Проклятье гномов. Клинки и розы
Шрифт:
Робер являлся племянником короля, старшим сыном герцога Антония и наследником богатой провинции. Имея округлое лицо и серые глаза, четко очерченные, будто нарисованные, усы и бородку, этот молодой маркиз привлекал многих. Робер имел много как дружеских, так и интимных связей.
Эх, славно вчера повеселились! Робер помнил бесшабашную зажигательную пирушку в «Веселом монахе» на Матросской улице. Пили вино, ели жареное мясо, танцевали с хорошенькими служанками. Было весело, и надо же умудрились испортить праздник! Внезапно появился полицейский офицер, грозящий арестом. Наивный! Робер, даже пьяный, сумел выбить из рук этого фигляра шпагу и нанести пару хороших ударов. Безумно хохоча, Робер, смастерил несколько маленьких огненных шариков и запустил их в барную стойку. Послышался крик
Робер, в отличии от своего младшего брата, Людвига, вел более распущенный образ жизни. Если Людвиг нечасто менял любовниц и был сдержан к вину и гулянкам, то Робер напротив проводил вечера в шумной компании своих друзей. Друзей, не являющихся знатными дворянами, но и не принадлежащими к подлому сословию. С женщинами Робер вел себя крайне беспорядочно, мог одновременно встречаться с двумя-тремя госпожами, а в перерывах еще наведывался на аллею Любви, чтобы получить, как ему казалось, очередной импульс пламени, которое его и так сильно жгло изнутри. Будучи магом Огня двенадцатого уровня, Робер считался сильнейшим среди молодого двора. Никто из его братьев и сестер не имел такого высокого ранга.
Одной из сторон молодого маркиза, несколько уравновешивающих характер, была страсть к написанию стихов и песен. Чаще всего Робер писал их своим женщинам, не обходя вниманием и шлюх с аллеи Любви. Временами ему удавалось так удачно подобрать слова, что стихи моментально разлетались по Столице, цитировались на каждом углу, и слава шла впереди молодого поэта.
Однако, бутылка закончилась, а сухость во рту еще оставалась. Было уже за полдень, и на верхушках соборов начали бить в колокола, возвещая о начале торжеств. Каждый удар набатом отзывался в больной голове Робера… Вскоре должен состоятся праздничный парад, а после него знатных вельмож во дворце ждали роскошный бал и королевский пир. На бал Робер решил не ходить, узнав, что его двоюродная сестра, Шарлотта, не появится. А весь вечер танцевать с худородными госпожами как-то не хотелось. Пир — другое дело! У дядюшки Карла всегда хороший стол, как по части съестного, так и хмельного. Тем более, там будут обсуждаться важные дела, касающиеся будущего страны. Все знали, что старый король, хотя и держался бодро, доживал последние годы, а то и дни. Кто наследует ему? Неужели этот безумец передаст трон своему, еще более безумному сыну? Тогда держава ввергнется в большой хаос! Робер не питал желания сам получить Проклятый престол, но ему хотелось оградить себя от ненужных потрясений. Не нужно ни войны, ни гражданской смуты. Лучше продолжать жить в свое удовольствие: пить вино, писать стихи и любить женщин!
Между тем Робер уже поправил кюлоты, кликнул слугу, который помог обуться и разобраться с упрямыми застежками камзола. Свои собственные руки никак не хотели попадать пуговицами в отверстия, и тут поддержка оказалась кстати. Хотя Робер и недолюбливал слуг, предпочитая все делать сам. Одевшись, маркиз нахлобучил на себя шляпу, прицепил шпагу на пояс и вышел на Гомонящую улицу. Эта улица в дневное время всегда шумна и многолюдна, вот и получила такое необычное название. Сперва оно прижилось в народе, а потом уже и губернатор заказал соответствующие таблички.
Яркий солнечный свет ослепил глаза, привыкшие к сумраку пыльной комнаты. Робер, конечно, мог остаться в своем особняке и просто попросить слуг принести ему все необходимое, но больная голова требовала свежего воздуха.
Робер медленно осмотрелся и двинулся в сторону первого знакомого кабачка, желая посидеть там, позавтракать и утолить утреннюю жажду бутылочкой вина. Однако, ближайший трактир оказался полон народу, мало того, публика выглядела весьма неопрятно. Прямо перед входом большой толпой сидели старые солдафоны, сдвинув столы и горланя военные песни. Рядом, расположившись по двое-трое, выпивали мускулистые забулдыги с полностью обнаженными руками. Они примостились на лавках, сидя в грубых
На улице уже шли колонны бравых гвардейских полков, блестя янтарными, под цвет правящей Земли, плащами на солнце. Сапоги гулко стучали о мостовую, шпаги бряцали о гранит, высоко вверх взметались боевые флаги и вымпелы. Под мерную барабанную дробь, молодые, выскобленные до красноты, лица солдат вытягивались в единую струну. Робер, конечно, мог беспардонно сунуться в строй, грубо растолкать всех и перейти на другую сторону, но он не стал этого делать. Лет пять назад Робер сам служил в армии, получил звание полковника и ушел в запас. Эти годы вспоминались с ностальгией и некоторой теплотой. Поэтому у него сохранилось уважение к военным.
Минут через десять торжественная процессия прошла мимо, и Робер устремился следом, выходя на широкую Царскую площадь. Там для простонародья готовились всякого рода представления, забавы и угощения. На грубо сколоченных помостах разыгрывались потешные сценки, рядом выступали жонглеры и фокусники, чуть поодаль молодцы пытались влезть на смазанный жиром столб, чтобы достать новые сапоги.
А на другом конце площади шла раздача вина для простонародья. На брусчатку прикатили пять здоровущих бочек и наливали каждому, причем задарма. Но, всем поровну. Рядом, словно невзначай, приютился ушлый торговец кружками с вытесненными на них имперскими гербами. К гончару уже выстроилась очередь. Люди покупали у него кружки и вставали в другую очередь, чтобы получить королевский подарок. А в свою собственную посуду вино категорически не отпускалось.
Робер рассмеялся, понимая весь цинизм и жадность короля Карла. Он фактически продавал, а не раздавал бесплатно вино, ибо цена простой, хоть и красивой, кружки в такой праздничный день взлетала втрое, а то и вчетверо. Маркиз и не думал возмущаться и торговаться, но стоять в очередях не хотелось. Особенно на жаре и изнемогая от жажды. Также не хотелось и разгонять простолюдинов, чтобы первому купить кружку и налить вожделенного вина. По тем же причинам, что и сдержало его порыв в трактире.
Робер просто подошел к началу очереди и выцепил своим наметанным глазом одного работягу. Этот человек в грубом фартуке трудился портным или обувщиком, но его одежда казалась удивительно чистой. Ремесленник или вообще не приступал сегодня к работе, или специально надел новый фартук, гордясь профессией.
— Эй, приятель! Можно тебя на пару слов? — окликнул ремесленника Робер.
— Что вам угодно, сударь? — вежливо ответил тот.
— Когда купишь кружку, подойди ко мне, есть небольшое предложение…
Пять массивных бочек с королевским вином стояли небольшой пирамидой. Три внизу, и две сверху. К нижней левой бочке виночерпий приделал краник и наливал вино всем в порядке живой очереди. А сзади всей этой конструкции на табурете сидел скучающий охранник. Он лениво читал замусоленную книжку, вяло отмахивался от мух и изредка поглядывал, как бы кто не подошел сзади с буравчиком в обход очереди. Парень так разомлел на солнце, что даже не заметил, как получил аккуратный удар эфесом по голове и размяк. Робер нежно опустил «притомившегося» стража на землю.