Проклятая
Шрифт:
Его палец прижался к моим губам.
— Тише, Алисия. Веришь ты или нет — разницы никакой. Ты должна выбрать. Можешь выбрать. Мы с тобой, наверное, единственные, кто может выбирать в этом мире. Но последствия нашего выбора отразятся на остальных. Как последствия моего выбора отразились на тебе.
Я замерла. То есть… никакой надежды… что всё это когда-нибудь изменится… что я смогу нормально жить… что мне теперь — всегда так? Этого безумца ведь не победить!
— Не отчаивайся, девочка, — глядя на меня добрым-добрыми
Какая надежда, если ты, святоша, сам всё решил, и я из-за тебя родилась такой, из-за тебя, чтобы тебе…
Вздохнув, чернокнижник достал откуда-то кинжал. Кинул взгляд на распятого Спасителя, светло улыбнулся… и вонзил клинок себе в грудь.
Мой крик эхом отразился от стен.
Маг повалился на скамью, глядя на мозаику Богоматери стеклянным взглядом.
— Эй…эй-эй-эй, а Армана мне как расколдовать? — обалдев, выдохнула я, прижимая руки к груди. — Эй, волшебник, а ну проснись! Помоги расколдовать друга!
Я кинулась к мертвецу и, стиснув кулаки, попыталась вспомнить, как там надо оживлять.
Ничего не получалась. Я проклинала его, билась — ничего. И опомнилась только, когда у входа раздались чьи-то шаги.
— Ваше Преосвященство, они почти прорвали нашу защи…
Тут монах увидел меня над телом чернокнижника. И дрожащим голосом выдал:
— А где Его Преосвященство?
— Нету, — буркнула я. — Проваливай.
На крике "Куда ты его дела, ведьма?!" монах "провалил" в мир иной. Тупое окончание жизненного пути, согласна.
Я уставилась на свои руки. Символов на них больше не было. То есть я могу оживлять. Почему же с чернокнижником не выходит?!
Через десять минут мертвец-монах вернулся — с полпути на тот свет. Как он орал, меня увидев, надо было слышать.
— Кто прорвал-то? — спросила я, хорошенько его встряхивая. — Защиту.
— Враги, — пролепетал клирик. И отрубился.
Я отпустила его и встала. Так, на этом чудике оживление сработало. На чернокнижнике не срабатывает. Ну, он, поди, нашёл способ уйти в мир иной навсегда, мерзавец. А мне теперь что делать?!
Исходя из слов проклятого — выбирать.
Да где тут выбор?!
Сюда идут солдаты моего брата. Правильно я понимаю, что если поубиваю их к чёртовой матери, я буду злом, а если встану на место этого… Рыбака — добром?
А с драконами мне что делать? Арман — мой друг, между прочим! А драконы — его сородичи.
Не, я не хочу быть злой колдуньей! Хватит с меня! Я хочу быть леди Александра, растить виноград, розы и яблоки, коль у меня это хорошо получается, и расколдовать моего друга.
Выходит, фиг мне всё и сразу. Можно занять место чокнутого чернокнижника, но драконы будут против меня. А потом ещё какая-нибудь несчастная жизнь сломается — вроде моей. Можно жить как раньше.
Обалдеть, блин, выбор!
Я со вздохом повернулась
Мда, а святоша из меня выйдет… не дай бог кому увидеть… Вот Александр-то посмеётся!
Я закрыла глаза, сложила молитвенно руки и рухнула на колени.
Святоша, ага… Я ж не верю.
Хотя Александр говорил, что вера у каждого здесь, в сердце.
А что есть вера, как не добро и зло? Любовь, оно, конечно, хорошо, но разве все эти ад и рай, колдовство и вера не суть добро и зло?
И разве бывает чистое зло? Ведь даже я могу оживлять.
Я открыла глаза, посмотрела на распятие. На мёртвого чернокнижника. Прикусила губу, сжала кулаки и громко произнесла:
— А хрен тебе!
Час спустя я вызвала армию духов и с сотню демонов. И отлично себя при этом чувствовала. Вместе с драконом и моей потусторонней армией мы запугали солдат и святош до икоты. Они сами сдались. Сначала. Потом я подробно — что, зря книжки читала — описала, что их ждёт. Ярко. В красках.
Они впечатлились. А когда я собрала всю потустороннюю армию, делая вид, что мы готовим жертвенники, устроили массовый побег.
Долго мои слуги их подгонял…э-э-э… преследовали. Далеко.
Я тем временем спокойно исследовала местную библиотеку. А что, у меня полно времени. Плевать, кто победил, теодоровцы или драконы. У них теперь появился новый враг.
Я.
А молва — мощная вещь, это я уже знала. Сейчас весть о том, что я окончательно сбрендила, разнесётся повсюду… А потом можно будет и мне появиться. Показать, насколько именно я, хм, того.
Я честно отдыхала ещё пару дней, дожидаясь, когда армии там, ну, Теодор или драконы, определятся и придут ко мне сами. Тем временем в библиотеке нашлась пара интересных трудов, а в архиве — записей. Из инквизиции, например.
Ну, Теодор, ну, братец, я до тебя доберусь… Предал меня, значит, Александр, да? Ну и змея же ты, брат, ну и змея…
А ещё я наткнулась на предсмертную записку Рыбака. Ну не мог же колдун помереть, не оставив шедевр эпистолярного жанра, да? Записку рыбак посвятил мне — какая честь — и сделал так, чтобы я на неё натыкалась постоянно. И так, пока я не выдержала и не сожгла этот…хм… труд.
Всё послание "святой" посвятил описанию добра, зла и необходимого между ними равновесия. Всё это я быстренько пробежала глаза — да вообще сразу отправила бы писульку в огонь. Но в конце этот чудик всё-таки сообщил, начерта он решил умереть. Не поверите — одиноко ему стало. В "добро-зло" наигрался, своё "добро" в лице настоящих монахов победил, создал инквизицию, ордена монахов-магов, похохотал, веру извратил и заскучал. А так, поиграл напоследок с дурной девчонкой, сделал её жизнь невыносимой, как когда-то делали с ним, — и отчалил в мир иной с лёгким сердцем. Удивляюсь я наглости некоторых.