Произнеси её имя
Шрифт:
— Бобби, если вы все еще хотите позвонить маме, даю вам пять минут. Я буду ждать за дверью. А вы, Ная, сейчас же отправитесь в класс и письменно извинитесь перед учителем за ваше поведение. Ступайте!
Ная проскользнула мимо директрисы, ничего не ответив и опустив голову от стыда. Бобби подняла трубку и набрала номер мамы — она была вынуждена позвонить сейчас, так как Прайс наблюдала за ней снаружи. Бобби подсчитала, что в Нью-Йорке было примерно восемь утра; к счастью, мама еще не успела уйти на репетицию. Она ответила на втором
— Бобби, дорогая! — только что проснувшись, хрипло ответила мама.
— Привет, мам.
— О, милая, у тебя ужасный голос, что-то случилось?
— Я тебя разбудила?
— Да, но все в порядке. Зайка, вчера была такая нелепая вечеринка. Бассейн на крыше отеля Soho House. Закрытая вечеринка в честь сорокалетия Джареда. Не поверишь, полнейший декаданс!
Бобби почувствовала вкус слез в горле. Она даже не знала почему — может из-за маминого голоса, такого родного. Она могла представить ее сейчас — «птичье гнездо» профессионально окрашенных волос, рассыпавшихся по подушке. Накладные ресницы, приклеенные еще вчера к глазам с макияжем, похожим на глаза панды.
Бобби захлестнула мысль, что время было на исходе — казалось, будто над головой нависли воображаемые песочные часы, в которых с невероятной скоростью сыпался песок. Что, если она больше никогда не увидит маму?
— Мам, а ты можешь прилететь домой? — Слова вырвались прежде, чем она смогла остановить их.
— Что?
— Здесь творится что-то очень странное. Я не могу объяснить этого.
— Дорогая, не пугай мамочку. Что случилось? У тебя неприятности? Это наркотики? Наркотики, не так ли? Мне не следовало быть слишком либеральной, да?
— Нет. Нет. Боже, нет, это не наркотики. — Бобби сняла очки и ущипнула переносицу, подавляя желание заплакать. Она чувствовала, как начинает сдаваться, желая стать маленькой девочкой, которая просто нуждалась в материнской любви. — Мама, мне страшно.
Последовала пауза.
— Дорогая, тебя кто-то обижает? Скажи мне, кто они, и я заставлю доктора Прайс исключить их. Это очень просто. Твоя проблема, зайка, в том, что ты слишком хорошая. Ты доверяешь людям, и они этим пользуются. Я всегда учила тебя …
— Пожалуйста, мам. Я просто очень соскучилась по тебе. Я хочу увидеть тебя.
— Бобби, если ты не расскажешь мне, что случилось, то я ничем не смогу помочь.
Бобби закрыла глаза. Казалось, ее голова была полна шумных рваных образов и мыслей, гремящих, словно битое стекло и гвозди. Она ощущала себя бессильной, бесполезной.
— Ты не понимаешь.
— Конечно, понимаю, дорогая. Каждый человек тоскует по дому. Я всегда скучаю — чего бы я только не отдала за кусочек настоящего бекона. Но ты не успеешь оглянуться, как наступят рождественские каникулы.
Первая слеза вырвалась наружу. Крупная, теплая — она стекла по носу и капнула на подставку телефона. Бобби не могла сказать маме, что через четыре дня ничего больше не
— Мам, пожалуйста…
— Ну же, Бобби. Тебе осталось учиться в школе меньше двух лет. Думаю, ты продержишься. Сейчас мамочке нужно быть в Нью-Йорке. Я надеялась, что ты понимаешь это.
Вытирая слезы, Бобби кивнула.
7
Прим. пер.: Ночь Гая Фокса — праздник в Великобритании, отмечается 5ноября
— Я знаю. — Она взяла себя в руки, зная, что никогда не сможет убедить маму прилететь сюда, и что побег в Нью-Йорк не поможет ей избежать судьбы Тейлор и Абигайль. Кровавая Мэри найдет ее, куда бы она ни убежала. Она сделала глубокий вдох. Как бы ей ни хотелось быть «маленькой девочкой», она должна найти силы стать «сильной, как волчица». Это была просто минутная слабость — она сможет это сделать. Она должна.
— Извини. Последние дни выдались тяжелые.
— Это на тебя не похоже, дорогая.
— Знаю. — Бобби закрыла глаза и представила, что черпает энергию у своей неунывающей мамы через телефонные провода. — Я буду в порядке.
— Ты уверена? Тебе нужны деньги?
Если бы это было так просто.
— Нет. Я в порядке. Не бери в голову.
— Хорошо, милая. Мне нужно бежать. В десять у меня шиатсу массаж в салоне Chlo"e Sevigny. Я оставлю телефон включенным на всякий…. В общем, если я тебе понадоблюсь, просто позвони.
Бобби прижала колени к подбородку, чувствуя бессилие.
— Конечно. Мне нужно идти в класс.
— Целую, зайка!
— Пока, мам. — Она повесила телефон.
Остаток дня Бобби провела на философии и беззвучно шевелила губами на занятии по хору. Она ни на секунду не могла сосредоточиться — было трудно сконцентрироваться, когда огромные, шумные, тикающие часы отсчитывают секунды. Впервые в своей жизни она считала каждую минуту, остро ощущая, как теряет их.
Она отправилась на ужин с Наей, но могла лишь смотреть на тарелку с жутко выглядящим овощным супом. О твердой пище вообще не могло быть и речи. Ная также не была в восторге, размазывая по тарелке нечто, напоминающее желеобразное рагу.
— Думаешь, в этом есть углеводы?
— Похоже на то, — рассеяно ответила Бобби.
Ная высунула язык.
— Господи, я чувствую себя ужасно. Меня тошнит даже от этого запаха.
Бобби знала, что она чувствовала. Настроение в Пайпер Холле было еще мрачнее, чем обычно. Часы перевели неделей раньше, так что темнота наступала как раз перед пятью часами, но вечерний туман, казалось, клубился и подкрадывался с моря еще раньше. Снаружи было промозгло, холодно и окутано непроницаемой мглой.