Проклят и прощен
Шрифт:
Шум затих, толпа расступилась, готовясь освободить дорогу. Заметив это, Райнер не спеша вынул дож, раскрыл его и в ту минуту, когда Верденфельс хотел двинуться с места, подскочил к нему.
— Ну, если он сам неуязвим, так уж лошадь наверно не заговорена, — насмешливо крикнул он, и изо всех сил ударил животное ножом в грудь.
Нож вошел по самую рукоятку; от смертельной раны Эмир взвился на дыбы, заставив всех стоявших поблизости разбежаться во все стороны.
Не понимая в чем дело, Раймонд пробовал овладеть лошадью, Эмир хотел сделать еще один прыжок,
Все это было делом одной минуты. В нескольких шагах от истекавшей кровью лошади неподвижно лежал распростертый всадник с окровавленным лбом, без всяких признаков жизни. В толпе воцарилась мертвая тишина. Пугливо поглядывая на упавшего всадника и на издыхающую лошадь, крестьяне поняли, что «фельзенекский барин» не был «заговорен» и за доказательство своей уязвимости, кажется, заплатил жизнью.
В это время через деревню проезжала карета с кучером в вендерфельской ливрее, из окна выглядывал молодой человек. Это был Пауль, возвращавшийся из Розенберга. Заметив на улице необычное сборище, он велел кучеру остановиться и, выскочив из кареты, поспешно спросил с тревогой в голосе:
— Что тут такое? Что случилось?
Никто ему не ответил, но стоявшие поближе невольно столпились, чтобы закрыть от молодого барона лежащих на земле барона и лошадь.
— Случилось несчастье, — заговорил старшина. — Барон упал с лошади.
— Упал с лошади? Здесь, на улице? — воскликнул Пауль, прокладывая себе дорогу через толпу, и, с первого взгляда поняв, что произошло, в одну минуту очутился возле дяди, стараясь поднять его.
Снова расступилась толпа, на этот раз без малейшего колебания, чтобы пропустить священника, привлеченного шумом.
— Что здесь случилось? — в свою очередь спросил Вильмут. — Несчастье?
— Нет, преступление! — резко сказал Пауль, указывая на заколотую лошадь. — Вы вообще всегда оказываетесь на месте, ваше преподобие, когда в Верденфельсе что-нибудь случается, здесь же вы намеренно опоздали!
Глава 21
На следующий день ранним утром Вильмут уже открывал калитку в ограде розенбергского сада. Быстро направившись к дому, он увидел, как старый Игнатий с непривычной для него поспешностью выводит из конюшни лошадей. Пастор, остановившись, спросил:
— Разве госпожа собирается выехать?
— Да, ваше преподобие, она сейчас уезжает.
— Так рано? Куда же?
— Этого я не знаю, но мне приказано поспешить.
Вильмут, ничего не говоря больше, ускорил шаги и через минуту был уже в комнате, выходившей на балкон. Он застал там одну Анну, которая в величайшей тревоге ходила взад и вперед по комнате, держа в руках распечатанное письмо. На щеках молодой женщины выступил лихорадочный румянец, глаза сверкали неестественным блеском; она с мучительным страхом читала и перечитывала записку, содержащую всего несколько строк.
При появлении Грегора она остановилась и молча, почти
— Я нарочно пришел пораньше, чтобы помешать слухам из Верденфельса дойти до тебя в извращенном или преувеличенном виде, — начал он. — Но ты, кажется, уже все знаешь?
— Я только что получила известие об этом. Пауль Верденфельс прислал всего несколько строк своей невесте, а Лили передала записку мне.
Своей невесте! Значит, помолвка уже состоялась, несмотря на возражения опекуна. При других обстоятельствах Грегор строго взыскал бы за такое неуважение к его авторитету, но теперь он почти не обратил на это внимание. Что ему было за дело в эту минуту до Лили, До сопротивления его воле! Его мрачный, тревожный взор не отрывался от молодой женщины, словно хотел допытаться, какое впечатление произвело на нее полученное известие.
— Так ты, вероятно, знаешь, что рана барона не смертельна, — сказал он. — Доктор считает ее опасной, но питает надежду. Я говорил с ним самим, желая получить точные сведения о последствиях падения.
— Ты хочешь сказать — нападения! Ведь лошадь закололи, и этим вызвали падение всадника.
— Кто велел барону напрашиваться на это? Я настойчиво предупреждал его; было безумной смелостью ехать через деревню совершенно одному да еще отказывать возбужденной толпе в малейшей уступке. Его племянник, всегда сопровождающий его, находился, вероятно, в Розенберге, так как появился лишь после катастрофы.
— А где был ты сам, Грегор? — спросила Анна почти угрожающе.
— Я? А что, я обязан охранять барона фон Верденфельса?
— Ты всегда гордился тем, что охраняешь свое село. При всяком самом незначительном споре ты являлся мирить ссорящихся и решать их спор, а теперь спокойно оставался в пасторате, между тем как дело шло о жизни и смерти. Ну, да впрочем ведь вопрос касался Раймонда, единственного человека, к которому ты опоздал со своей помощью. Может быть, и я опоздаю, как бы ни спешила.
— Куда ты едешь? — крикнул Грегор.
— В Верденфельс, к Раймонду!
— Ну разумеется! Я предчувствовал нечто подобное. Конечно, он поспешил воспользоваться случившимся с ним несчастьем, чтобы вызвать тебя к себе.
— Нет! Если бы Раймонд стоял лицом к лицу со смертью, то и тогда не позвал бы меня после того, как я оттолкнула его. Но этого и не нужно, я еду по собственному желанию.
— Я боялся такого решения и собственно и пришел для того, чтобы помешать его осуществлению, — сказал Вильмут прежним твердым, решительным тоном. — Ты становишься совершенно невменяемой, как только дело, идет об опасности, угрожающей этому человеку. Тебя необходимо образумить. Я не допущу...
— Не трать даром слов! — перебила его Анна. — Неужели ты думаешь, что я позволю удержать себя, зная, что Раймонд болен, может быть, умирает? Угрожающая его жизни опасность указала мне, где должно быть мое место, где оно должно быть уже давно. Теперь мне нет дела ни до чего другого.