросил Гонцов, проверяя ход своих мыслей.
Садовник тотчас уловил скрытое значение вопроса.
– О, в этом смысле мой дом – всюду, так же, как и ваш, вероятно, ответил он с улыбкой. Потом, помолчав, добавил: – Вы, право, задаете смешные вопросы. Вам разве не бывает приятно, когда вы доставляете маленькие радости людям?
Бережно расправив горделивые лепестки красивейшей из роз, он поднялся с колен, чтобы получше рассмотреть своего странного собеседника.
В разговоре возникла длинная пауза. Садовник сказал неуверенно: По-моему, это вы…
Щурясь то на Гонцова, то на памятник, он заговорил тверже: Определенно, вы… Победитель Сна!.. Подумать, а
Он суетливо стал собирать инструменты. Затем, вспомнив о чем-то, протянул Гонцову несгибающуюся твердую ладонь: – В ваше время, кажется, так прощались? – сказал он, улыбаясь. – О, не счищайте землю со своей руки. Моя ведь не чище… Ваш доктор не рассердится за то, что вы помогли мне посадить цветы?
Они разошлись, и уже большое расстояние разделяло их, когда Гонцов услышал, как садовник окликает его, сложив ладони рупором: – О-гей, Победитель Сна!., - Что?!
И до Гонцова донеслось ободряющее: – Вам понравится у нас, Победитель Сна…
Глава шестая
Новый мир предстал перед Гонцовым безоблачноясный и белоснежный, на успокоительном зеленом фоне. Богатство оттенков его было неисчерпаемо: от изумруда веселых лужаек до строгой синевы лесов.
Плющ обвивал подножие мраморных колонн, пурпуром и янтарем отсвечивали прозрачные стены, на перекрестках громоздились пестрые пирамиды цветов.
Сплошной благоуханный сад был вокруг.
Город располагался на террасах, пейзаж виден был сразу в нескольких планах. Прямо перед путником сбегала вниз широкими уступами улица. Мостовая была выложена разноцветными плитами. Вдали, между двух холмов, поблескивала вода.
– Зелень, вода, мрамор, – сказал вслух Гонцов, разнимая пейзаж на его составные части, и усмехнулся милому кокетству города, который, казалось, без устали любовался собой в зеркале бесчисленных каналов.
Не было лучше отдыха для Гонцова, чем бродить одному по площадям и улицам незнакомого города.
Будучи предоставлен самому себе, он был совершенно счастлив и почти не замечал времени.
Солнце уже зашло, от лесных массивов поползли на город сумерки.
Он услышал совсем близко журчание и плеск воды.
Несколько капель упало на его лицо. Он поднял голову. Перед ним был фонтан.
Мимо, обгоняя его, взбежала по выщербленным ступенькам группа молодежи.
Ветер сносил брызги фонтана в сторону. Улыбаясь, Гонцов поднялся вслед за молодежью туда, где в позеленевшей, покрытой мхом нише стояли высокие граненые стаканы. Они были наполнены до краев голубоватой искрящейся жидкостью.
– Пожалуйте, вам первому, – сказала молодая девушка в ореоле пушистых волос, подавая Гонцову стакан.
Ее серые милые глаза были приветливы. С огорчением вспоминая, что утром не успел побриться, Гонцов принял стакан из ее рук и вдруг услышал за спиной задыхающийся, но бодрый по-прежнему голос: – Вам давно уже пора пить Концентрат. Можно ли так запускать лечение? Я уверен, что вы не пили Концентрат с того времени, как ушли из больницы.
Сзади стоял Федотов.
– Я ищу вас по всему городу, – продолжал он ворчливо, завладевая своим пациентом и с осторожностью сводя его по ступенькам. – Как вы неосторожны, дорогой Гонцов. Ну, долго ли заболеть, когда организм так ослаблен…